– Что это было, юная леди? – «…нет, не умрете»[11]. Как только эти слова произносит Вера, Иэн Флетчер их повторяет и, сорвав яблоко с дерева Маккинни, демонстративно откусывает большой кусок. Только теперь Мэрайя вспоминает, где она недавно слышала этот текст: несколько дней назад его тихонько напевала Вера, сидя на качелях глубокой ночью. Вера, которая за семь лет своей жизни еще ни разу не побывала ни в церкви, ни в синагоге, Вера, которая никогда не ходила ни в воскресную, ни в еврейскую школу, напевала стих из Книги Бытия, как если бы это была простая считалочка. Сотрудники телекомпании, основанной Иэном Флетчером в Лос-Анджелесе, предпочитают держаться от своего босса на приличном расстоянии, поскольку опасаются его взрывного темперамента и умения оборачивать их слова против них самих. Кроме того, в случае, если насчет Бога он окажется не прав, им не хочется в день Страшного суда гореть вместе с ним в геенне огненной. Мистер Флетчер достаточно платит сотрудникам, чтобы они уважали его право на неприкосновенность частной жизни и наотрез отказывались давать интервью. Поэтому за пределами «Пэйган продакшн» ни одна живая душа не знает, что утром каждого вторника Иэн уезжает, а куда он уезжает, не знает вообще никто. Конечно, все активно строят предположения: может быть, у Флетчера назначено постоянное время свиданий с женщиной, может, он летает на ковен ведьм, а может, звонит папе римскому, который втайне от своей паствы является соучредителем их телекомпании. Несколько раз самые смелые из сотрудников на спор пытались проследить за черным джипом своего босса, но он всегда отрывался от них, наматывая круги по лос-анджелесской автостраде. Кто-то уверял, будто доехал за машиной Иэна до самого аэропорта, но коллеги не поверили. Куда человек может успеть слетать, если вечером того же дня ему уже надо быть на монтаже? Утро вторника первой недели антирелигиозного похода застает Иэна Флетчера под сенью Древа Иисуса. Когда к «Виннебаго» подъезжает черный лимузин, Иэн беседует с Джеймсом и несколькими его помощниками о том, как пресса отреагировала на прошлый выпуск. – Мне пора, – с облегчением говорит Флетчер. Ему придется перестраивать сложившийся план и максимально экономить время, но поездка все же состоится, хотя и с вылетом из Мэна, а не из Лос-Анджелеса. – Ты куда? – спрашивает Джеймс. Иэн пожимает плечами: – Есть кое-какие дела. Извини, я думал, что предупредил тебя о своем отъезде. – Нет… – К вечеру буду здесь, и мы закончим. Схватив портфель и кожаную куртку, Иэн хлопает дверью автодома, а ровно через два с половиной часа уже переступает порог небольшого кирпичного здания. Идет по коридору уверенно – видно, что он здесь не впервые. Некоторые из тех, кто ему встречается, приветственно кивают. В комнате отдыха, куда он входит, стоят дубовые столы, диваны с тканевой обивкой и несколько телевизоров. За угловым столиком сидит Майкл в оксфордской рубашке и свитере, хотя в помещении тепло. В руках у него игральные карты, которые он одну за другой переворачивает, бормоча: – Бубновая дама, шестерка пик… – Привет, Майкл, – мягко произносит Иэн, садясь рядом. – Червовый король. Двойка пик. Семерка бубей… Иэн подсаживается ближе: – Как дела, Майкл? Не переставая раскачиваться из стороны в сторону, мужчина твердо объявляет: – Шестерка треф! – Да, приятель, – вздохнув, кивает Иэн, – шестерка треф. Он снова садится на прежнее место и смотрит, как чередуются карты: красная, черная, красная, черная… – Ну вот! – восклицает Майкл. – Туз… – В рукаве, – договаривает Иэн. Впервые за все это время Майкл бросает на него беглый взгляд и, повторив как эхо: «Туз в рукаве», продолжает перебирать карты. Иэн молча сидит до тех пор, пока не истекает ровно час с момента его прихода. Он знает: хотя Майкл никак на него не отреагировал, если уйти на каких-нибудь несколько минут раньше, тот обязательно заметит. – Ладно, приятель, увидимся через неделю, – тихо говорит Иэн. – Дама треф, восьмерка бубей… – Пока, – сглотнув, произносит Иэн. Выйдя из здания, он отправляется обратно в Мэн. Недавно Вера сделала открытие: если крепко-крепко зажмуриться и потереть глаза подушечками пальцев, начнут появляться звездочки и зеленовато-голубоватые круги. Эти круги, наверное, и есть Верины глазные яблоки, которые отражаются, как в зеркале, на изнанке ее век. А если она тянет себя за уголки глаз, то видит вспышку красного цвета – цвета гнева. Вера проделывала этот эксперимент много раз, но со вчерашнего дня он перестал ей удаваться. Дело в том, что в школе начались занятия. Уилли Мерсер заявил, что только малявки носят ланч в коробке с русалочкой, а когда Вера, попытавшись его проигнорировать, заговорила шепотом со своей хранительницей, он засмеялся и сказал, что у нее едет крыша. Тогда Вера закрыла глаза, чтобы его не видеть, но это не помогло ей успокоиться, зато вскоре школьная медсестра позвонила маме и сказала: «Ваша дочь не переставая трет глаза. Наверное, у нее конъюнктивит». – Вера, у тебя болят глазки? – спрашивает доктор Келлер. – Нет, но все почему-то так думают. – Да, твоя мама рассказала мне, что было вчера в школе. Вера моргает и щурится, глядя на лампу дневного света: – Я не болею. – Не болеешь? – Мне просто нравится это делать. Так я вижу разные вещи. Попробуйте сами, – предлагает она, вздернув подбородок. К ее удивлению, доктор Келлер действительно снимает очки и трет глаза: – Я вижу что-то белое, похожее на луну. – Это внутренность вашего глаза. – Правда? – Доктор Келлер снова надевает очки. – Ты это точно знаешь? – Ну нет, не точно, – признается Вера. – Но вам не кажется, что глаза, даже если их закрыть, все равно смотрят? – Очень может быть. А ты, когда закрываешь глазки, видишь свою подругу? Вообще-то, Вера не любит говорить о хранительнице. Но доктор Келлер сильно удивила ее, сняв очки и начав тереть глаза, что Вера еле слышно отвечает: – Иногда. Доктор Келлер внимательно смотрит на Веру, так, как никто уже давно не смотрел. Мама, когда пытаешься ей что-то рассказать, только говорит «да-да» или «угу», а сама думает о своем. Миссис Гренальди, учительница, вообще не смотрит детям в глаза, а пялится на их макушки, словно боится увидеть в волосах каких-нибудь жуков. – Вы уже давно дружите? – С кем? – спрашивает Вера, хотя догадывается, что доктора Келлер не проведешь. – Вера, а у тебя есть еще друзья? – Психиатр слегка подается вперед. – Конечно. Я играю с Эльзой и Сарой. И с Гэри, если мама заставляет. Но Гэри вытирает сопли о мою одежду, когда думает, что я не вижу. – Я имею в виду таких друзей, как твоя хранительница. – Нет, – подумав, отвечает Вера. – Я не знаю никого, кто был бы на нее похож. – А она сейчас здесь? С нами? – Нет, – отвечает Вера и оглядывается. Ей неловко от этих расспросов. – Твоя хранительница с тобой разговаривает? – Да. – Бывает, что она говорит тебе какие-нибудь страшные вещи? Вера мотает головой: – Она делает так, что мне становится лучше. – Она прикасается к тебе? – Иногда. – Вера закрывает глаза и надавливает на них большими пальцами. – Ночью она встряхивает меня, чтобы разбудить. И обнимает. – Это, наверное, приятно, – произносит доктор Келлер.