Даже роль жены обычного землевладельца, не обремененного титулами и вековым наследием рода мне казалась теперь куда лучше. Ярко представила себя чинно идущей по узкой улочке Малого Рейна: рядом крупный, степенный мужик, бородатый и светловолосый, с красным мясистым лицом, как у всех, выпивающих крепкий свой эгле¹ каждый второй день имперской декады². Это мой муж, благоверный, конечно. Он несет всякую чушь, пугая грохочущий басом весь земельный квартал, а я только морщусь в ответ, снисходительно слушая. Все эти хаттэ³ на семейных прогулках казались мне внешне похожи, как однояйцевые близнецы. Они не чурались самой грязной работы, на местном рынке торговались самозабвенно за каждую гле⁴, женились всегда по расчету. В большом доме такого семейства всегда было шумно и оживленно: здесь жили все многочисленные незамужние сестры мужей и такие же тетки, вдовые бабки и прочие бесконечные громкоголосые родственники, окруженные кучей веселых и толстых детишех всех размеров и возрастов. Вздрогнула. Пару раз я нос к носу сталкивалась с семьями хаттэ, в узких, тесных проулках по дороге в порт и всегда спешила быстренько и незаметно удалиться. Нет, не получится из меня полезной жены и хорошей матери для простолюдина. Пустые мечты и напрасные мысли, мой путь предначертан давно и ничего уже не изменить. И отчего мне так тошно? Вдруг внимание привлекла яркая вспышка высоко там, за заиндевевшим стеклом. Ясное небо неожиданно осветилось целой связкой ослепительных молний, и в ту же секунду пошел густой снег. Прямо из воздуха, словно сам свет вдруг замерзал на лету и падал теперь медленно, неторопливо. Невольно залюбовавшись, я встала на цыпочки, потянувшись к окну еще ближе. — Халим уже на ногах? Эта глупая козочка скоро застудится снова! — знакомый низкий женский голос заставил меня резко вздрогнуть. — Что за наказание мне? А ну быстро в купальню! И как у нее получалось появляться беззвучно и в самый неподходящий момент? — Можно подумать там будет теплее… — впереди ожидала суровая процедура, придуманная очень давно, еще самыми первыми колонистами: сперва теплая ванна соленой воды, наполненная из нашего домового источника, а потом мне на голову выльют целую бочку воды ледяной, из верхнего резервуара на крыше. Б-р-р-р-р-р! Зато, наши дети совсем не болели. И взрослые не простужались, почти. Как сказано в исторических хрониках: после первых десятилетий на теплой планете с недолгой зимой колонисты расслабились, и первая же суровая стужа двадцатилетнего цикла светил едва не унесла жизни всей тогда процветавшей колонии. С тех пор так оно и повелось… А когда источник замерзнет совсем, уже в середине суровой зимы процедуры в купальнях будут завершаться растиранием снегом. Никогда я их не любила. — Можно подумать, тебе хоть раз удалось выйти немытой к столу! — моя старая няня, мой бессменный надсмотрщик и вечный палач, не знающий жалости, громко фыркнула. Сухенькая, беловолосая и белоглазая, ростом едва ли мне по плечо, она двигалась порывисто и очень быстро. Со спины старая Куста была даже похожа на одного из поселковых мальчишек. Из тех, что шустро помогали на замковой кухне, работая за еду. Но внешность обманчива: с самого раннего детства все дети Рейнов знали весомую силу ее оплеухи. Чуть позже она знакомила нас и со своим мастерством владения гибким кнутом, неизменно висевшим за поясом этой верной отцовской собаки. Тихо вздохнув, я покорно поставила ноги в хитросплетение толстых ремешков домашней обуви. Пористые подошвы, выточенные из прочной коры дерева са надежно защищали ноги от ледяного пола. — Отчего будущая жрица так печальна сегодня? Снова сны? — поджав губы сердито старуха требовательно подала мне длинный холщовый платок. После вчерашних болезненных процедур нежная кожа на голове все еще очень болезненно ныла. Вчера мне исполнился двадцать один год от рождения по имперскому календарю. Первое звездное совершеннолетие. Я лишилась последних волос, получив, наконец, зера рода Рейн. Вечное жреческое клеймо и ключ к иллюзорной свободе. — Хаси, ты видела? Там, в небе что-то… Накинув на голову плотный платок я поморщилась. Ощущения не из приятных: кожа саднила, а рана на самой макушке будет затягиваться еще долго. Пока зерно примет донора, пуская тонкие нити благословения… Но терпение — главное достоинство любой женщины, этому нас учили буквально с рождения. — А! Так козочка же не знает! Ужас! Прибыл имперский фрегат, и все гадают, чем нам это грозит. Такой переполох, все бегают, как ошпаренные! Вот это новость. За всю мою визитов из “большого мира” в нашу забытую всеми богами Вселенной колонию еще не было. Я уже даже думала, что все эти истории о Великой Империи — сказки. Как можно летать между звездами? В голове не укладывалось. А Куста не унималась. Заправив постель, она привычным жестом заглянула под девичью кровать, словно что-то надеясь найти, провела пальцем по каменной поверхности подоконника, укоризненно покачав головой. Кроме узкого ложа в крохотной комнате не было ничего, совершенно. Даже простой лавочки. Меня с детства учили жить скромно. Роскошь женщину лишь развращает. — Они, говорят, страшные как тараканы! — с неподдельным ужасом в голосе произнесла няня. — Только бы не добрались до нас! — Так уж и страшные? — я нетерпеливо топталась возле двери, ожидая старуху. Без сопровождения выходить из комнаты было запрещено и опасно. Сколько раз в детстве я представляла себе страшных монстров, бродивших по замку ночами, привидений и призраков, поджидающих нас за дверью? Но причина была куда более прозаична: старые замки, вырубленные в монолитах древних скал витолита за ночь заполнялись продуктами его разложения и буквально гудели от сгустков энергии. Чтобы выйти утром из комнаты, нужен был проводник, расчищающий дорогу своим поглотителем. На уроках природоведения еще одна детская сказка рассыпалась, как кучка сухого песка. — Глупеньким маленьким девочкам все бы не верить старухе. Куста с трудом отодвинула толстую полированную дверь и сняв с пояса тонкий стальной кнут, бросила его быстро вытянувшийся хвост в коридор. По стенам посыпались белые искры, пол под моими ногами слегка даже вздрогнул. — Эк сегодня все зарядилось. Я хожу второй раз, а он все не уймется! — Проворчала старуха, а мне оставалось гадать, кто такой этот “он” и почему “не уймется” Впрочем, фантазия у всех белоголовых богатая. В их страшных сказках кого только не было… Можно идти. Уже в коридоре я оглянулась на узкое окно за спиной. Имперский фрегат. Интересно, какой он? Очень жаль, что пустовавший многие годы Большой внешний порт находился от нас в трех ночах пути. Мы только издалека его видели, все рейсы в столицу принимал Малый порт. А здесь — глухая провинция. Озера, леса, рудники, несколько древних замков, малюсенький городок и большой шумный порт, живущий своей бурной жизнью, мало прайд задевающей. Придется довольствоваться глупыми слухами и досужими сплетнями. Как обычно. _________________________ ¹ Эгле — крепкий алкогольный напиток, полученный из продуктов брожения почек дерева са. ² имперская декада — 10 имперских суток или 12 земных дней ³ Хаттэ — обращение к землевладельцам рожденным вне прайдов (состоятельным простолюдинам) ⁴ Гле — самая мелкая денежная единица мира Лигла, представляет собой медную чешуйку с имперским гербом. 2. Сова Сова. Имперский фрегат 27-313, класса A— IIV — Вторая суточная вахта четвертого имперского месяца пятьсот семьдесят третьего года эры всеобщего благоденствия! — громко прохрюкал над бедной инспекторской головой звучный голос искусственного сознания. — Светлых мыслей, инспектор! — тот, кто его создавал, знал толк в утренних пытках. — Добро пожаловать в суровую реальность, капитан. Аверин поморщился, как нейропатической боли. — Петрович, я просил будить меня по земному календарю. Спорить с системами управления — крайне дурная привычка, присущая многим землянам. Среди многих вредных привычек и пагубных наклонностей капитана, эта — далеко не самая неприятная. — Твоя просьба не несет никакой смысловой нагрузки, инспектор Аве-рин. Бесполезно. Кристаллический мозг его нового корабля отличался редкостным высокомерием. Порождение мира Габры, лежавшего в центре звездной системы Шедар, искусственный интеллект, заключенный в эффектный кристалл был последним словом нейротехники. Система дарила массу новых возможностей в управлении сложными техногенными организмами. Таких, как корабли эксадальнего следования — плод многолетней работы технических гениев. Настоящее чудо природы. Все так. Только все эти новейшие кибер-мозги отличались чудовищными характерами. “Системы несут след создателей”, как говаривал классик-землянин. Аверин был настоящим землянином. — Это мой корабль, моя экспедиция, и мое настроение напрямую влияет на ее эффективность! — капитан произнес эту сложную фразу и потянулся. — А будешь спорить со мной, — переведу в экономный режим. Так понятней? Только землянин мог дать имя искусственному интеллекту. И только Аверин додумался обозвать эту сволочь “Петровичем”. Скатываться с круглого ложа совсем не хотелось, но до начала его вахты оставалось короткая четверть земного часа. Упругий рывок, разворот и Макар на ногах. Прыжок, кувырок в воздухе через голову и подход на руках к полукруглой двери бокса, где размещался санузел капитанской каюты. Пальцем ноги нажал на мягко утопающую в гладкой поверхности ручку, снова кувырок и Аверин уже на ногах. Этот нехитрых гимнастический ритуал после недолгого сна быстро позволял ему восстанавливать координацию. Док его не одобрял, но изменять своим привычкам инспектор не был намерен. Да, шервовы⁵ жабры, вот такой он упертый козел, и совсем не скрывает своих очевидных достоинств. — Список медицинских рекомендаций можешь сразу же выкинуть в… — Макар категорически не приветствовал нецензурную лексику на корабле. Штрафовал экипаж, сам был сдержан. Приходилось мимически дополнять все им сказанное. Взмах руки, средний палец, направленный в сторону унитаза. Петрович все понял, он привык к капитану Аверину. И научился молчать своевременно. — Туда же отправь назначенный мне рацион. И попрошу без комментариев. Только нотаций от каменюки на прочной подставке Макару еще не хватало, конечно. — Как скажешь, инспектор Аве-рин. Через два с половиной часа по имперскому… — Земному. Мой корабль — мои правила. Напоминаю: ин-спек-тор я только при исполнении миссии. Сейчас — капитан. Будешь спорить со мной… — Есть, так точно. И Петрович обиженно замолчал. Инспектор на корабле был почти богом. И капитаном, и командиром, и вождем разношерстного аборигенного племени. Космический аппарат класса A-IIV, способный выходить в пресловутые Сумерки и перемещаться вне времени и пространства с легкой руки землян вся галактика называла “фрегатами”. Мало кто помнил историю этого слова, но оно прижилось. Жители этой зеленой планеты вообще отличались богатым воображением.