— Да, — подхватил Ватанабе, — и вы будете правы, если прибавите, что из водорослей уже сейчас добывают йод и агар-агар, продукт, необходимый в кондитерском производстве и в медицине, близкий к нему каррагенин, спирт и ацетон, уксусную кислоту и калийные соли, альгин, который широко применяется в лакокрасочной промышленности, идет на изготовление непромокаемых материалов. Водоросли идут на корм скоту и являются прекрасным удобрением. Их едят жители Японии и Ирландии, Китая и Гавайских островов. Все это известно уже давно: в Китае, еще во времена Конфуция, более 2.500 тысяч лет тому назад, славились опытные кухарки, готовившие вкусные блюда из различных водорослей, а китайская медицина в незапамятные времена включила в свой арсенал водоросли, содержащие йод, — это незаменимое средство лечения болезни стариков — артериосклероза. В наши дни техника вторгается в девственные чащи гигантских водорослей: огромные «морские комбайны» собирают первые урожаи, но все это — капля в море. Ватанабе перевел дыхание и остановил своего спутника возле ряда огромных аквариумов в рост человека. Указывая на них, он говорил: — Все это понятно: ведь водоросли, как и наземные растения, используя, солнечную энергию, могут усваивать углекислоту, превращая ее в углеводы — продукт, необходимый для жизни всех животных, в том числе и человека. В конце концов, все животные прямо или косвенно зависят от мира растений: наземные животные — от наземных цветковых растений, водные — от водорослей и «морской травы» — цветовых травянистых растений, вторично переселившихся в море. Но, по сравнению с наземными растениями, водоросли обладают рядом преимуществ: во-первых, они гораздо полнее используют солнечную энергию, во-вторых, питание их смешанное — они не только поглощают углекислоту, но и усваивают различные другие вещества из окружающей среды. Вы понимаете, Ма-Таори, какие совершенные продукты питания, высококачественные удобрения и корм для скота можно создать из водорослей методом отбора, выращивая их в определенных условиях? Он остановился, и Ма-Таори согласно закивал ему, солнечно улыбаясь, словно видел своих земляков, нищих островитян, наконец-то, сытыми, будто слышал, как на смену печальным горьким жалобам появились веселые песни, в которых звучат смех и радость. А Ватанабе тем временем говорил, постукивая по стеклу аквариума: — Вот посмотрите, как разнообразны водоросли. Здесь вот — светло-бурые, мелкие, едва уловимые глазом, диатомовые водоросли с миниатюрным панцирем из кремнезема. А вот этот гигант — макроцистис перифера, местный житель, тихоокеанец, у себя «дома», в Южных морях, он достигает, по уверениям некоторых ботаников, чуть ли не четырехсот метров! И содержит в себе до одного процента калия! Эта маленькая, ветвящаяся веточка — водоросль эктокарпус, а эти большие пушистые кусты — анфедьция, из нее, как и из некоторых других, добывают агар-агар. Вот эти желтовато-зеленые листья — у водорослей нет настоящих листьев, вы знаете, — это знакомый вам «морской салат», длинные бурые полосы, похожие на ремни, — это ламинария, «морская капуста», ценнейший источник йода. А эти красные с фиолетовым оттенком водоросли — родименея и порфира, они употребляются человеком в пищу. А вот это растение с лентовидными листьями и мелкими, незаметными цветочками морская трава — зосгера, дальше — филлоспадик и руппия, тоже морские травы. Это далеко не полный перечень всего, чем богато морское дно, да и здесь, как видите, есть что посмотреть. Однако мы отвлеклись от основной темы. Идемте ко мне. Ватанабе достал ключи и отпер дверь в свою лабораторию. Комната была залита светом. Большую ее часть занимала внушительная стеклянная спираль. Она стояла наклонно, полностью освещенная солнцем. Ее поддерживало сооружение из тонких металлических трубок, довольно хрупкое на вид. Одна из трубок своим концом упиралась в маленькую шестеренку, другим — уходила к стене. Сверху в спираль впадало несколько тонких шлангов, резиновых и стеклянных. По одному из них, как успел заметить Ма-Таори, в полную спираль поступала прозрачная жидкость, возможно, вода, по другому — какой-то газ: поверхность жидкости возле устья шланга энергично пузырилась. Они уселись, и Ватанабе вновь принялся рассказывать: — Но, несмотря на все эти преимущества и достоинства, водоросли до сих пор оставались всего лишь жалкими дарами моря, прибой оставлял их на берегу, и кто не ленился, тот подбирал их морскими жнейками. Пока что убирается очень незначительная часть — лишь для технической переработки и извлечения йода, ацетона и прочего. Считается, что искусственное выращивание водорослей потребует значительно больших затрат, нежели использование старых, знакомых наземных культур, и до сего времени никто по-настоящему, практически, водорослями не занимался — в смысле получения продуктов питания — и… — Простите, Ватанабе-сан, — улыбаясь, прервал его Ма-Таори, — но в Китае, у берегов Шаньдуня, уже созданы специальные станции искусственного разведения «морской капусты». Ватанабе с нескрываемым удивлением взглянул на собеседника: — Я вижу, вам известны факты, мне незнакомые, а ведь я постоянно занимаюсь этим вопросом. Ма-Таори скромно промолчал, и Ватанабе вернулся к своему рассказу: — Вы извините меня, если в дальнейшем я часто буду пользоваться местоимением первого лица: я кое-что сделал в этой области. Занимался культурой хлореллы — маленькой зеленой водорослью. Она весьма изменчива: меняя среду, можно изменить и ее клеточный состав. Полученная мною пульна хлореллы имеет до 50 процентов белков, 30 процентов высокоценных углеводов и 20 процентов жиров — почти все необходимые человеку минеральные соли и витамины. Вы понимаете, это же идеальный продукт питания! — Ватанабе разволновался, он размахивал руками, глаза его горели. Ма-Таори заразился его энтузиазмом. — Да, это действительно здорово! Теперь слово «голод» навеки можно будет вычеркнуть из словаря всех народов мира! И какой продукт: все вместе — и жиры, и белки, и углеводы, и витамины, и соли! Теперь не нужно содержать стада скота, не нужны будут бескрайние поля и вся земля будет — прекрасный сад! Успокоившись, молодой ученый продолжал: — Получаю я этот продукт довольно просто. Вы видите эту стеклянную полую спираль? Сверху я ввожу небольшое количество культуры хлореллы. Из специальных резервуаров по шлангам непрерывно поступают различные соли, кислород, углекислота, нет недостатка и в свежей морской воде. Остальное доделывает энергия солнца: спираль все время следует за ходом светила — ее приводит в движение часовой механизм, укрепленный в стене. По мере того, как хлорелла под действием силы тяжести медленно опускается вниз, ее живая масса возрастает, и к концу второй недели мы начинаем получать почти готовый продукт — в дальнейшем он подвергается только кулинарной обработке. Продуктивность моих спиралей очень высока: при площади их стеклянной поверхности в один гектар, они в течение года дают более восьмисот центнеров сухих питательных веществ, то есть неизмеримо больше, чем можно собрать с такой же площади на поверхности Земли. Он вытер вспотевший лоб, и Ма-Таори, воспользовавшись паузой, спросил: — И какова цена производства этого идеального продукта? — О, сущая безделица — дешевле репы и бобов, — отмахнулся Ватанабе. — Ну, что ж, — сказал канак, — мистер Петерс на этом здорово нагреет руки! — Причем тут Петерс? — Ватанабе возмущенно вскочил с кресла. — Разве я работаю ради Петерса? Или ради себя? Все эти годы я не видел ни пальм, ни неба, я забыл, как улыбаются женщины, я не слышал песен. Ради Петерса? Черта с два! Ради моего несчастного народа, ради всех голодающих мира! Он замолчал, задумался, глядя на свои крепкие молодые руки. В памяти всплыли руки матери, сухие, морщинистые, нежные. Как пусто в доме после смерти отца! Скупые старческие слезы текут по щекам матери, всего несколько крупинок риса дрожат в ее ладонях — это их обед, их завтрак и ужин. Страшно: голод притаился в темных углах комнаты, пристально следит за своими жертвами. Маленький Ватанабе скоро разучится управляться с хаси[18] — так редко приходится есть! Ма-Таори нарушил молчание: — Ватанабе-сан, вы, кажется, интересовались тем, что делается наверху. Сидзуо кивнул, подумав, что его новое знакомство обещает быть интересным, и молодой канак сказал: — Я укажу вам дорогу — вы сами увидите мир и солнце. Они прошли в конец коридора и начали подниматься по очень узко-винтовой лестнице. Ма-Таори, шедший впереди, пояснил: — Это запасной выход, он ведет в надземный корпус. Сегодня мы никого здесь не встретим, можете не беспокоиться. Если какой-нибудь безумец откроет Большой люк, советую вам воспользоваться этой лестницей — здесь не будет толчеи: о ней никто не знает. Большой Люк находился в самом дальнем углу института и представлял собой стальную плиту метра два в диаметре, с многочисленными болтами, скрепами и рычагами. Никто не знал, для чего он предназначался. Новичков эта темная масса холодного металла наводила на печальные размышления, и сейчас, даже Сидзуо Ватанабе, привыкший к шуму волн над головой, подумал, что его новый друг мог бы избрать другую мишень для своего остроумия. На лестнице было темно, и Ватанабе двигался ощупью, одной рукой касаясь металлической обшивки стен, другой держась за своего проводника. Высокие ступеньки, широкие с одной стороны, узкие с другой, холод стен, гулко звенящее эхо. Снаружи доносился какой-то неясный шум. Ступеньки, поворот, снова, ступеньки и опять поворот. Наконец, в темноте показалась узкая щель, сквозь которую с трудом пробивался дневной свет, освещая небольшую площадку. Шум стал громче и ближе. Ма-Таори сказал: — Вот мы и добрались! Надавив плечом на заржавленную дверь, он расширил отверстие до величины ладони и сказал Ватанабе: — Выход на балкон второго этажа… Им, видимо, давно не пользовались — приходится прилагать порядочное усилие… Вот свет, солнце, небо… Смотрите сами! — И он отодвинулся в сторону, уступая Ватанабе место у приоткрытой двери. Ватанабе жадно прильнул к освещенной щели. Шумел ветер. Легкие белые облачка скользили по голубому небу. Коричневые стволы пальм, точно упругие тростники, качались под ветром, беспорядочно размахивая зелеными султанами перистых листьев. Вдоль берега тянулись убогие хижины, крытые сухими пальмовыми листьями. Деревня казалась вымершей… Ни дымка над очагами, ни одного человека возле развешанных для просушки сетей, возле лодок, вытащенных на берег подальше (видимо, островитяне ожидали шторма), нигде ни малейшего признака жизни, Только бирюзовые волны с киверами белой пены с угрожающим шипеньем одна за другой накатывались на песок, шуршали по гравию. Зато с другой стороны, ближе к центральному входу в здание института слышались крики людей, завывания женщин, плач детей. Ватанабе немного передвинулся, чтобы рассмотреть получше, что там происходит. Широкая площадь перед входом была заполнена народом. Худые, полуголые мужчины в отрепьях, женщины с распущенными волосами и глазами, покрасневшими от слез. «Похороны?» — подумал Ватанабе. Здесь были и дети с лицами стариков, с толстыми раздутыми животами, еле державшиеся на тоненьких, как спичечки, ножках. «Нет, — решил Ватанабе, — если это похороны, то похороны всей деревни, смерть тех, кто еще кричит и плачет там, под ветром: это — голод!» Да, это был голод. И гноящиеся глаза полны были страха, в криках и плаче толпы звучала мольба… Сердце Ватанабе Сидзуо заколотилось. Он отвел глаза и увидел — смутно, сквозь туман прошедших лет, — другое утро, в ином месте. Пустая деревня, ветер и дождь, серые волны бьются о камень… Перед зданием префектуры — такая же толпа, те же глаза. Вода течет по соломенным шляпам, по залатанным курткам и дырявым кимоно. Вода течет по изможденным лицам, течет, смешиваясь со слезами, и школьнику Сидзуо Ватанабе кажется, что дождя нет, есть только слезы, бесконечные слезы: плачет само небо. Он повернулся к Ма-Таори: — Что там происходит? Спазм сдавил горло, он еле расслышал свой вопрос. Ма-Таори ответил спокойно, и в темноте казалось, что он улыбается: — Это не похоже на сказку об островах вечного блаженства? Лазурь небес, изумрудная зелень, песни, улыбки, и цветы, цветы… Вы это думали увидеть, Ватанабе-сан? — голос полинезийца стал жестким и резким. — Это мои соплеменники. Вот та женщина, с краю, видите, с язвами на ногах, — это моя сестра. Тот высокий мужчина в шляпе без полей, это… Впрочем, это неважно. Важно то, что довел мой народ до этого состояния не кто иной, как ваш шеф и благодетель — мистер Петерс. — Что? — воскликнул Ватанабе. — Да, — повторил Ма-Таори, — мистер Петерс и, — прибавил он после короткой паузы, — вы, Ватанабе-сан. Лицо молодого ученого выразило такое искреннее изумление, что полинезиец продолжал, не дожидаясь дальнейших расспросов: — Дело очень просто: вы дали в руки Петерса страшное оружие, страшное для его конкурентов хотя бы тем, что никто о нем не знает. Вы — изобретатель, ученый, фантазер, — так и просидите всю свою жизнь под водой, и мир никогда не узнает о ваших открытиях, никогда голодающие не будут есть ваш баснословно дешевый «морской хлеб» и… — Нет, это ложь! Ложь, говорю я вам! — закричал Ватанабе, и слова гулко загрохотали по металлической обшивке. Ма-Таори хранил спокойствие, когда сказал: — Я ошибся: голодающие будут его есть, но платить они за него будут много дороже, чем за рис или хлеб… Голод на всем архипелаге — рыбы нет, хлеба нет, есть только ваш высоко питательный идеальный продукт. Воспользовавшись им, Петерс скупил по дешевке все, что можно было есть, и теперь торгует им втридорога. Но у нас уже хватает средств, чтобы покупать его. Продукт этот поставляете мистеру Петерсу вы, рыбу убивает он сам — это же много проще и легче, чем ловить ее — стоит только вылить возле рифов несколько литров той замечательной жидкости, что готовится днем и ночью в лаборатории самого шефа, как вся рыба переворачивается брюхом к солнцу и наполняет вселенную не очень-то приятным ароматом… — Послушайте! — вновь прервал его Ватанабе. — Да в своем ли вы уме! Это же совершенно невероятно! Это… Это… — он не мог говорить, только зубы его стучали. Он усиленно тряс Ма-Таори за плечо, словно пытался вытряхнуть из него признание, что весь его рассказ — лишь мрачная шутка. Ма-Таори сказал: — Есть слабое утешение: плохо не только нам. Вчера наш институт покинул некто Мицуи Кисо, ваш земляк. Знаете, что ему нужно? Ваш идеальный продукт. И знаете зачем? Чтобы, заставить японских крестьян — производителей риса — посбавить цены на свой товар. А сегодня мистер Петерс принимает мистера Лонделла, представителя торговых кругов Сен-Луи. Он тоже пытается сделать фермеров Дакоты и Айдахо более уступчивыми. Он замолчал и до лестничной площадки вновь донеслись крики и плач толпы, вой ветра и нарастающий рев океана. Темные тучи теперь низко бежали над унылыми хижинами. Чайки и фрегаты с жалобным всхлипыванием кружились над бурунами. Люди бежали к берегу, оттаскивали лодки, убирали сети, прятали всю свою нехитрую утварь, лежавшую возле хижин. Ватанабе повторил тихо, почти про себя: — Нет, этого, не может быть!.. Ма-Таори встал. Стальная дверь скрыла за собой облачное небо предвестника бури, — и на лестнице воцарилась тишина, в которую все же вторгались приглушенные звуки жизни. Ма-Таори тронул своего спутника за локоть: — Мне вас не убедить. Я провожу вас к самому Петерсу: я не сомневаюсь, что и от него вы услышите то же самое. Ватанабе молча кивнул. С площади вглубь надводного корпуса тянулся узкий слабоосвещенный коридор, Ма-Таори сказал: — Я останусь здесь. Вы пройдете коридор и попадете в просторный холл. Высокая дверь, украшенная перламутром, по правую руку — это кабинет шефа. Счастливого пути! Он остался в темноте, а Ватанабе, не проронив ни слова, двинулся вперед. …Дверь, инкрустированная раковинами и перламутром, отделанная под дуб, была слегка приоткрыта и из кабинета мистера Петерса лился свет и доносились приглушенные голоса. Высокий голос, принадлежавший хозяину, говорил: — …и до сих пор это было единственным источником. Впрочем, и за это приходилось платить — договоренность с торговцами, рыбаками влетела мне в копеечку. — В ответ раздался короткий дребезжащий смех. Мистер Петерс продолжал: — Как бы то ни было, а на всем архипелаге не осталось ни крошки съестного, и наш товар, наконец-то, пошел в ход, даже не пошел, а побежал, и, я надеюсь, рысь на днях перейдет в галоп. На этот раз смеялись двое: к дребезжащему сухому смеху незнакомца примешивалось удовлетворенное похохатывание хозяина. Затем Петерс сказал: — Ума не приложу — откуда эти бестии узнали, что эту мы травим рыбу.