– Так уж хочется на казнь посмотреть? – На злодея. Он-то посейчас где? Небось, у воеводы, в амбаре? – раскраснелась девица, разрумянилась – ай, хороша! – Не у воеводы, у старосты. – А-а-а! – Только ты его не увидишь, кто тебя на двор пустит-то? – Ну-у… завтра тогда посмотрю. – Вот-вот… завтра. Простившись с девчонкой, Никита Петрович добрался наконец до церкви и, сняв шапку, долго молил Господа об успехе во всех своих делах. Помолившись, сотник решил не возвращаться на постой к Савватию, а отправиться прямиком к Потемкину, узнать, что там да как. Спрямляя путь, молодой человек пошел лесом, по узкой заросшей тропке, огибавшей небольшое, но топкое болотце, издавна пользующееся среди местных жителей самой дурной славой. Больно уж коварное было. Вот вроде бы и лужайка, ан нет! Только ступи! За лесочком, у тракта, толпились какие-то люди, наверное, воеводские, Никита Петрович не обратил на них никакого внимания, старательно обходя кочки – тропинка-то свернула к болотцу, и тут уж нужно было смотреть во все глаза. А некоторые вот не смотрели! Бутурлин неожиданно для себя закашлялся, увидев посреди болота здоровенного румяного парнягу с рыжей косматой бородой. По возрасту – примерно своего ровесника. Парняга стоял по-хозяйски, широко расставив ноги, и истово молился, то и дело крестясь на церковную маковку. Одежда выдавала в молящемся человека непростого – парчовый, с золочеными пуговицами, кафтан, лазоревая, распахнутая на груди ферязь с длинными, завязанными позади узлом, рукавами. Ферязь тоже недешевая – с шелковыми вставками, да по виду – из доброго аглицкого сукна. Вот только шапки на парне не было – видать, позабыл, оставил… – Господи, Господи, помоги мне в начинанье моем… – крестясь, громко шептал парняга. Не слабый такой, крепкий – даст в лоб, мало не покажется, да! Да и, верно, тяжел… И как он только до сих пор в болото не провалился? Повезло, верно, ага… Однако везение сие продолжалось недолго. Окончив молитву, детинушка в очередной раз осенил себя крестным знамением, повернулся, сделал широкий шаг… и со всей дури ухнул в разверзшуюся болотную хмарь! – Да куда ж ты! Эй! Опомнившись, Бутурлин скинул кафтан и тотчас же бросился на подмогу, протянул руку… – Держись! Под себя, под себя греби! А парень тонул, уже погрузился в болотину почти что по самую шею. Сопротивлялся, барахтался, да намокшая неудобная ферязь неудержимо тянула на дно… Оп! Схватился-таки парняга за руку… Ну, однако же, и тяжел! Попробуй такого вытащи! Как бы самого в трясину не утянул. – Давай, давай… Ногами, пробуй, толкайся! И-и-и… раз… и-м-и… два… Летели прямо в лицо грязные холодные брызги, в сапоги за голенища уже набралась вода. И зипун, и порты намокли, отяжелели… – И… еще разок… давай… и… Выбрался парняга по грудь! Вытащили… А дальше уж пошло дело! – Уфф! – усевшись на кочке, незнакомец вытер рукой лоб, мокрый то ли от болотной воды, то ли от пота. Похоже, он ничуть не испугался, лишь, успокаиваясь, тяжело дышал. Голубые глаза смотрели властно и строго: – Спаси тя Бог, брате! Ты кто будешь-то? – Никита… Никита Петрович Бутурлин… служилый человек… помещик… – То-то я и вижу – не из простых. Как сам, Никита? – Да ничего вроде… Только вот вымок, да в грязи, ага. – Так и я не сух. – Парень гулко засмеялся и, повернув голову, увидел бегущих в болоту людей. Нервная какая-то недобрая складка обозначилась у спасенного возле губ: – О! Явились не запылились, – бросил он зло. – И где раньше были? Впрочем, сам же им и велел не мешать. Молитва, брат Никита, суеты не терпит. – Оно так, – пытаясь стряхнуть налипшую тину, согласно кивнул сотник. Детинушка расправил плечи – коренастый, сильный: – Ну, что? Ты со мной? – Да пожалуй, побегу в избу, переоденусь. – Это правильно. Ну, давай, беги! Здравия тебе. – И тебе не хворать, человеце. Не очень-то удобно было сейчас мокрому да грязному стоять, Никита Петрович даже забыл у спасенного и имя спросить, да не до того было – скорей сейчас в избу, переодеться в сухое да махнуть чарочку! Успел! Выпил чарку, переоделся – но только-только! Едва Никита Петрович накинул на плечи крестьянский кафтан детинушки Семена – уж, что было – как по крыльцу бодро вбежал вестовой: – Господина сотника князь-воевода Петр Иванович сей же час видеть желает! Махнув еще одну стопку – вкусная оказалась у Савватия медовуха! – Бутурлин быстро оделся да, прицепив к поясу сабельку, поспешил следом за вестовым. Князь-воевода ахнул сразу же, едва Никита Петрович ступил на порог крепко натопленной горницы. – Ой, Никитушка, тебя ли вижу? Это что это ты? В чем явился? Бутурлин развел руками: – Так это, княже… В болотину утром упал. А новой одежки нету! – Господи, господи, – торопливо закрестился Потемкин. – Я б те свою дал… да, боюсь, не впору придется. Ох, Господи, Господи… Нам ведь к самому государю вот-вот идти, Никитушка! Ты слова-то мои ранешние помнишь? – Так помню! А что? Государь уже здесь? – Приехал только что, дождались! – воевода озабоченно покачал головой. – Государь отдыхать не возжелал – сразу в дела. Посейчас верфи осматривает, а потом и нас видеть захочет. Что? Одежку-то ладную совсем-совсем взяти неоткуда? Чай, пред царем предстанешь! – Ну… – Никита задумался. – Разве что у рейтар. Они на днях стирались. – Вот-вот! – обрадованно засмеялся князь. – Хоть у рейтар возьми… все не в армяке мужицком! – А ничего, что платье-то немецкое будет? – Ничего! Государь к полкам нового строя привычный. А уж там, сам знаешь: кто и русский – так по виду от немца не отличишь. Вернувшись в избу Савватия, сотник первым делом растолкал своего приятеля рейтара: – Эй, Жюль! А ну, хватит дрыхнуть! Да просыпайся же, черт бы тебя побрал! – Ке? Кес ке се? Что такое? – продрал глаза спавший на широком сундуке француз. – Ты что с утра ругаешься, мон шер ами? Перепил вчера… А-а-а! Я смотрю, ты уже и сегодня выпил. Как это у вас говорят – пох-мье-лил-ся! И как не стыдно? Меня не позвал! – Тебя добудишься, как же! – Никита Петрович хмыкнул и покачал головой. – Послушай-ка, майн фройнд. Сам государь приехал… – О! Государь! – Так мне бы к нему… А идти-то не в чем! Мое-то платье в грязи… – Так возьми мой праздничный камзол! И сорочку дам – ее только позавчера стирали… Да все бери, друг! Там, в бане, сохнет… Там слуга мой, Марк. Скажешь – я велел. Он тебе и одеться поможет. – Спасибо, Жюль! – благодарно просиял Бутурлин. – Я уж при случае отплачу, не сомневайся. Так, в бане, говоришь? – Да, там… Скажи, я велел… Слуга француза Марк действительно оказался в бане. Что-то достирывал, похоже, что свое – он вообще был весьма чистоплотным. Смазливый такой отрок, большеглазый, с тонкими четами лица и длинными темными локонами. В белой, с закатанными рукавами, сорочке, в узких коротких штанах, босой… Да в бане тепло было, еще со вчерашнего дня жар остался – чай, лето. К приказанию своего господина слуга отнесся с полным пониманием, улыбнулся: – Одежда? Да, конечно, что-нибудь подберем. Вы, господин, с месье Бийянкуром фигурою весьма даже схожи. – Ну, тогда быстрее давай! Я раздеваюсь уже, а ты тащи одежку… – Ага… сейчас… бегу уже… Высохшая одежда рейтара, аккуратно сложенная, лежала здесь же, в предбаннике…