– Что? – Вовк растерянно завертелся на месте, оглядываясь. – Не бойся! – самоуверенно улыбнулся Вит и обернулся к сидящей на лавочке темной фигуре, помахал ей рукой. – Живы они, только очнутся не скоро. Мне проблемы не нужны. Я только брата заберу. – Не заберешь! – Вовк вдруг резко прыгнул вперед, взмахнув правой рукой, в которой держал биту. Левая свободно болталась, видно, травма, нанесенная котенком, оказалась серьезной. Удар подобной дубиной, набитой гвоздями, даже не сильный, был чреват губительными последствиями. Вит еле отскочил. Потом подставил свою «беззубую» биту и отбил следующий слабый удар раненого брата. – Ты чего, Вовк?! – воскликнул Вит. – А ты думал, – быстро заговорил брат, – если я не могу залезть к тебе в голову, то не смогу и поймать и отправить к папе Кизляку? Да вот хоть твой Вовк это сделает! А я его направлю! Ошарашенный Вит, отпрыгивая, уворачиваясь и отбивая удары, вдруг понял, что план может провалиться. И все из-за слабого головой Вовка! Управляемый незнакомцем брат когда-нибудь настигнет Вита и изобьет его палкой с гвоздями, а потом покалеченный мальчик все-таки поедет к Кизляку! Что же делать? Как вызволить Вовка из-под влияния чужой воли? – Вовк! Очнись! – закричал Вит, вновь отпрыгивая подальше и наблюдая, как брат, замахиваясь, идет к нему. – Я был не прав! Я называл тебя нюней! Отродью! Извини! Это не так! Вовк неумолимо надвигался. Вит, держа обеими руками свою биту, отразил новый удар и опять отбежал на приличное расстояние. – Я – дурак! Я – кретин! Прости! Вовк! Но ты сам виноват! Это ты стер нам с отцом память! Ты заставил забыть все ужасы, которые творил в своем бункере Кизляк! Ты… Вовк вновь замахивается. Лицо бесстрашное, взгляд неподвижный, движения автоматические, неумолимые. Кажется, сейчас он ничего не понимает. Воля незнакомца пока берет вверх. Его не победить! – Ты спас нас! – продолжал орать Вит. – Спас! Меня! Иначе из двадцати пяти братьев не осталось бы никого! Вовк… Гвозди оцарапали кожу на груди. Несколько кривых полос тут же налились кровью. – Вовк! Взмах рукой, и бита пролетела обратно. И опять чуть не оцарапала. – Ты видел смерть наших братьев! Все эти… эксперименты! И пытался спасти их! Но! Удалось! Только! Меня! И… себя! И… В этот момент Вит споткнулся и завалился на спину. Его бита отлетела в сторону, а Вовк очень проворно оседлал брата и тут же занес над головой свою дубину. И Вит заорал в последний раз, выставив над головой руки: – И ты изменил нам память! Себе! Мне! И тому охраннику! Чтобы увез нас оттуда! Ведь нам по пять лет было! Вовк! Вовк! – все кричал и кричал Вит и только через несколько долгих секунд осознал, что страшная бита до сих пор не опустилась на подставленные руки, а потом на голову. Вит раздвинул ладони и с удивлением посмотрел на брата. Взгляд того принял осмысленное выражение. Он с ужасом глядел на дубину в руках и на Вита. – Я не понимаю… – Потом слезы полились из его глаз. – Я блуждал по туннелю… и твой голос вывел на свет. Я не хотел… – Я знаю! Знаю! – успокоил его Вит. – Ты пытался спасти. Там, и в черном туннеле, ведущем из бункера Кизляка в подземельях Переславля-Залесского… Ты – молодец! – Но я не спас остальных братьев! – жалобно проскулил Вовк, собираясь с новой силой заплакать, но Вит прижал к его губам ладонь. – Ты не мог. Ты маленький был. Всего пять лет! И уже тогда мог… изменить нам троим память! Представь, что же ты можешь сейчас! Лицо брата озарилось светом, словно в темный-темный туннель внесли яркую-яркую лампу. И Вовк посмотрел на Вита. – Ты помог мне! Напомнил! Брат! – Ты можешь больше! Я верю! Просто до сегодняшнего дня ты был немного не в себе. Чуть-чуть все забыл. – А теперь? – удивленно переспросил Вовк, словно не понимая, что делать дальше. – А теперь спасай нас! – развел руками Вит и махнул головой в сторону укутанного плащом незнакомца. Вовк понял все с полуслова, повернул навстречу врагу голову и нахмурился. Его лицо приняло злое выражение, а темная фигура нерешительно замерла. – Давай! – прошептал Вит. – Я верю в тебя, брат! И Вовк сжал кулаки, поднялся и пошел к Черноморову, который обеспокоенно вертел головой. Он потерял контакт с жертвой, а помощники, как ему сказал мальчик, все были вырублены. Они не придут. Мужчина отчаянно пытался вновь взять контроль над тринадцатилетним мальчиком, но ему не удавалось. Вовк больше не пускал к себе в голову чужое сознание. Теперь мальчик был сильным, он помнил прошлое. Он управлял им, и он точно знал, что может управлять настоящим и будущим. Вовк не позволит кому-то изменить себя! Как тогда, в бункере, восемь лет назад… Глава 2. Странный разговор Середина октября 2033 г. Мощный двигатель монстра еле слышно урчал под желтым капотом. «Хаммер» плавно и деловито объезжал серьезную пробку на Ярославском шоссе, и эта пробка стала бы настоящей проблемой, если бы затор не случился двадцать лет назад. Потом выжившие растащили опустевшие автомобили по обочинам и проложили новый маршрут среди покореженных и ржавых автомобильных остовов. И вот желтый капот вражеской машины плавно, словно нос корабля, поворачивал то вправо, то влево, объезжая кучи металлолома, которые покрывал валом валивший снег. На улице было холодно, в отличие от салона, где вовсю работала печка. Дворники исправно смахивали налипающий на лобовое стекло снег и раз за разом приоткрывали небольшое окно в снежную сказку. Дорога шла по обычному смешанному лесу, который укрывала снегом поздняя осень, и лишь остатки автомобилей напоминали водителю о том, что когда-то давно на мир обрушилась Великая и Ужасная Катастрофа, уничтожившая все живое на Земле! Ну, почти все… Некоторые индивиды выжили и, будто забыв, из-за чего случилась война, продолжили дело погибших предков, уничтожая друг друга. Софья Макаренко по прозвищу Сова от злости с силой сжала кожаную обшивку руля. Она еще не простила смерть отца тем мразям, что влезли в их спокойную жизнь и уничтожили семейную идиллию вдали от любых выживших идиотов в лесах под Вологдой. Да, девушка отвлеклась от мести на несколько дней, да, забыла про злость, что сводила челюсти и пальцы на спусковом крючке СВДС, когда в окуляре появлялась рожа одного из нефтяников из Ярославля – но только на время. Пока не вызволит из рабского плена детишек. И у Совы получилось. Вместе с единственным, не считая отца, порядочным и достойным мужчиной, встреченным девушкой за всю сознательную жизнь, они освободили детей[4]. И теперь Макаренко могла со спокойной душой вернуться к мести. Она сходила за угнанным «Хаммером», пригнала его в «Приют», заправила, набила припасами, найденными Михаилом Прохоровым – тем достойным человеком – в бункере под монастырем, и пустилась в новый путь. С новыми силами, с новой ясностью и спокойной душой… Впрочем, не совсем спокойной. Пятьдесят измученных взрослыми и истощенных детей вызвали у нее слезы и неясный зуд в груди, когда собрались попрощаться с Софьей. Трогательно и мило, но как-то неправильно для умирающего мира. Макаренко лишь скривилась, чтобы не показать чувства, а грудную клетку в это время сжимало спазмом, и на глаза наворачивались слезы. Софья, всегда такая сильная, упрямая и не в меру жесткая, не могла спокойно смотреть на жалостливые лица детей. Ее тянуло остаться, но твердый характер, воспитанный отцом и долгими тренировками, отказал шантажирующим Софью эмоциям. Сначала нужно закончить дело, а потом возвращаться к детям и, возможно, подумать о своем… Вот как сейчас. Где еще подумать о рождении собственного ребенка, как не вдали от любого мужчины, в глухом, заснеженном лесу, который Макаренко пересекала на желтом «Хаммере», отобранном когда-то у бандитов? Наверное, самое романтичное место в мире… Раньше подобные мысли не посещали голову двадцатипятилетней девушки. Наверное, потому, что в ее жизни существовал один мужчина – отец. А потом появились бандиты-нефтяники, негодяи, обирающие свободные земли и убивающие неугодных. Ни одного достойного мужика во всей округе, чтобы допустить даже мимолетную мысль о замужестве. К подобным мужчинам у Софьи могло возникнуть только отвращение. Зато отвращение – это то, что необходимо именно во время войны. Макаренко с удовольствием лупила и убивала нефтяников, взрывала их припасы и отбирала порабощенных детей. Жаль, что уничтожила не всех. Вот теперь надо вернуться в Ярославль и отомстить за отца. Но только обязательно отомстить! Ничто не должно отвлечь ее от цели! Ничто! Хватит разгуливать вокруг да около! Надо мстить – и в сторону! Потом спокойно жить, вернуться к детям и, возможно, родить своего. Вновь возникшая мысль о гипотетическом ребенке разозлила Сову. Макаренко сжала пухлые губки и нахмурилась. Единственный достойный мужчина в ближайших областях, с кем можно создать семью, – Михаил Прохоров, но у него пятеро детей! И еще около пятидесяти приемышей! Это же… Это же… Но тут вспомнились печальные и угрюмые маленькие лица сирот, провожающих Макаренко в дорогу у ворот Горицкого монастыря в Переславле. Полсотни одиноких маленьких детишек! И одного Михаила на них явно маловато! Сова сжала губы и зашмыгала носом, часто-часто заморгала, чтобы предательские слезы не брызнули из глаз. Не ко времени все это – слезы, размышления о ребеночке и потенциальном отце! Земля еще горит под ногами убийц отца, а месть… с ней лучше не задерживаться, а то жизнь закрутит в водоворот, и не заметишь, как остынешь и забудешь о справедливости, необходимой, как воздух! Нет! Сначала нефтяники, а потом уже Переславль-Залесский, дети, возможно, Михаил, любовь и собственный ребенок. Сова пошмыгала носом и повернула к себе зеркало заднего вида, выбрала участок дороги, где не нужно все время петлять меж искалеченных войной машин, и взглянула на себя, стирая с глаз предательскую влагу. Макаренко – дочь своего отца! Она выдержит! Она отомстит! Развесит головы негодяев по всему Ярославскому шоссе, когда будет возвращаться в «Приют забытых душ», чтобы любым мразям в радиусе пары сотен километров от Ярославской области неповадно было лезть к детям! Макаренко объехала одну из куч металлолома, сваленную посреди дороги, вновь взглянула в зеркало заднего вида и нахмурилась. На заднем сиденье высилась груда мешков с одеждой и провизией, которые они нашли с Михаилом Прохоровым в бункере под Горицким монастырем, когда уничтожили Черномора с Кизляком[5], и что-то в этой куче насторожило девушку. Она прищурилась, напряглась, и вдруг резко вжала педаль тормоза в пол. Автомобиль проехал еще несколько метров по снежной каше, прежде чем остановился. Мешки и баулы по инерции начали перелетать вперед, как и тот, кто прятался среди них… Как только «Хаммер» остановился, Сова одной рукой схватила перелетевшего через сиденье вместе с мешками человека, а второй стала наносить ему резкие и частые удары. Какое-то время незнакомец дергался и невпопад лягался в ответ, а потом не выдержал и закричал: – Стой! Сова! Стой! Пожа-а-алуйста-а-а! Тонкий детский голосок остановил руку девушки, она дернула тело на себя, вырывая его из груды мешков, и… оказалась нос к носу с Русланом Озимовым. Двенадцатилетний черноволосый мальчишка морщился и хмурился от боли и виновато смотрел на Сову черными глазами. – Ты! – воскликнула девушка возмущенно. – Ты обещала научить меня стрелять из снайперки! – быстро затараторил пацан. – Ты обещала! – Ты… – опять начала Софья и от возмущения на секунду проглотила язык. Потом рявкнула: – Да ты с кукушкой-то дружишь? А?! Руслан вжал голову в драную телогрейку. – Дружу, – протянул он обиженно. – А по-моему – нет! – громко возразила Макаренко. – А по-моему – да! – упрямо перебил Озимов и затараторил: – Как нам еще уговорить тебя остаться? А?! – И лишь для этого ты спрятался в «Хаммере»? – удивленно переспросила Сова. – Да! – Руслан с вызовом выставил вперед подбородок. Софья довольно грубо толкнула его обратно на сиденье, где мальчик стал устраиваться, перекладывая мешки назад. – Ты должна остаться! Прохоров один с нами со всеми не справится! Ты… – Нет! – рявкнула вновь Сова. – Нет! Я должна ехать к нефтяникам и убить их! Ничего ты не понимаешь, мальчишка! – Нет, понимаю! – обиженно возразил Руслан, повышая голос. – Понимаю! Они убьют тебя! И что станет с нами? А?! Некоторое время Макаренко молчала, пережевывая и смакуя обидные и злые слова, готовые вот-вот сорваться с губ. Но сдержалась и спокойным тоном сказала: – А что станет с вами, если я их не убью? А?! – Она пристально уставилась большими карими глазами на мальчика, тот, затаив дыхание, затих. – Ну? Представь! Вы победили в маленькой битве, уничтожили Черномора и Кизляка – и все? Думаете, наступил рай, а все остальные беды пройдут мимо? Да? – Девушка ткнула пальцем в окно. – Я еду мстить нефтяникам за отца! Да! И это не изменить! А еще я еду предотвратить войну, которая грядет, когда эти мрази узнают, что их детишки захватили их школу, их город и уничтожили их союзников – Черномора и Кизляка! Война придет под стены Переславль-Залесского Горицкого монастыря и сровняет с землей «Приют забытых душ». И все это случится, если я не уничтожу нефтяников! Понимаешь? Затихший Озимов кивнул, но страха в его глазах так и не появилось. – Не называй его так, – тихо попросил мальчик. – Его? – не поняла Софья. – Черномора? Кизляка? Нефтяников? – Приют, – прошептал Руслан. – Никакие мы теперь не забытые души. У нас есть Михаил и ты. – А как тогда? – переспросила Сова.