Часть 34 из 84 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Видел он, что Русь Святая
Погибает под ярмом
И, как свечка восковая,
Угасает с каждым днём.
Припев тоже был странный, полузнакомый – про какие-то «офицерские заставы», которые «занимали города». Какие-такие «заставы», если должно быть «партизанские отряды»?
– Игорёх, про что это бабушка? – осторожно, шёпотом спросила Юлька. И тут вдруг вспомнила столкновение с дядей Серёжей у подъезда Игорева дома, когда у профессора вырвалась эта странная фраза – про Дроздовский славный полк, шедший «из Румынии походом». – Ой, я дурёха, это же… это же…
– Это марш нашего Дроздовского полка, милая, – повернулась Мария Владимировна. – Прошедшего и впрямь от Румынии до Дона. Ты, поди, в школе-то про это не учила…
Юлька замотала головой. История у них была только «Древнего мира», с развалинами Пальмиры на обложке. А до этого только «Рассказы по истории СССР», где, само собой, никаких «Дроздовских полков» не имелось. Про Олеко Дундича – да, про Котовского, про Будённого – пожалуйста, а из беляков – Колчак, Деникин да Врангель, «чёрный барон». Рассказывалось, как колчаковцы ходили в «психическую атаку» на дивизию Василия Ивановича Чапаева: «Раннее утро. В окопах залегли чапаевцы. Они насторожённо вглядываются в даль. Бьют барабаны: это белогвардейцы пошли в атаку. С винтовками наперевес, в чёрных мундирах, с царскими орденами на груди, они идут стройными рядами, как на параде, чётко отбивая шаг…»[19]
А бабушка, допев и принявшись разливать чай, стала рассказывать мерным спокойным голосом. О том, как в конце Великой войны, или Первой мировой, как её стали называть потом в СССР, разваливалась некогда могучая русская армия, поддавшись сладким посулам агитаторов, и как среди этого хаоса Генерального штаба полковник Дроздовский собрал на Румынском фронте отряд добровольцев, отправившихся в долгий поход из города Яссы на Дон, чтобы присоединиться к Добровольческой армии.
Как шли степями, сохраняя строгий порядок и дисциплину. Всего одна тысяча человек, готовых сражаться за единую и неделимую Россию. В дороге отряд разросся; в Мелитополе дроздовцев встречали как освободителей.
– Все улицы были народом забиты, – негромко говорила бабушка. – Стеной стояли. Крестили, плакали. Хлеб-соль подносили. Сколько с «дроздами» потом ни говорила – все одно и то же рассказывали. Не сговориться…
– Ах, Мурочка, ну что ты бедной девочке покоя не даёшь, – вмешался Николай Михайлович. – Сама же понимаешь, что им в нынешней школе внушают…
– Нет-нет! – вдруг вырвалось у Юльки. В конце концов, это же было так интересно! Игорь же как-то со всем этим справляется, и ничего!
Тут она, правда, вспомнила, что Игорь, обычно блестяще и подробно отвечавший на уроках истории, получая «5+» и благодарности, про революцию и Гражданскую войну – ни гугу, сидел, глядя в парту, тише воды, ниже травы.
Теперь она поняла почему.
– А… а вы, бабушка, вы с ними были? С дроздовцами?
– Нет, милая. Мы с Николаем Михайловичем раньше из Ростова ушли, с последними добровольцами. Ледяной поход – не слыхала небось?
Юлька только помотала головой.
Мария Владимировна и Николай Михайлович переглянулись.
А потом бабушка, поднявшись, подошла к Юльке, погладила по голове.
– Милая моя, хорошая… Правда – она вещь тяжкая. Когда думаешь одно, а говорить надо вслух совсем другое. У нас найдётся что тебе почитать. Только помни, что об этом – никому, никогда, ни за что! Это ты понимаешь?
Юльке стало не по себе. Об этом в школе нет-нет да и говорили, правда, шёпотом: что кто-то из старшеклассников принёс в класс нечто, под странным названием «самиздат», с какой-то ужасной клеветой, за что был вызван к директору и чуть ли не отчислен.
Но сейчас она себя пересилила. В конце концов, она же смотрела «Адъютанта его превосходительства»[20], там белые офицеры были совсем не такие страшные, как в книжках про революцию. Значит, можно про них и читать, и очень даже ничего!
– Про Ледяной поход наш после поговорим, – властно сказала бабушка. – А пока бегите, бегите! Вот, Вадим с Наташей уже за окном маячат. Небось опять к себе звать, костёр палить, картошку печь?..
…Костёр они и впрямь палили, на соседнем участке, на краю глубокого заросшего оврага. И пекли картошку в золе; а потом ещё долго сидели на крыльце Игорьковой дачи, глядя на звёзды.
– Знаешь, я тебе завидую даже, – признался мальчишка, и Юлька невольно покраснела. – Ты эвон кто теперь! «Чувствующая»! Круто!
– Зыкинско, – согласилась Юлька. – Только… это, знаешь, всё равно что блондинка, или брюнетка, или там рыжая. Какой уж родилась. Ну и что теперь, а? Как думаешь? Что с того, что я «чувствующая»?
Игорёк долго чесал затылок.
– Дед говорил – нет, ты сама, без машины, по потокам скакать не сможешь…
– А жалко, – вздохнула Юлька.
– Ничего не жалко! – строго сказал Игорёк. – Пропала бы ни за понюшку табаку! Провалилась бы в тартарары, а как обратно выбираться – не знала бы!
Он был прав, и Юлька невольно поёжилась.
– Ба говорит – по аналогиям можно понять, как машину усовершенствовать. Её же, как ни крути, заново строить тут надо.
– А есть ещё где-то? – жадно спросила Юлька и тотчас прикусила язык. Конечно, расспрашивать про это было нельзя.
– Не знаю, – отвернулся Игорёк. – Дед и ба молчат. Но должна быть. Ты же помнишь, что твой дядя Серёжа говорил. У него и тех, кто с ним, точно есть. Наверное, и у деда и его команды тоже найдётся. Только нам про это знать не надо! Как бы не вышло чего. – И он выразительно указал глазами наверх.
Юлька смутилась. Никогда они с мамой ничего не говорили «такого», чтобы «против страны». Она, Юлька, всегда была как все. С горящими глазами смотрела «Неуловимых мстителей», хохотала, когда Савелий Крамаров уморительнейше выдавал: «А вдоль дороги мёртвые с косами стоят – и тишина!» Смеялась и над карикатурными беляками-эмигрантами, потешно лупившими друг друга в парижском кафе, выясняя, кто тут «настоящий император всероссийский», в новом, только что вышедшем фильме «Корона Российской империи, или Снова неуловимые»[21].
И вдруг ей стало стыдно.
– Игорёх, а этот Ледяной поход… Ба твои и дед там были ведь, да?
– Были, – кивнул мальчишка. – Из Ростова через степь, через снег… и пяти тысяч штыков не набралось, хотя звались «армией»… И дошли до Екатеринодара…
– Это где?
– Краснодар теперь зовётся. Красных войск разбили – тьму! Побеждали вдесятеро сильнейшего, да, именно так! – Игорь разволновался, словно это он сам ходил через ледяные просторы Кубани.
– Да ну? – не поверила Юлька.
– А как ты думаешь? – Игорёк упёр руки в боки. – Думаешь, у Антона Ивановича…
– Это кто?
– Деникин! Антон Иванович Деникин! Думаешь, у него миллионы в армии были, когда он до Орла дошёл? Нет! Красных всегда больше было! Разутый, раздетый отряд, кто в чём из Ростова вышел – так и шагали!..
Юльке стало как-то не по себе. Её всегда учили, что беляков было видимо-невидимо, Антанта им помогала, снабжала всем необходимым, были они сыты, до зубов вооружены, в красивой форме (как она видела в кино), и только потому им, белякам, сперва что-то удавалось захватить. Но потом налетали красные конники, и белые разбегались в ужасе, бросая оружие и сдаваясь в плен.
– Я должна узнать! – вырвалось у Юльки.
– Узнаешь, – посулил Игорь. – Ба расскажет. Она медсестрой прошла – сперва так, а потом как раз с дроздовцами…
Мария Владимировна, словно услыхав, высунулась на крыльцо.
– Будет вам, полуночники, – пожурила она ласково. – Спать пора!
– А… а вы мне расскажете, про Ледовый поход?! – выпалила Юлька.
– Расскажу, – бабушка враз сделалась очень серьёзной. – Всё расскажу, Юленька. Мало нас осталось, кто сам всё видел, а остальные… – Она лишь махнула рукой. – Верят всякой белиберде.
– Историю пишут победители, – с донельзя важным видом обронил Игорёк. И гордо надулся.
Юлька хихикнула.
Они вошли в дом, Мария Владимировна заперла дверь. Из кабинета появился профессор, устало потирая глаза и держа очки в свободной руке.
– Николай Михайлович! А можно спросить? – Сегодня выдался какой-то совершенно особенный день, Юлька набралась храбрости: – Про… про них.
Игоревы бабушка с дедом обменялись понимающими, хоть и несколько печальными взглядами.
– С ними всё хорошо, милая. – Бабушка обняла Юльку за плечи. – Они уже дома, в своём мире, в своём времени…
Но отчего-то Юля Марии Владимировне не поверила.
Глава 4
Петербург,
ноябрь-декабрь 1914 года – январь 1915 года
book-ads2