Моим противником стал Эрнан де Рамирес по прозвищу Грач, тот самый чернявый наемник с холодным взглядом и хищным выражением лица, которого я ранее определил как самого опасного из настигшего меня отряда наемников графа де Бернье. Сам ла Вивьер решил не рисковать здоровьем и репутацией среди своих людей. Стремиться обязательно убить этого самого Рамиреса я не буду, а вот с его командиром провернул бы дельце с мрачным удовлетворением. Сейчас мне казалось, что за жестокие убийства Бельчонка и Эстелы я должен уничтожить как можно больше значимых для де Бернье людей. Грач был всего лишь рядовым бойцом, а вот ла Вивьер числился в легионе лейтенантом, замещал де Монтегю в его отсутствие и входил в круг доверенных лиц командора. Потерю такого офицера де Бернье ощутил бы, потерю же де Рамиреса даже не заметит. – Ну что, Смычок, поиграем на скрипке? – холодно усмехнулся дуэлянт. – Давай, Грач, сыграй ему похоронную! – рассмеялся один из наемников, но, наткнувшись на тяжелый взгляд графа де Сен-Мара, тут же умолк. Сколько я уже таких шуточек наслушался! А уж сколько шутников потом жалели о своих словах… Ладно, сейчас поглядим, чего этот Рамирес стоит. Кстати, знавал я одного де Рамиреса в Монтере во времена службы в Патруле. Правда, недолго: он погиб от рук бандитов во время самой крупной стычки с ними. Но вряд ли этот родственником ему приходится, в Нугулеме Рамиресов чуть не по сотне на каждую провинцию. Вскоре выяснилось, что и фехтует этот Рамирес похуже однофамильца. Много суетится и вкладывает в каждое движение больше сил, чем того требует ситуация. Зато не забывает сверлить меня при этом свирепым взглядом. Начали мы с того, что Грач сделал попытку проткнуть меня насквозь в первой же сшибке. Я парировал с отходом назад и чуть остудил его пыл угрозой получить укол прямо в лицо. Далее противник вознамерился выбить шпагу из моей руки. Само собой, безрезультатно. Потом Рамирес выдал неплохой отрезок, проведя несколько атак средней сложности и взяв пару защит. Но при этом он по-прежнему вкладывал в свои удары и парирования слишком много энергии, отчего многие его действия выходили более амплитудными, чем полагалось. Отражая одну из таких атак, я уклонился назад, пропуская чужой клинок мимо себя, тут же добавил ему скорости хлестким ударом справа налево и, сделав полукруговое движение запястьем, нанес укол в правое плечо. – Туше! – воскликнул виконт де Людонь. – Царапина! – поспешил всех успокоить Грач. Зрители, которых собралось на постоялом дворе великое множество, возбужденно загалдели. Кто-то переживал за меня или за де Рамиреса, кто-то возбудился от вида крови, а кто-то просто радовался бесплатному развлечению: не каждый же день выпадает возможность поглазеть на целое представление, где дворяне изо всех сил стараются выпустить друг дружке кишки. Как бы ни хорохорился наемник, стараясь приуменьшить серьезность ранения, но все же было заметно, что оно доставляет ему проблемы. Рукав сорочки стал набухать от крови, а движения правой руки стали более экономными. Тем не менее прекращать поединок ставленник ла Вивьера не собирался. По всему выходило, что он посчитал пропущенный укол не более чем досадным недоразумением и потому, сжав зубы в попытке заглушить болевые ощущения, снова перешел в наступление. А поскольку я в ответ на это лишь пассивно защищался, постоянно уходя в сторону, то увлекшийся противник не сразу понял, что мои маневры имеют вполне определенную цель – развернуть его лицом к солнцу. Когда же Рамиресу пришлось щурить глаза, защищаясь от прямых солнечных лучей, я стремительно контратаковал. Укол в голову он сумел предотвратить, но резаной раны на правом предплечье избежать не смог, и шпага только каким-то чудом не вывалилась из его руки. Зашипев от боли, наемник отскочил назад, спеша разорвать дистанцию. Фехтовать правой рукой он больше не мог, но, мельком глянув на своего командира и не уловив по выражению его лица разрешения сдаться, перехватил оружие в левую руку и снова встал в позицию. – Ла Вивьер! – громко, чтобы услышал каждый зритель, крикнул я. – Не прячься за спинами подчиненных, дерись сам! Физиономия лейтенанта Ожерского легиона окаменела, а глаза почернели от злости, но он, к моему большому сожалению, не поддался на провокацию. Вместо этого в атаку снова пошел де Рамирес. Впрочем, левой он фехтовал заметно хуже правой, потому никаких проблем мне доставить не смог. Парировав три пустяковые атаки, я без особых усилий оставил Грачу царапину на левой стороне груди, после чего нанес укол в оставленное без прикрытия бедро. – Туше! – радостно воскликнули переживающие за меня зрители. Эрнан де Рамирес сделал два торопливых шага назад, после чего вынужден был опуститься на одно колено и зажать рану на бедре рукой. – Проклятье! – сдавленно выругался он, сверля меня ненавидящим взором. – Вашу шпагу, сеньор! – Я убью тебя! – бессильно кривя рот, заявил наемник. – Шпагу! – повторил я более серьезным тоном, для верности нацелив свое оружие в грудь поверженному противнику. Это возымело действие: его шпага, со звоном ударившись эфесом о камень, приземлилась у моих ног. – Сеньор де Рамирес, вы сражались честно, пусть ваш клинок останется при вас. Можно было еще добавить пожелание научиться лучше пользоваться этим самым клинком, но я не стал дополнительно унижать проигравшего, не в моих это правилах. Так что я просто толкнул ногой шпагу обратно в сторону наемника. – Ну что, ла Вивьер? – громко поинтересовался я, вновь предлагая лейтенанту занять освободившееся место поединщика. Но тот вновь проигнорировал мое предложение. Не входило в его планы сегодня подвергать свою жизнь опасности. – Сделка заключена, де Бранди, у тебя три часа, – мрачно ответил лейтенант легионеров. – Время пошло. Что ж, графу де Сен-Мару действительно удалось выторговать трехчасовую временную фору, в продолжение которой наемники будут обязаны в полном составе просидеть в трактире под присмотром солдат. А чтобы последним было не в тягость незапланированное трехчасовое сидение, я снабдил бравого сержанта целым реалом. Для хороших людей не жалко. – Отличная работа, де Бранди! – Де Сен-Мар довольно хлопнул меня по плечу, в то время как виконт просто смотрел на меня восторженными глазами. – Кому-то может показаться, что все произошло случайно, но я-то кое-что понимаю в фехтовании. Потому повторюсь: прекрасная работа! – Благодарю вас, граф, – искренне ответил я и, вспомнив одну деталь из прочитанных писем неизвестной влюбленной пары, поинтересовался: – Скажите, вы случайно не припомните, кому из нугулемской знати принадлежит замок Лиарре? – Лиарре? Маркизу де Сальвери! – практически без раздумий ответил де Сен-Мар. – Если вы едете туда, то вам нужно на юг! – Нет-нет, это я так, вспомнил кое-что, – поспешил я замять вопрос. – Еще раз благодарю вас, граф, и вас, виконт! И, вежливо раскланявшись с де Сен-Маром и де Людонем, я поспешил вскочить в седло и покинуть постоялый двор. Время было дорого. По крайней мере, я так думал. Времени у меня оказалось достаточно для того, чтобы свернуть на ведущую мимо города дорогу и понять причину как спокойствия, с которым ла Вивьер пошел на сделку со мной, так и смирения, с которым он воспринял свое поражение. Дело было просто в еще одном отряде наемников в окрестностях Энсенадо, и, готов биться об заклад, лейтенант Ожерского легиона успел послать гонца к соратникам еще до начала заварушки на постоялом дворе. Ловок, мерзавец, ничего не скажешь! И претензии не предъявишь, поскольку сделка не распространяется на легионеров, не присутствовавших при ее заключении. Единственное, чего ла Вивьер не мог рассчитать, так это точного времени прибытия второго отряда к «Окороку». Вот меня и спасло то, что я увидел движущийся мне навстречу отряд, едва я миновал поворот в сторону города. Ошибки быть не могло: как минимум половина отряда была одета в голубые форменные плащи с черным орлом на груди, так что эти господа точно спешили по мою душу. Развернув коня, я во весь опор помчался к въезду в город. Опознать меня с такого расстояния вряд ли было возможно, но в том, что мой маневр привлечет внимание всадников, сомневаться не приходилось. Что ж, придется менять планы. Примчавшись в Энсенадо, я у первого попавшегося на пути лошадника сбыл по дешевке коня и порасспросил о сдающих жилье горожанах. Мол, хочу комнату снять на большой срок, но не в гостинице, а в частном секторе. Получив пару адресов, я тут же выкинул их из головы и, окольными путями обходя как всегда заполненную людьми рыночную площадь, поспешил к северному выходу из города. Дело в том, что сам Энсенадо стоял не на реке, но в паре километров к северу от него протекала Тахеда, не очень большая, но вполне себе судоходная речка. И движение по ней было довольно оживленным, что вполне позволяло надеяться быстро найти место на небольшом судне или грузовой барже. Если мои преследователи не бросятся к причалу сразу, то к тому моменту, когда разберутся, я уже буду на два десятка километров восточнее города, где-то в окрестностях Уэски. Но был в таком решении и изрядный риск: если они выйдут на мой след быстро, то настигнут меня прямо на воде, где прятаться особо будет некуда. Бегом преодолев открытое пространство, пока еще отделяющее городские окраины от речного порта, я оглянулся. Погони на горизонте не наблюдалось. Да оно и неудивительно: войдя в город, наемники кинутся расспрашивать обо мне, наткнутся на лошадника, потом проверят сообщенные им мне адреса квартирных хозяек и только потом станут думать, куда я мог исчезнуть. На причале мне без труда удалось договориться с хозяином первого же попавшегося на глаза судна, собиравшегося уходить вниз по течению. За пару медяков я получил место на палубе небольшого кораблика, имевшего и парус, и весельную команду. Удобства отсутствовали как таковые, но мне они и не требовались, вполне хватало небольшого закутка на корме, за целой горой бочек с солониной, отправлявшихся из северных баронств в центральную часть страны. Судно отчалило буквально через несколько минут, и все время, пока причалы и дорога из города были видны, я продолжал с тревогой следить за происходящим. Но никакого переполоха не случилось, всадники в заметных плащах на пристани так и не появились. – Посмотреть бы на лицо ла Вивьера! – довольно пробормотал я себе под нос, устраиваясь поудобнее на палубе. День стремительно клонился к вечеру, а это означало, что вскоре людям де Бернье придется прекратить поиски из-за темноты. Нет, они, конечно, могут разбиться на смены и проверять все постоялые дворы вдоль дороги, но для этого им нужно больше людей. В общем, как ни крути, но к утру я оторвусь от преследователей на приличное расстояние, а значит, можно вздохнуть свободно. Но не так все было просто, и в расслабленном состоянии пребывать мне пришлось совсем недолго. Оказалось, что судоходство на Тахеде по ночам останавливается, поскольку она чересчур узка и извилиста для безопасного плавания в условиях плохой видимости. Так что мы встали на якорь у какого-то хутора, состоящего из трех-четырех домиков, отойдя от Энсенадо всего километров на десять. На мои расспросы капитан только развел руками: мол, слишком велик риск в темноте разбить судно или посадить его на мель. Конечно, можно было поскандалить, размахивая шпагой, потребовать продолжить движение или вернуть деньги, но зачем нагнетать страсти? Разве ж люди виноваты, что я не удосужился узнать заранее об особенностях судоходства на Тахеде в ночное время? Да и незачем сейчас мне привлекать дополнительное внимание к своей персоне. Чем незаметнее, тем лучше. Ночной простой не входил в мои планы, ведь тем и хорош речной транспорт, что можно продолжать движение даже во время сна. А так – считай то же самое, что я залег бы на дно где-нибудь в окрестностях Энсенадо. Того и гляди проснешься утром, а весь берег усеян легионерами с улыбающимся ла Вивьером во главе. Надо что-то делать. Но что? Что можно сделать, находясь посреди реки? Я тяжело вздохнул и обратил свой взор на левый берег. Хутор на правом берегу слишком мал, вряд ли я там смогу раздобыть хоть какого-то коня, чтобы убраться подальше от места поисков. А вот на левом берегу, на некотором отдалении от реки, виднелись огни достаточно большой деревни. Да, там – пограничье. Совсем узкая полоска нугулемской земли, соседствующая теперь с разошедшимися не на шутку эльфами. В этом заключается опасность левобережной территории, но в этом же кроется и шанс на спасение. Какими бы бесшабашными сорвиголовами ни были наемники Ожерского легиона, влезать на территорию, где можно быть атакованными эльфами, они вряд ли захотят. Да и северные бароны очень не любят самоуправства посторонних на своих землях. Так что путь мне лежит на ту сторону, а там уж как повезет. Аккуратно уложив сапоги, пистолеты и верхнюю одежду в кожаную суму, я взял в зубы шпагу и осторожно опустился в воду. Не буду прощаться с хозяевами кораблика, бог даст, они вообще не заметят моего исчезновения до утра. Ох и долгий же выдался у меня сегодня денек! Давненько я так не уставал. Вот, для полноты ощущений, еще купание в холодных водах Тахеды мне выпало. Добравшись до деревни, я не стал мудрствовать лукаво и просто залез в первый попавшийся на пути сеновал. Сойдет сегодня мне за постель, я не гордый. Глава 9 Разбудил меня доносившийся с улицы шум. Какое-то время утомленный разум отказывался верить в то, что это может иметь ко мне хотя бы малейшее отношение, но потом чувство опасности взяло свое и заставило-таки уделить происходящему должное внимание. На улице еще было темно, а одежда на мне не успела толком высохнуть после вынужденного купания в реке, из чего следовал прискорбный факт: поспать на деревенском сеновале мне удалось не более двух часов. Неужели люди ла Вивьера снова взяли мой след? Неужели ночью разыскали именно то судно, на котором я ушел вниз по реке, и обнаружили облюбованное мною для ночлега место? Но стали бы наемники так шуметь? Хотя земли здесь приграничные, значит, всегда есть возможность списать свои бесчинства или на промышляющих в этих местах разбойников, или на недружественные действия северных соседей. Тем более в свете активизации боевых действий между местными сеньорами и эльфийскими танами. Поступил бы я подобным образом, будучи на месте людей графа де Бернье? Нет, конечно, но сейчас речь идет не о том, как поступил бы я, а о том, что мне делать. Откопавшись из сена, я несколько минут встревоженно прислушивался к происходящему, пытаясь определить направление и степень надвигающейся опасности. Все было плохо, и с каждым мгновением ситуация рисовалась мне во все более мрачных тонах. По единственной улице деревеньки носились всадники с факелами, заливались истеричным лаем собаки, хлопали двери и оконные ставни, то тут то там кричали люди. На западной окраине в ночное небо взметнулось зарево пожара. Если это дело рук людей ла Вивьера, то графу де Бернье пора списывать своего подручного со счетов. Или же я ничего не понимаю в этой жизни. Так. Если в деревне загорелось одно подворье, то велика вероятность, что по итогу сгорит все селение. Следовательно, пора уносить ноги с сеновала. Только вот куда податься? Попытать счастья, постаравшись затеряться в самом центре суматохи, или снова рвануть в сторону реки? Мои размышления были прерваны скрипом входной двери. Из дома моих нечаянных хозяев выскользнули три темные фигуры: мужчина, женщина с младенцем на руках и девушка тринадцати-четырнадцати лет. Вся троица метнулась в сторону огорода, но попытка побега оказалась неудачной: едва миновав сеновал, глава семейства испуганно вскрикнул и тут же со сдавленным хрипом рухнул на землю. Кажется, из его горла торчала стрела. А со стороны огорода появились легкие стремительные фигуры. Эльфы… Господи! Почему так? За что мне все эти испытания? Или это я своим вмешательством принял на себя грехи Бельчонка? Да нет, не может такого быть! Я должен был спасти друга, и я сделал это. Нет в этом греха. За что же тогда все это, да в таких количествах и сразу? Женщины закричали, проснулся и заплакал младенец. Двое эльфов, не задерживаясь и не обращая внимания на женщин, проскочили мимо и исчезли за калиткой. Еще трое задержались на подворье, при этом один навалился на девчушку и принялся задирать ей юбку, второй юркнул в дом, а третий, поигрывая длинной эльфийской стрелой, медленно стал теснить женщину с ребенком прямо к сеновалу. Я тяжело вздохнул. Своя жизнь, несомненно, мне очень дорога, но позволить на своих глазах убивать беззащитных женщин и детей я тоже не мог. Потому что это неправильно. Женщина испуганно кричала, младенец тоже голосил изо всех сил, так что беспокоиться за звук вынимаемой из ножен шпаги мне не пришлось. Увлеченный своей жестокой игрой, эльф продолжал тычками наконечника стрелы загонять жертву в угол. При этом его бледное, слегка подсвеченное лунным светом лицо оставалось абсолютно бесстрастным. Зато как оно исказилось в следующее мгновение, когда мой клинок вонзился ему точнехонько в горло! Куда подевалась вся эльфийская бесстрастность? Удивление, страх, ненависть отразились на лице нападавшего всего за какое-то мгновение. Наблюдать за ним дальше я не стал, в следующий миг уже оказавшись за спиной у напавшего на девушку. Его жизнь оборвалась ударом стилета под левую лопатку. В это трудно было поверить, но мое неожиданное появление на авансцене заставило женщину закричать еще громче. А вот девчушка проявила гораздо большую стойкость духа. Она только тихонько всхлипывала и размазывала по лицу слезы, когда я помог ей подняться.