Я взглянул на нее. Мы подходили в это время к самой воде. Волны медленно, лениво плескались у наших ног — волны моря, которое я намеревался пересечь, дабы открыть истину, которая удивит весь мир. Это был многозначительный момент в нашей жизни. Мы чувствовали, что это так, и не уклонялись от этого. — О, — сказала Анна со слезами на глазах, — будь я только уверена, что вы мой друг!.. — Мисс Фордибрас, — сказал я, — верьте тому, что я говорю вам. Я буду вашим другом всегда, что бы ни случилось. Считайте меня им, прошу вас. Мне показалось, что она хочет поведать всю историю своей жизни. Я всегда потом думал, что так оно и было в ту минуту. Но слова остались невысказанными: на нас упала вдруг чья-то тень, и когда я поднял голову, то увидел лицо человека, так близко стоявшего подле нас, что ему достаточно было протянуть руку, чтобы прикоснуться ко мне. В ту же минуту заметила его и Анна и, отойдя от меня в сторону, попросила проводить ее до казино. — Мисс Астон беспокоится, вероятно, — воскликнула она в сильном волнении. — Пойдемте, пожалуйста! Уже девять часов. Я поспешил исполнить ее просьбу и, перейдя через площадь, повернул с нею к казино. При свете фонаря я увидел, что лицо ее было бледно, как лучи луны, скользившие по морю. Я понял из этого, что человек тот следил за нею и что она боится его. Факт был налицо, и скрыть его было трудно. Об этом, конечно, она не говорила со мной. Войдя в казино, она направилась прямо к ужаснейшей мисс Астон и пробормотала нечто вроде извинения за то, что опоздала. Я понял, что час доверия прошел, и слова, которые она собиралась сказать мне, никогда, быть может, не будут сказаны… Хорошо ли, что так случилось? Бог знает. Путь, по которому долг обязывал меня идти, лежал ясно передо мной, и Анне Фордибрас не заставить меня сойти с него. Время, надеюсь, поднимет мрачный покров, и за ним я увижу солнце. VII АФРИКА — И чего ради, скажи, понесло тебя к этим берегам? Я стоял на палубе, всматриваясь в низкий африканский берег, и совсем было забыл о существовании Мак-Шануса, пока он сам не заговорил со мной. Мы выехали из Дьепа почти месяц назад. Необыкновенно быстрый ход яхты, которую я назвал «Белыми крыльями», позволил нам зайти на два дня в Гибралтар, остановиться в Порт-Гранде на островах Зеленого мыса, затем прокрейсировать на досуге вдоль плоского африканского берега до того места, где за сильным прибоем начинались горы, указывавшие на близость английских владений. Зачем, собственно, мы приехали сюда, до сих пор еще оставалось загадкой для всего экипажа. Матросы имели право назвать своего хозяина человеком ветреным, зараженным причудливыми идеями. Но они молчали, и только Тимофей Мак-Шанус решил заговорить об этом. — Ты захватил меня в Дьепе, сказав, что мы совершим небольшую увеселительную поездку, — начал он. — Я не отказался, надеясь, что мы высадимся в Испании, чтобы подурачиться с прекрасными синьоритами, а тут, черт возьми, ни одной синьориты за все путешествие! Напьюсь, думал я, испанского вина в Гибралтаре, а Рождество проведу в Пэл-Мэл… И это я, никогда не выезжавший из Лондона больше чем на неделю, чтобы не плакать по своим детям. Будь же честным человеком, Ин, мой мальчик! Ты едешь, наверное, по какому-нибудь важному делу, и тайна его известна только маленькому японцу… Скажи, что это так, и я, Тимофей, до конца мира буду верить тебе! — Тимофей, — сказал я, чувствуя, что наступает время, когда я должен откровенно поговорить с ним, — ты настолько хорошо знаешь меня, что не назовешь ни безумцем, ни ребенком. Я поясню тебе в двух словах, зачем я приехал в Африку. Я желаю узнать, кто украл мой жемчуг, который был надет в Кенсингтоне на Анне Фордибрас. Удивить Тимофея Мак-Шануса совсем нетрудно, ибо это человек, состоящий из восклицаний. Но в это утро он был на грани удивления. Повернувшись ко мне, он взглянул мне прямо в лицо, затем дружески опустил свою громадную руку на мое плечо. — Это не шутка, Ин? — Никакой шутки здесь нет, Тимофей. — Ты думаешь, что истина плавает по морю? — Не только думаю, но верю этому так, что истратил пятую часть своего состояния на покупку этой яхты и готов истратить еще три пятых, если экспедиция эта поможет мне открыть истину. — И нет ни единого человека, который, кроме меня, знал бы эту тайну? — Есть… мужчина и женщина. Я не говорил о ней ни тому, ни другой. Мужчина — это японец, от которого ничто не скрыто под небом. Женщина… Она знает все сама по себе: это Анна Фордибрас. Он с видом некоторого разочарования покачал головой. — Японец — сам сатана во плоти, не могу отрицать этого. Девушка — другое дело. Этот сумасшедший старый джентльмен сам украл жемчуг и заставил свою дочь надеть его под самым твоим носом. Фабос, мой мальчик, ты не веришь этому? — Я все скажу тебе в свое время, Тимофей! Ждать этого не так долго. С другой стороны, однако, я могу целый год проплавать здесь. Не печалься, мой друг! Я уже обещал тебе, что первый пароход, отходящий из Капштадта после нашего приезда, отвезет тебя обратно в твой любимый Пэл-Мэл. Мои обязанности вполне ясны. Я не могу уклоняться от них, каковы бы ни были последствия. Согласись, впрочем, Тимофей, что ты приятно путешествовал. — Путешествие приятное и компания хорошая. Твой японец швырнул меня вчера в другой конец каюты, чтобы показать мне, как это делается у них на родине. У тебя тут есть шотландец, который заставил меня переплыть экватор в коротенькой шотландской юбке, и еще два проходимца из графства Корк, которые рассказывают мне, будто у них на штусборде луна вместо котла. Потом играю с тобой каждый день в пикет и проигрываю тебе свои сбережения — семь фунтов, четыре шиллинга и два пенса… это так же верно, как то, что я живой человек. О, да! Путешествие вполне приятное! И ради чего, Фабос? Ты ведь волшебник, так не можешь ли сказать мне этого? — Совсем я не волшебник, Тимофей! Предложи мне тот же вопрос в восемь часов вечера, и я в состоянии буду ответить тебе. Если я не ошибаюсь, то ответом будет дымок, виднеющийся на горизонте. Я тебе скажу, когда будет безопасно говорить об этом, — ни одной минутой раньше или позже. Я сказал это, кажется, так горячо и серьезно, что он не мог не поверить мне. Не смешно ли, право, что пустая, собственно, вещь могла так взволновать меня, а между тем я ни разу еще не приходил в такое возбужденное состояние с того самого времени, когда подозрения мои впервые подтвердились находкой в бухте Паллинг. Туманная дымка на горизонте — сознание того, что какое-то другое судно идет по тому же курсу к южным берегам Африки. Вот все, что мы увидели, а между тем на борту не было ни одного человека, у которого не забилось сердце и не напряглись нервы при виде туманной дымки. — Что вы скажете об этом, капитан Лорри? — спросил я краснощекого, всегда спокойного офицера, который подошел к нам во время нашего разговора. — Здесь ведь нет курса для судов. Думали ли вы встретить корабль так близко у берегов? — О нет, сэр! Будь это канонерское судно, идущее в Порт-Ноллоз, оно делало бы не десять узлов. Такие суда делают по пятнадцати. — Он держит курс на юг? — На юг, сэр! — Вы не удивитесь, если услышите, что оно останавливалось в бухте Святой Елены? — После того, что вы мне сказали, сэр, ничто меня не удивит. Достаточно удивительно и то уже, сэр, что мы могли встретить здесь какое бы то ни было судно. Я согласился с ним. Нет ничего более приятного в жизни, как подтверждение истинности какого-нибудь заключения, выведенного из целого ряда известных обстоятельств. Здесь, в этом далеком океане, раскрывалось одно из колец в цепи моих предположений… — Капитан, — сказал я, — люди поймут, я думаю, что нам необходимо узнать, зачем судно это посещает бухту Святой Елены и куда оно отправляется, когда покидает ее. Остальное предоставляю вам… и машинам. Если только догадаются о нашем намерении, нам немедленно помешают. Доверяюсь вполне вашему здравому смыслу и надеюсь, что ничего подобного не случится. — Нет, сэр, не случится, — сказал он спокойно. — Машины еле-еле двигаются. Мистеру Бенсону даны уже инструкции. Я прислушался к стуку наших сильных машин: они действительно еле двигались. Почти незаметная дымка поднималась над нашей безобразной толстой трубой. Матросы шепотом разговаривали между собой, наблюдая черное облако на горизонте. Я постарался, чтобы все они знали о том, что мы преследуем неизвестное нам судно, но не желаем, чтобы там догадались об этом. Одного этого было уже достаточно, чтобы пробудить в моряках страсть к приключениям. Когда же капитан Лорри приказал им в довершение всего немедленно заняться пушками, то они с жаром принялись за это. Ночь должна была открыть нам всю истину. Кто будет удивляться после этого, что я ждал наступления ночи, как человек, ожидающий обещанной награды, о которой он мечтал в течение нескольких месяцев?.. VIII НОЧЬ НЕ БЕЗМОЛВНА Я пообедал с Мак-Шанусом в восемь часов вечера, а затем мы решили сыграть небольшую партию в пикет. Теперь он был уже посвящен в мои дела и знал многое из того, что я предполагал сделать. — Так по-твоему, — сказал он, — люди на том судне отправляются за бриллиантами, украденными из рудников Африки? Ты произведешь сенсацию во всей вселенной, если только тебе удастся доказать это!.. В ответ на эти слова я напомнил ему о громадной ценности алмазов, которые похищаются ежегодно из рудников одного только Кимберлея. А затем, несмотря на самый тщательный надзор полиции, отправляются в конце концов в Европу, где пускаются в оборот не очень щепетильными купцами. Как объяснить все это? Не все ли это равно, если бы мы спросили, возможно ли, чтобы украденные драгоценности стоимостью в несколько миллионов исчезали ежегодно чуть ли не на глазах у полиции? — Тимофей, — сказал я, — я пришел к заключению, что драгоценности эти скрываются на море. Судно, которое мы собираемся проверить, получит часть украденных драгоценностей на пути между этим местом и Святой Еленой. Оно передаст их на большее судно, которое плавает теперь по Атлантическому океану. Это последнее судно, имей мы только возможность попасть на него, могло бы рассказать нам историю многих знаменитых грабежей, показать содержимое многих опустошенных сейфов, сообщить нам о том, где находятся многие ценные вещи, о пропаже которых объявлено полицией. Я надеюсь, что настанет тот день, когда я ступлю на палубу этого судна, а ты будешь сопровождать меня, Тимофей. Есть одна вещь на свете, в которой я никогда не сомневался, и вещь эта — мужество моего друга. Ему понравился мой комплимент, и он, чтобы выразить свой восторг, ударил кулаком по столу. — Я на горы готов карабкаться, только бы добраться до него, — сказал он с искренним чувством. — Не думай плохо обо мне, если я считаю все это нелепостью и жду разочарований. Ты говоришь, что ночь все разъяснит нам. Не обвиняй никого, если ночь будет безмолвна, Ин, мой мальчик. — Она не будет безмолвна, Тимофей! А вот и капитан Лорри, который несется сюда, чтобы сообщить нам кое-что. Он спешит передать, что слышал какую-то новость. Послушаем его. Честный Вениамин Лорри, истинный сын Портсмута, влетел в каюту с таким видом, как будто бы судно наше горело. Мне достаточно было взглянуть ему в глаза, и я сразу понял, что он сейчас подтвердит мои слова и скажет, что ночь не безмолвна, а красноречива. — Доктор, — крикнул он, еле говоря от волнения, — пройдите, пожалуйста, наверх, там случилось кое-что. Мы бросились вверх по лестнице… Мак-Шанус при этом с легкостью и быстротой давно прошедшей молодости. Было около десяти часов вечера — четыре склянки первой смены, как говорят моряки. Ночь была темная и на небе ни одной звезды. Море нежно раскачивало нашу яхту, точно любящая рука, нежно качающая колыбель. Я сразу заметил, что машины наши остановлены и огни погашены. Африканский берег еле виднелся вдали и только шум прибоя напоминал о нем. Весь экипаж собрался на носовой части яхты. Я заметил также, что орудия уже приготовлены и люки открыты. Я, право, удивлялся активности своей команды в этот важный момент. Будь они еще вымуштрованы на каком-нибудь британском военном судне, я не обратил бы такого внимания на их ревностный пыл и в то же время утонченную осторожность. Никто из них не говорил громко, никто не выказывал овладевшего им волнения. Боцман, которого звали Валаамом, спокойно провел меня вперед, а когда я взошел на палубу, указал мне рукой на зрелище, которое привлекало всеобщее внимание, и ждал моих замечаний. Все остальные выразительно кивнули мне головой. Они точно хотели сказать: «А хозяин все-таки прав». Лучшего комплимента мне и желать нельзя было. Что же так приковало наше внимание? Слабая полоса света, сверкавшая на воде всего на расстоянии одной трети мили от нашей собственной палубы, и полосы света с палубы парохода, отвечавшие, очевидно, на этот сигнал. Не нужно было быть провидцем, чтобы сказать, что из какой-то гавани поблизости вышла шлюпка и обменивается сигналами с пароходом, за которым мы следовали целый день. Но это было далеко еще не все: с палубы парохода направили вдруг прожектор в ту сторону, откуда приближалась шлюпка, и перед нами во всем своем блеске открылась целая картина на темном фоне ночи. Мы увидели два судна; одно из них походило по наружному виду своему на канонерскую лодку, а другое было немногим больше морского баркаса, быстрое и змееобразное — на нем сидело всего три человека. Мы ясно увидели, как с мнимой канонерской лодки спустили веревочную лестницу и как один из гребцов баркаса поднялся по ней на борт парохода. Большое облако красноватого дыма над трубой большого судна указывало на то, что там готовятся к быстрому отходу, а также на очень короткое пребывание на нем его посетителей. Я могу сказать с точностью, что шлюпка пробыла там не более пятнадцати минут. Человек, поднявшийся на борт, спускался уже с лестницы по прошествии этого времени и сел в шлюпку, которая тотчас же отчалила, не заметив нашего присутствия и не зная, что мы наблюдаем за ней. Все это случилось с быстротой молнии, сверкнувшей на мрачном горизонте. Дрожащие лучи большого прожектора, как бы направленные на шлюпку рукой человека, державшего фонарь, скользнули вдруг по поверхности моря и на минуту осветили нашу палубу, открыв таким образом грозные и непонятные очертания нашей темной яхты. С берега в ту же минуту грянули сигнальные выстрелы. Огни моментально погасли, и все погрузилось в непроницаемую тьму, за исключением красноватого дыма над трубой парохода. Тут я услышал голос, говоривший на моей собственной яхте. Это был голос капитана Лорри. — Они спешат на запад, сэр, — сказал он, — в открытое море. Все так, как вы говорили. — И впредь так будет, капитан Лорри! На всех парусах вперед, пожалуйста! Мы не должны терять их из виду… — Чего бы это ни стоило, сэр? — Это ничего не будет стоить, капитан! А остальным служащим я сказал: — Пятьдесят фунтов каждому, ребята, если вы проследите за этим пароходом до самого порта. Они отвечали мне звучным и веселым смехом и моментально были на своих местах. Наша яхта понеслась со всей быстротой, какую только могли дать ей сильные машины, управлявшие ее движением. На берегу послышался второй ружейный сигнал, значения которого я не понял. Вдали на горизонте не видно было никакого света, кроме красного отблеска огня, выдавшего нам направление, по которому шел пароход. Он был целью, к которой мы стремились… но, однако, не он один: океан имеет свои тайны, но я не верю, чтобы он мог скрыть их от нас.