Камеры щелкают быстрее, когда мы подъезжаем так близко, что я могу разглядеть черных мух, облепивших бок самца. Неподалеку находятся три самки, развалившиеся в тени дерева. Внезапно позади меня раздаются возгласы на японском, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть мистера Мацунагу, вскочившего на ноги. Жена вцепилась в его куртку-сафари, отчаянно пытаясь не дать ему выскочить из машины, стремясь сделать снимки получше. — Сядьте. Опуститесь! — в голосе Джонни звучит сталь, которую не смог бы проигнорировать ни человек, ни зверь. — Сейчас же! Мистер Мацануга мгновенно падает назад на свое место. Кажется, вздрогнули даже львы, которые уставились на механического монстра с восемнадцатью руками. — Помните, о чем я Вам говорил, Исао? — ругает его Джонни. — Если выйдете из этой машины, умрете. — Я переволновался. Я забыл, — бормочет мистер Мацунага, виновато склонив голову. — Послушайте, я всего лишь стараюсь уберечь вас. — Джонни делает глубокий вдох и тихо произносит: — Простите за то, что накричал. Но в прошлом году мой коллега поехал на сафари с двумя клиентами. Прежде, чем он успел их остановить, они оба выскочили из внедорожника, чтобы сделать фотографии. Львы схватили их в мгновение ока. — Вы имеете в виду… они убили их? — спрашивает Эллиот. — Это то, что львы запрограммированы делать, Эллиот. Так что, наслаждайтесь видом, на здоровье, но внутри машины, договорились? Джонни издает смешок, чтобы снять напряжение, но мы все еще напуганы, — группа непослушных детей, которые внезапно стали дисциплинированными. Теперь щелчки фотокамер вызывают противоречивые чувства, эти снимки маскируют наш дискомфорт. Мы все в шоке от того, как Джонни накинулся на мистера Мацунагу. Я разглядываю спину Джонни, которая находится прямо передо мной, вены на его шее вздулись, словно толстые побеги лозы. Он снова запускает двигатель. Мы покидаем львов и направляемся к месту нашей следующей стоянки. На закате приходит время для выпивки. Разбив пять палаток и разведя костер, следопыт Кларенс открывает алюминиевый ящик с алкоголем, который весь день грохотал в задней части грузовика, и расставляет бутылки с джином и виски, водкой и «Амарулой». Последний я особенно любила — сладкий сливочный ликер из плодов африканского дерева марула.[12] На вкус он был как тысяча пьяных калорий кофе и шоколада, как то, что ребенок глотнул бы тайком, пока его мать отвернулась. Кларенс подмигивает мне, словно непослушному ребенку, протягивая стакан, потому что все остальные потягивают взрослые напитки вроде теплого джина с тоником или чистого виски. Это та часть дня, когда я думаю: «Да, хорошо быть в Африке». Когда все трудности этого дня, насекомые и напряженность между мной и Ричардом растворяются в приятной хмельной дымке, я усаживаюсь на складной стул и наблюдаю за тем, как садится солнце. За тем, как Кларенс готовит незамысловатый ужин из тушенки, хлеба и фруктов, а Джонни натягивает проволоку с колокольчиками вокруг периметра, которая предупредит нас, если кто-то забредет в лагерь. Я замечаю, как силуэт Джонни, двигающийся против закатного солнца, внезапно поднимает голову, словно принюхиваясь и впитывая тысячи запахов, о которых я даже не подозреваю. Он словно еще одно создание буша, так органично вписывающееся в это дикое место, что я почти ожидаю, что он откроет рот и заревет как лев. Я поворачиваюсь к Кларенсу, который помешивает в котелке бурлящее рагу. — Давно Вы работаете с Джонни? — спрашиваю я. — С Джонни? Первый раз. — И прежде Вы никогда не были его следопытом? Кларенс энергично посыпает перцем рагу. — Мой кузен — следопыт Джонни. Но на этой неделе Абрахам поехал на похороны в свою деревню. Он попросил меня заменить его. — А что Абрахам говорит о Джонни? Кларенс усмехается, его белые зубы сверкают в сумерках. — О, мой кузен рассказывает о нем множество историй. Множество. Он считает, что Джонни следовало бы родиться шангааном,[13] потому что он такой же, как мы. Только белолицый. — Шангааном? Это Ваше племя? Он кивает. — Мы пришли из провинции Лимпопо. Из Южной Африки. — Так вот на каком языке вы с ним иногда разговариваете? Он издает виноватый смешок. — Когда мы не хотим, чтобы вы знали, о чем мы говорим. Полагаю, ни о чем приятном. Мистер и миссис Мацунага старательно разглядывают фотографии, которые они сняли сегодня на свою камеру. Вивиан и Сильвия откинулись на стульях в своих топах с глубокими вырезами, источая феромоны, заставляющие несчастного неуклюжего Эллиота, как обычно, лебезить перед ними. «Девчонки, вы не замерзли? Может, принести ваши свитеры? Хотите еще джина с тоником?» Ричард вылезает из палатки в свежей рубашке. Его ждет пустой стул возле меня, но он проходит мимо. Вместо этого он садится рядом с Вивиан и принимается распушать перья. «Как вам нравится наше сафари? Вы когда-нибудь бывали в Лондоне? Я был бы счастлив отправить тебе и Сильвии экземпляр «Блэкджека» с автографом, когда ее опубликуют». Разумеется, теперь все они знают, кто он такой. В их первую встречу Ричард сразу же невзначай упомянул, что он Ричард Ренвик — автор триллеров, создатель героя Джекмена Триппа из «Миссия невыполнима — 5». К несчастью, ни один из них никогда не слышал о Ричарде или его персонаже, что сделало его раздражительным в первый день сафари. Но теперь он вернулся в форму, и занялся тем, что ему лучше всего удавалось: очаровывать свою аудиторию. Думаю, он слишком уж разошелся. Даже чересчур. Но если я потом выскажу ему это, то точно знаю, что он скажет. «Именно так должны поступать писатели, Милли. Мы должны быть общительными и привлекать новых читателей». Забавно, что Ричард никогда не старается быть общительным со старушками, предпочитая симпатичных девушек. Я помню, как он обрушил на меня это очарование четыре года назад, подписывая экземпляры «Уничтожить объект» в книжном магазине, где я работаю. Когда Ричард в ударе, перед ним невозможно устоять, и теперь я вижу, что он смотрит на Вивиан так же, как смотрел на меня несколько лет назад. «Голуаз»[14] скользит между его губ, он наклоняется вперед, прикуривая от своей зажигалки из стерлингового серебра,[15] в стиле своего мужественного героя Джекмена Триппа. Пустой стул рядом со мной кажется черной дырой, высасывающей всю радость из моего настроения. Я собираюсь подняться и вернуться в палатку, когда внезапно Джонни садится на стул подле меня. Он не произносит ни слова, лишь рассматривает группу, словно изучая нас. Я полагаю, он постоянно нас изучает, и мне интересно, что он видит, когда смотрит на меня. Такая же я покорная, как и все остальные жены и подружки, которых притащили в буш фантазии их мужчин? Его взгляд смущает меня, и мне приходится нарушить молчание. — Эти колокольчики вокруг лагеря действительно работают? — спрашиваю я. — Или они там лишь для того, чтобы внушить нам чувство безопасности? — Они служат первым предупреждением. — Когда прошлой ночью леопард вошел в лагерь, я их не слышала. — Я слышал. — Он наклоняется вперед, подбрасывая дрова в огонь. — Вероятно, сегодня ночью мы услышим их вновь. — Вы считаете, за нами наблюдают еще леопарды? — На этот раз гиены. — Он указывает в темноту за пределами нашего лагеря. — Около шести наблюдают за нами прямо сейчас. — Что? — Я вглядываюсь в ночь. Только теперь я замечаю отблеск чьих-то глаз в кустах. — Они терпеливы. Выжидают, останется ли еда, которой можно будет поживиться. Выйдете наружу в одиночку, и сами станете едой. — Он пожимает плечами. — Именно для этого вы и наняли меня. — Для того чтобы не дать нам стать чьим-то ужином. — Мне бы не заплатили, если бы я потерял слишком много клиентов. — А слишком много — это сколько? — Вы стали бы всего лишь третьей. — Это же шутка, правда? Он улыбается. Хотя он примерно ровесник Ричарда, жизнь под африканским солнцем выгравировала морщины вокруг глаз Джонни. Он ободряюще накрывает ладонью мою руку, и это поражает меня, потому что он не тот человек, который любит излишние прикосновения. — Да, это шутка. Я никогда не терял клиентов. — Мне трудно понять, когда Вы говорите серьезно. — Когда я буду серьезен, Вы это поймете. — Он оборачивается к Кларенсу, который что-то говорит ему на языке шангаан. — Ужин готов. Я бросаю взгляд на Ричарда, чтобы понять, заметил ли он, что Джонни разговаривает со мной, а ладонь Джонни покоится на моей руке. Но Ричард настолько поглощен Вивиан, что я с таким же успехом могла бы быть невидимкой. — Именно так должны поступать писатели, — предсказуемо поясняет Ричард, когда той ночью мы лежим в своей палатке. — Я всего лишь привлекаю новых читателей. Мы говорим шепотом, потому что стенки тонкие, а палатки стоят близко друг к другу. — Помимо этого, я отчасти чувствую себя защитником. Они тут сами по себе, две девушки в буше. Отправились за приключениями, когда им всего по двадцать с небольшим, тебе так не кажется? Тебе стоило бы ими восхищаться. — Очевидно, ими восхищается Эллиот, — замечаю я. — Эллиот восхищается всеми, у кого есть две Х-хромосомы. — Вообще-то они здесь не сами по себе. Он подписался на эту поездку из-за них. — И это чертовски утомительно для них. Он все время торчит неподалеку с этими своими коровьими глазами. — Девушки пригласили его. Эллиот сам так сказал. — Пригласили из жалости. Он приударил за ними в каком-то ночном клубе, услышал, что они собираются на сафари. Скорее всего, они сказали: «Эй, тебе тоже стоило бы подумать о поездке в буш!» Я уверен, что он на самом деле и понятия не имел, на что подписывается. — Почему ты всегда принижаешь его? Он кажется очень приятным человеком. И он чертовски много знает о птицах. Ричард фыркает. — В мужчине это всегда так привлекает. — Что с тобой случилось? Почему ты такой раздраженный? — То же самое могу сказать и о тебе. Все, что я сделал — пофлиртовал с молодой женщиной, и ты не можешь с этим справиться. По крайней мере, эти девушки знают, как хорошо проводить время. Они прониклись здешним духом. — Я на самом деле стараюсь получать удовольствие. Но я не думала, что здесь будет настолько аскетично. Я ожидала… — Пушистых полотенец и конфет на подушке. — Дай мне немного времени. Я же здесь, верно? — И все время жалуешься. Это сафари было моей мечтой, Милли. Не разрушай ее. Мы больше не шепчем, и я уверена, остальные могли нас слышать, если еще не уснули. Я знаю, что Джонни слышал, потому что он приглядывал за лагерем в первую смену. Я представляю, как он сидит у костра, вслушиваясь в наши голоса, подмечая, как возрастает напряжение. Уверена, он уже в курсе. Джонни Постхумус — человек, который не упускает ничего, именно так он и выживает в этом месте, где звон колокольчиков на проволоке означает разницу между жизнью и смертью. Какими бесполезными и мелкими людишками, должно быть, мы ему кажемся. За сколькими разваливающимися браками он наблюдал, за сколькими самонадеянными мужчинами, посрамленными Африкой? Буш — это не просто место для отпуска, это то, где осознаешь, насколько ты на самом деле незначителен. — Прости, — шепчу я и тянусь к руке Ричарда. — Я не хочу испортить тебе поездку.