— Ба! Чего беспокоиться? Лучше скажите, есть ли у вас револьвер? — У меня?! — сказал шкипер. — Огнестрельное оружие не по моей части, да я и не думаю, чтобы оно понадобилось нам. — Но этот помощник, что нам с ним делать? — Время покажет! — и шкипер больше ничего не прибавил. В это время постучался матрос, докладывая о приходе других, и оба сообщника торопливо вышли на палубу. Прилив был полный. Дождь перестал идти. После грозы наступила великолепная ночь. С доков Тильбери мачты многих кораблей обозначались огнями. А красный солнечный шар бросал свой свет на волны реки и крыши некрасивого города. При этом красном освещении на краю пристани видны были фигуры Сиднея Кепля и его товарища Артура Конерза, охранявших груз больших хорошо упакованных бочонков и запечатанных ящиков, в которых лежало колоссальное богатство. Через десять минут слитки были убраны в кормовую часть судна, и, когда клерки закричали стоявшим на берегу «Готово!», судно вышло из доков и быстро поплыло по реке. Кесс Робинзон стоял на мостике, у штурвала — матрос Георг Уайт; помощник же капитана Майк Бреннан, напившись до бесчувствия, спал в своей каюте в передней части судна. Золото, как уже сказано, было убрано в кормовые отсеки судна. Большая часть его была в слитках, уложенных в бочонки, меньшая же — в соверенах[5], запакованных в обитые железом ящики. Последние, как и бочонки, были сложены в одном и том же помещении. На одном из ящиков сидел Сидней Кепль, одетый в легкий дорожный костюм, в то время как судно проходило мимо Гревзенда и вступало в широкую часть реки. Его товарищ Артур Конерз, неизменно сопровождавший его в подобных случаях, поместился на краю деревянной скамейки капитана. Тут же был и Мессенджер, оживленно разговаривавший, облокотись на стол под фонарем. При виде этой группы можно было принять всех за праздных людей, совершающих приятную морскую прогулку до Флессингена. Да и нигде в другом месте на судне не было видно ни малейшего признака катастрофы, которая потом случилась. До сумерек не произошло ничего важного. Судно прошло мимо маяка Чапман и направилось в открытое море. Наступила ночь, полная случайностей и смертельной опасности. Когда «Адмирал» находился против Ширнеса, Мессенджер поднялся по лестнице, бросив взгляд на Кепля, и подошел к капитану на мостике. — Ну, — сказал он, — видно ли судно Кеннера? — Не могу сказать! — пробормотал тот. — Кеннер никогда не торопится! — с неудовольствием заметил англичанин. — Зажгите фонарь! Синий свет тотчас же блеснул во мраке, но ему ответили только с северного мыса. — Он выжидает! — сказал капитан. — Еще нет беды! Он хотел еще что-то сказать, но остановился, заметив внизу на палубе помощника капитана Майка Бреннана, стоявшего там с мигающими глазами от сильного света фонаря. Любопытство придало ему бодрости, и он переносил взор от людей, стоящих на мостике, к месту отдаленного сигнала. Бреннан только наполовину отрезвился и не мог еще хорошо соображать. Он пробормотал что-то с беспечною простотою и скоро снова пошел в свою каюту. Внимание Мессенджера и капитана снова обратилось на море, где они с минуты на минуту ожидали увидеть яхту Кеннера. На «Адмирале» царила тишина, прерываемая только дежурным у штурвала или звонками в машинном отделении. На небе показалась луна и величественно осветила беловатый кентский берег и мрачные болота острова Кенвей. На обширном серебристом своде неба теперь не было ни одной тучки. Кругом виднелись огни и неясные очертания различных барок и больших пароходов, а дальше, по направлению к берегам Франции и Бельгии, длинный ряд фонарей, мелькающих, вращающихся и неподвижных, указывал глубокую часть канала — великий водяной путь к громадному городу. — Он встретит нас в открытом море! — заметил капитан Принцу и велел взять курс прямо в Северное море, вместо того чтобы идти прямо, как требовалось. Эту перемену направления заметили трое матросов и вышли на палубу. Даже механик выглянул из своей двери, как будто предвидя что-то необыкновенное. Вдруг внизу мостика снова появился Майк Бреннан, на этот раз вооруженный большою железною палкою. Позади него стоял с револьвером Артур Конерз, старший клерк, с видом человека, готового ко всему. Голос помощника, раздававшийся ясно и выразительно, заставил всех обратить внимание на положение «Адмирала». — Шкипер! — сказал он, встав ногою на одну ступеньку лестницы и держась за перила. — Я должен вас спросить относительно курса! При первом звуке этого голоса Робинзон побледнел, но, пересилив свое волнение, резко закричал: — Майк Бреннан, уже не в первый раз вы вмешиваетесь в мои дела! Убирайтесь спать, пока я вас не вытолкал отсюда! Это оскорбительное замечание взорвало вспыльчивого ирландца, и он, вскочив на лестницу, одним ударом палки сбросил его через кожух в море, куда тот грузно упал, как мешок с камнями. Вслед затем, охваченный жаждою крови, ирландец замахнулся было и на Мессенджера, но, промахнувшись, сам стремглав упал на нижнюю палубу, где в ту же минуту раздался выстрел из револьвера. То выстрелил Конерз, сообразив, что они попали в ловушку. Вслед затем раздались и другие выстрелы. Пули со свистом летали над головами экипажа. Многие лежали скучившись около люка, другие бегали по палубе и прятались где могли. Во все это время Конерз не переставал сильно кричать. Полагая, что Кепль был его сторонником, он обратился к нему и к Мессенджеру на мостике: — Кепль, ради Бога, стреляй! Здесь убийство, право, убийство! Мы попали в ловушку, клянусь небом! Но Кепль не ответил: испуганный, он рыдал на корме. Когда честный Конерз утомился от крика, в него выстрелили из люка, но неудачно. Между тем, ошеломленный было сначала своим падением, помощник теперь оправился и бросился со своею палкою на троих из присутствующих. Одному он рассек череп, а двое других с воплем попадали в люк. В эту минуту он и Конерз были хозяевами на палубе. Мессенджера, продолжавшего стоять на мостике, они оставили в покое, не соображая, друг он или враг. Но, когда Конерзу понадобилось снова зарядить револьвер, Мессенджер быстро соскочил с мостика и неожиданно появился перед ним. — Слушайте, — сказал он тем особенным, строгим голосом, которым он умел приказывать при случае, — мне кажется, вы довольно сделали для одной ночи. Уберите этот заряд! Конерз повиновался ему, как всегда, слабые повинуются сильным, даже в минуту опасности. — Теперь, — продолжал тот тем же тоном, — идите на корму и не сходите вниз, пока я не позову вас, если вы только не хотите быть убитым. Конерз, утомленный резнею и переживая уже реакцию, послушно спустился вниз. Мессенджер запер за ним дверь каюты и обернулся посмотреть на бледное лицо и дрожащую фигуру Кепля. — Кепль, я думаю, вы в большом затруднении. Как случилось, что этот дьявол вырвался? — Он сошел в каюту, когда вы ушли, — пробормотал тот, — и клялся, что застрелит меня, если я пошевелюсь. Потом он позвал Конерза, и они пошли вместе. — Я так и думал. Ну, кто-нибудь должен покончить с ним, мешкать нельзя! Я пойду, а вы следуйте за мною. У Кепля не было особенного расположения к этому делу, но он одинаково боялся и остановиться, и идти вперед; он прятался за Мессенджером и шел за ним, как за новым начальником судна. В это время помощник, разбитый и ошеломленный, бросил свою железную палку и сидел на ящике с балластом. Но при первых тихих звуках шагов он очнулся и вскочил с ужасным криком: — А, так вы и есть тот негодяй, которого я жду! Дай мне Боже силы! — зарычал он, схватив свое орудие. Мессенджер легко бы мог покончить с ним выстрелом из револьвера, но побоялся звуком выстрела привлечь внимание других судов. В это время ирландец сильно ударил его палкой по голове. Но удар был слишком большой силы, гладкое железо выскользнуло из его рук, пронеслось над плечом Мессенджера, опустившегося на одно колено, и, не задев его, ударило Сиднея Кепля по лицу так, что кости его черепа затрещали, и он мертвым упал на палубу. На мгновение этот трагический эпизод заставил всех замолчать. Помощник дрожал, как будто от страшного холода, экипаж отстранился от него, как от сумасшедшего. Мессенджер один сохранял присутствие духа и, прежде чем обезоруженный ирландец снова ободрился, ударом кулака свалил его, затем приказал связать, а сам поднялся опять на мостик. Теперь судно находилось между многими другими судами, направляющимися к Шельде и в Голландию, а Мессенджер еще не был готов к передаче слитков золота на яхту, так как не обладал ловкостью покойного Кесса Робинзона. Палуба судна была запятнана кровью, а экипаж, парализованный ужасом, попрятался кто куда. Только штурвальный стоял у колеса да внизу, у машины, — механик-шотландец Алек Джонсон. — Все ли в исправности внизу, когда настанет время? — сурово спросил он. — Это судно должно исчезнуть спустя пять минут, как мы оставим его! — Можете положиться на меня, — отвечал шотландец, — оно погрузится, как мешок с камнями, а перед утром будет туман, который поможет нам скрываться! Действительно, скоро наступил пасмурный день; холодный, пронизывающий белый туман опустился на суда и скрывал море. Вдруг большая полоса темно-красного цвета, пробившись сквозь туман, рассеяла его — и теперь можно было ясно видеть покрытое пенящимися волнами море. Подбадривающая утренняя свежесть, казалось, призывала к дневной работе. Воздух был чудный, живительный для тех, кто просыпался после долгого сна, но те, которые оставались на судне, были охвачены новым страхом. Когда взошло солнце, оно осветило лицо умершего, лежавшего в том же положении, так что экипаж, выйдя ободренный, отшатнулся. Все боялись дотронуться до него и опустить в море, служащее местом упокоения для умерших. Мессенджер сам понял, что подобное напряжение не может долго продолжаться, и при перемене вахты вдруг приказал направляться прямо к «Семирамиде», хотя риск такого действия был ему очевиден. Все были в полном восторге при мысли, что освободятся от невыносимого заключения. В одну минуту все ожило. Оставались в бездействии только пятеро из экипажа; из них один был почти мальчик, которого звали Билли и считали полудураком, полуидиотом. Помощник, который после драки лежал около люка почти без чувств и связанный, был забыт всеми. Между тем «Адмирала» сразу заметили с «Семирамиды» и начали давать сигналы, а через десять минут судно подошло к большой яхте. Немедленно принялись за перегрузку золота. Это было сделано наскоро; затем все поспешили покинуть «Адмирала»… «Семирамида» снова дала ход и стала удаляться от покинутого судна. Теперь все стали ждать его крушения. Но, прежде чем это произошло, показалось на мостике судна видение, заставившее побледнеть лица торжествующего экипажа и вызвавшее у всех крики злобы и страха. Это был помощник шкипера Майк Бреннан, о котором совершенно забыли. Теперь он вдруг показался у колеса и с бешеными проклятиями обрушивался на отъезжавших. Там он стоял некоторое время. Вдруг раздался сильный гул как бы от мощного взрыва в машинном отделении, и маленький пароход, накренясь на бок, подняв корму над волнами, через несколько минут погрузился в воду. Вместе с судном исчез и помощник. Но, когда он исчезал, раздался голос идиота Билли: — Я его освободил! Я это сделал! Кто хочет выслушать Билли? Да будут прокляты умные!.. Смерть Бреннана произвела сильное впечатление на экипаж «Семирамиды». Но раздумывать было нечего. Скоро в Лондоне должны были узнать о разбое — и тогда не уйти от погони. Берк велел усилить пары. V ТРИ ДНЯ СПУСТЯ На третий день вечером после гибели «Адмирала» «Семирамида» направилась к Северному морю, держась шотландского берега. Экипаж скоро забыл кровавую драму, разыгравшуюся на «Адмирале», и теперь устремил жадные взоры на ящики с драгоценным металлом, загромождавшие большую каюту. Мысли всех вращались только вокруг золота. Соблазн был так велик, что на второй день Георга Уайта, одного из матросов, застали в каюте, старающимся открыть ящик со слитками. Берк приказал немедленно наказать его. — Вы будете наказаны для примера другим, — проговорил шкипер, когда виновный стоял перед ним, — а если это не поможет, то я застрелю вас! — Вы не смеете меня трогать, — крикнул тот сердито, — я не подвластен вам! Матросы, услыхав громкие голоса, собрались вокруг них. Многие роптали, защищая Уайта и соглашаясь с ним. — Вы не смеете его трогать, — говорили они, — он не ваш, и мы все на его стороне! Берк посмотрел на них очень спокойно, когда они говорили это, но, когда один из них приблизился к нему с угрожающим видом, он вдруг вытащил большой револьвер из своего кармана и ударил подошедшего по голове с такою силою, что тот упал навзничь. — Ну, — сказал шкипер по-прежнему спокойно, — кто еще сунется ко мне? Но желающих не оказалось. Все поспешили скрыться, даже Уайт. Однако Берк, заметив это, так схватил его и потряс, что у того зубы застучали. — Ты собираешься идти спать, не правда ли? — сказал он. — А я хочу немного разбудить тебя. Сюда! Привяжите его! Это ведь не казенное судно! Не так ли? Вы не подписали мне никакой бумаги? Ну, тогда я подпишу за вас, даже приложу еще печать! Нашлись покорные исполнители его воли, и Уайт был подвергнут двадцати ударам кнута. Когда кончили наказание, несчастный лишился чувств, но Берк толкнул его тело ногою, сказав: — Так ты не подписал, дружище? Ну, вот вместо этого моя подпись! Думаю, раньше чем через неделю или две она не сотрется. Бросьте его на скамью, — приказал он матросам, — а если у него еще будут какие-нибудь претензии, когда он очнется, то я готов выслушать их на тех же условиях! Жестокость Берка запугала всех присутствующих, заставив на время забыть о всяких опасностях. Хель Фишер, также присутствовавший при наказании, ушел с мрачным лицом. Последние три дня юноша жил как бы во сне, не видя своего друга Принца. Но на четвертый день тот явился к нему и на вопрос Фишера, что тут происходит, объяснил: — Я могу сообщить вам вкратце, что, во-первых, мы куда-то отправляемся, и это не суточное плавание, как вы видите. Во-вторых, у нас на судне что-то есть такое, чего мы не отдадим дешево, Хель. Это — денежный груз! Он почти прошептал последние слова и, видя удивление юноши, весело засмеялся. — Да, у Кеннера и у меня важное дело. Мы должны перевезти этот груз в Буэнос-Айрес для людей, которых я не должен называть. Это важное дело, и здешним людям нельзя его доверять. Нам, может быть, предстоит борьба, нам будет нужна вся ловкость. Вы должны остаться с нами! Фишер выслушал неловкую ложь, как школьник, слушающий рассказы моряка. Дело в том, что Мессенджер только что выдумал эту историю, чтобы как-нибудь удовлетворить любопытство юноши. К счастью, его ученик так мало знал жизнь, что очевидная нелепость заявления о необыкновенной опасности при перевозке денег в Аргентину никак не запала в его неразвитый ум. Он только думал, что теперь будет принимать участие в таком хорошем деле, и восторженно ответил: — Стоять за вас? Конечно! За кого же другого я могу стоять, как не за вас?! Мессенджер теперь был вполне удовлетворен, что у него есть на судне хоть один честный помощник, и если сказать правду, то он доверял только одному этому юноше. Кеннер был плут, который каждую минуту мог выступить против него; Берк же был забияка, но во всяком случае державший всех в своих руках. Англичанину приходилось доверять лишь своему уму и тонкому умению благополучно выходить из любой передряги. Таково было положение дел на третий день, оно не изменилось и до полуночи, когда Фишер пришел на палубу сменить дежурство. Было решено, что каждый из участников будет дежурить по очереди наверху лестницы, перед входом в каюту, чтобы кто-нибудь из экипажа не соблазнился золотом. Эту обязанность юноша добросовестно разделял с другими. Никто из них не раздевался с первого часа бегства, каждый держал револьвер. Фишеру тоже дали пистолет с наказом стрелять в каждого, кто попытается войти в общую каюту без уважительной причины. А чтобы он не мог колебаться и точно исполнил приказание, Мессенджер и Кеннер в его дежурство спали ближе к лестнице, чем обыкновенно. Юноша был настороже. Полное спокойствие царило на судне. Наступил четвертый день. На северо-западе показались шквалы. На море было сильное волнение, вследствие чего палуба на носовой части заливалась водою. Ночь была очень темная; громадные тучи покрывали небо, и в первые два часа вахты не было луны. Холод пронизывал до костей, и Фишер дрожал в своей клеенке, с трудом удерживаясь от желания завалиться где-нибудь потеплее. Берк спал в это время, а на его месте на мостике находился его помощник, худой и очень скромный человек по имени Паркер.