– Ты меня слышал? – сурово переспросил отец, и Виту ничего не оставалось, как кивнуть. – Теперь помоги ему заштопать рану и одеться, скоро станет совсем холодно. Я пока обдеру кошек. – Да, отец. Пока Вит промывал и перевязывал Вовку раны, а отец сдирал шкуры с мертвых животных, на небосклоне сместилась луна, и освещенное ею пятно переползло на стену. Все были так заняты, что не обратили внимания на появившуюся на ней тень. Она медленно повертела головой, оценила ситуацию и… Кот спрыгнул сверху вместе с лунным светом сквозь дыру в крыше. Конечно, он выбрал самого большого и опасного, рассчитывая расправиться сначала с ним. Когти вцепились в спину человека, острые клыки попытались сомкнуться на шее сзади. Отец только и успел упасть на спину, чтобы своим весом придавить кота и стеснить его движения. Вит и Вовк подскочили, когда услышали сдавленный хрип мужчины. – Отец! – Па! Они сжали в руках начиненные гвоздями дубинки и с яростью маленьких берсеркеров набросились на кошака, благо отец вновь перевернулся, подставляя кота под удары детей. В шуме возни отчетливо хрустнул череп. Мальчишки остановились и бросились к отцу. Он еще дышал и хрипло заговорил: – Вы это… молодцы! Главное, держитесь друг друга! В обиду не давайте! Охоте я вас научил, рыбалке тоже! Это… Не пропадете! Еще… это… А! На днях видел Красный Фургон, людей плохих… Помните правила! Не приближайтесь! Если что, бегите! Бросайте дом и бегите! Разъезжают из года в год и детей собирают! Вит! Это… Следи за братом! Не давай в обиду! И помните Список, который я каждый день вам на ночь читаю… Понятно? И Красный Фургон… – Отец… – Понятно?! – повысил он голос и закашлялся. – Да! – Любите друг друга! Вы – братья… Так Соколовы потеряли отца. И чуть не пополнили собой Список Смерти, который он зачитывал им на ночь всегда, словно мантры. «Время в пепел превратилось и развеялось по воздуху. Его нет, прошлое и будущее все одно: смерть. Великий Хаос родился двадцать лет назад и навсегда изменил привычный мир. Теперь надо быть начеку. Каждый день, каждый час, каждую минуту, да что там… Каждую секунду! Опасаться следует всего! Семья Садчиковых умерла от пыли. На пепелище полезли, наглотались пыли, покрылись гнойными язвами и умерли. Что это значит? – Меньше дышать пылью! Аникины пали от рака. Всей семьей ходили к Кратеру Смерти. Это что значит? – Не приближаться к Кратерам Смерти! Воровские утонули в Рыбе, когда тронулся лед, льдину с ними отбило и унесло в водохранилище. Что значит? – Весной не ходить по тонкому льду! Федуловы сгинули при охоте на крылатого ящера. Это что значит? – Не охотиться на крылатого ящера меньше, чем тремя семьями! Соломины умерли от голода. Что значит? – Не брезговать мясом отроди! Фроловы замерзли, что значит? – Использовать шкуры отродей! Козловы были замучены нефтяниками из Ярославля, а их детей увезли на Красном Фургоне. Что значит? – Быть осторожными с людьми, не ходить в Ярославль и не приближаться к Красному Фургону!.. … Эти правила нужно всегда помнить и неукоснительно соблюдать! Помнить и соблюдать! Помнить и соблюдать!» И много-много других подобных правил заставил выучить отец. Благодаря этому Виталик с Вовкой Соколовы и пережили тринадцать лет, в отличие от других семей кочевников и рыбаков Рыбинска и Ярославской области, которые из-за своего неосмотрительного поведения кровью погибших создавали этот отцовский список. Раз в год кочующие по пустошам области семьи собирались возле Рыбинска и обменивались информацией, добычей и «молодой кровью» – повзрослевшими молодыми людьми, что позволяло уменьшить вражду между группами и количество родственных браков. Кочевники жили охотой, собирательством и торговлей излишками. А рыбаки – промыслом на водохранилище и Волге. Девятнадцать лет после войны все было хорошо, и кочевой образ жизни приносил плоды: семьи не только процветали, но и численность каждой из них росла. Если возникала на горизонте опасность, семьи объединялись и давали отпор, как, например, рейдерам-нефтяникам из Ярославля, которые теперь редко захаживали в земли кочевников, и то лишь для того, чтобы пополнить запасы диковинных шкур и крепкой кожаной одежды. Со слов отца, в семье Соколовых матери не было с самого начала, с момента рождения близнецов. Отец Виктор после смерти жены не стал искать ей замену, хотя мальчики, возможно, и испытывали необходимость в женской ласке и отдыхе от бесконечных правил и уроков. Но Виктор так не считал. «Чем черствей душа и тело, – говорил он обычно на собраниях кочевников, – тем дольше жизнь!» В общем, так и жили: мальчишкам по совместительству с уроками выживания приходилось заниматься и бытовыми делами в походном фургоне – уборкой, готовкой еды, стиркой. Было трудно, но они не жаловались – понимали, как тяжко отцу. Дети видели, как глубоко он вздыхает на общих собраниях и подолгу исподволь пялится на чужих жен. Но от предложений других семей Виктор всегда отказывался. «Мачеха вам не нужна, – потом говорил он мальчишкам и трепал по голове, – ни к чему это, поверьте». И Вовк с Витом верили самозабвенно, стараясь порадовать отца своими успехами в изучении правил и навыков охоты. Он учил их быть незаметными и стремительными, делать ловушки и запоминать повадки зверей, оттого дети и выжили. Оттого и считалась их семья одной из самых удачных и способных, если бы не последняя охота. Но она должна быть впрок, как говорил Виктор. Он не питал пустых надежд и знал, что когда-нибудь погибнет, поэтому запретил детям плакать и раскисать в этом случае. Запретил даже хоронить его! «Забрать шкуры, мясо и уйти, оставив его как отвлекающую хищников приманку…» Мальчики молча закончили работу отца: освежевали кошачьи туши, расфасовали по небольшим кожаным сумкам мясо. Днем в фургоне они нарежут мясо на тонкие полосы и завялят, а то пропадет. Потом раздели отца – сам завещал: ничто не должно пропадать, особенно одежда! Закончив, они постояли рядом, глядя на открытые, уставившиеся в дыру в крыше глаза, застывшие губы и белеющее тело, покрытое шрамами – следами множества охот и сражений не на жизнь, а на смерть. Мощное, мускулистое тело отца, защищавшего мальчиков до этого скорбного момента. Молчали долго. Оба понимали, что теперь никто не поможет, если забудут правила и нарушат любой пункт из Списка Смерти. И что теперь самим придется выкручиваться из любых ситуаций и дополнять, если не сдохнут, этот Список. – Черт! – прошептал, наконец, Вовк. – Нет его, – буркнул Вит. Вновь помолчали. Шум просыпающегося, населенного далеко не людьми города проникал в ДК с первыми лучами солнца и напоминал, что надо уходить. Вовк поднял руку, словно собираясь запустить пятерню в шевелюру. Будто собираясь заплакать… – Не надо. – На его здоровое плечо легла рука Вита. – Он не хотел. Мне и тебе по тринадцать! Еще год или два, и мы станем взрослыми. Сможем присоединиться к другим семьям. Я бы не против к Смирновым. У них классная Ю подрастает! Разбежимся, и все наладится! А он… Он забудется, как и Ма… – Заткнись! – прошептал Вовк, и плечи мальчика часто-часто затряслись, где-то в груди перестало хватать воздуха, а в горле предательски забулькало. – Ненавижу! – Ненавижу! – передразнил брат и толкнул Вовка. Тот не устоял на ногах и плюхнулся на коленки рядом с мертвым отцом, но не сделал и попытки подняться, а продолжал изливать горе. – Баба! Отродь! – почти зло бросил ему в спину Вит. – Из-за тебя нас никто в семью не возьмет! Никогда! На фиг бабе вторая баба нужна? – Отстань! – крикнул Вовк, отмахнувшись. – Ты его просто не любил! И Ма не любил! – Ма, которой никогда не было? – Которой мы просто не помним! – И как это поможет жить? – Вит развел руки в стороны. – Как эта твоя любовь к мертвым поможет нам остаться в живых? А? – Не знаю! – вновь в сердцах крикнул Вовк, потянулся и прикрыл отцу веки. – Но поможет! – Отлично! – сгоряча бросил Вит. – С этого дня вы со своей любовью идете своим путем! На все четыре стороны света! Понял? – А вот и пойду! – Вовк решительно поднялся и повернулся к брату. – Пойду! Ты задрал командовать! Задрал обзываться! Задрал меня всего! – кричал он сквозь текущие по лицу слезы и тыкал одной рукой Виту в грудь, вторая из-за ран не поднималась. – Без тебя будет легче! – Клево! – вновь рявкнул Вит. – Сейчас тащимся до фургона, доезжаем до любой семьи и там делимся! Нафиг мне такой нюнька на шее? – Поскорее бы! – парировал Вовк. – Тогда идем? И они собрали добычу и медленно вышли из ДК на площадь. Все-таки кошки были крупными, и ободранное с них мясо и шкуры весили немало. Придется сходить несколько раз, чтобы оттащить всю добычу в фургон, который «припарковали» в соседнем дворе, среди четырех длинных пятиэтажек. Во время Катастрофы на Рыбинск выпало достаточное количество радиоактивных осадков, чтобы все здравомыслящие люди покинули город. Но за двадцать лет пыль вымылась дождями и снегами, поэтому особо опасными остались только места с большим скоплением металлических конструкций. Дороги с множеством ржавых остовов автомобилей и большие машиностроительные заводы с их металлическими фермами, станками, станами и сборочными линиями. Также зоной повышенной опасности считались шлюзы из Рыбинского водохранилища в Волгу, сама ГЭС и различного рода суда, огромными ржавыми рыбинами уткнувшиеся в берег. В водохранилище и Волге радиоактивная вода осела вместе с пылью или была снесена течением в низовья реки, то есть куда-то в Каспийское море, если судить по старым картам. Рыбаки воспользовались естественным очищением пресноводного водоема и вернулись, начав промысел рыбы, с каждым годом становившейся все чудней и страшнее на вид. Кочевники же в отличие от речных собратьев не спешили вернуться в Рыбинск. Развалины заводов и фабрик, доков и мертвых кораблей наводнила разного рода городская живность – собаки, кошки, вороны, крысы, естественно, достаточно изменившиеся за двадцать лет жизни в отравленном всяческим ядом мире. Так что кочевые семьи посещали Рыбинск в основном для охоты и обмена с рыбаками. Их двухметровые караси и метровые трехглазые окуни являлись для кочевников деликатесом. Братья молча пересекли площадь в направлении пятиэтажек, за которыми оставили фургон. Они оба все еще не могли простить друг другу слишком резких слов, сказанных в пылу ссоры. Конечно, расходиться мальчики не собирались, гнев есть гнев, его просто так не выпустишь в лицевые противопылевые платки, а глаза не перестанут зло сверкать из-под бейсболки, защищающей от опасных солнечных лучей. Нет, обиду просто не скинешь, ведь тебе тринадцать, и твоя кровь бурлит, адреналин бушует, а тестостерон расслабиться не даст! От ярости Вовк даже не заметил, как схватил в больную руку двойную порцию мяса. Теперь же пораженная когтями котенка рука просто отказывала. До фургона добычу не донести. Нет. Не донести… Парень почувствовал, как из зашитых ран по рукаву струится кровь. В висках стучало, а в глазах темнело. Но он не сдастся! Нет! Только не перед Витом! Нет, нет, нет! Едва мальчики вынырнули из-за пятиэтажки, чтобы подойти к своему фургону, Вит застыл как вкопанный, уронив сумку с мясом и рукой преградив путь Вовку. Он не верил своим глазам. Всегда казалось, что этого с их семьей не случится, что Список Смерти пишут уже по готовому, что… Но вот он – Красный Фургон – рядом с их домом. С фургоном, в котором они с Вовком живут и кочуют. И какие-то люди уже заинтересованно обходят их дом, тыкают автоматами в безобидную, но устрашающую видом корову, способную лишь на отпугивающий любых тварей сатанинский рев. Она ведь даже молока не дает, просто тянет изо дня в день кунг от армейского автомобиля… – Эй! Стоять! – кто-то заметил ребят, закричал, размахивая руками, кто-то из чужаков начал поднимать автомат. Вот это поворот! Надо убегать, как учил отец! Только так, как учил отец! И не иначе! – Бежим! – крикнул Вит. – Врассыпную! Мальчик тут же сбросил все незакрепленные мешки на землю, что закреплено – сбросил во время бега, причем спиной чувствовал, что кто-то бежит следом. Не догоняет, но и не отстает. Только бы не Вовк! Бежать вместе – лишь повышать шансы чужаков на их поимку. Но все же Вит не успел. Кто-то схватил его за ворот и сильно дернул, отчего мальчика бросило назад, в крепкие руки преследователя. Вот только Вит не боялся его, не страшился и боли, как презирал и оружие. Если сразу не стали стрелять, то уже и не будут. Значит, главная задача врага – поймать. Но не на тех напали! Сколько раз они с отцом убегали от рейдеров на шипованных машинах из Ярославля, сколько раз втроем охотились на зверей впятеро опасней кошек и сколько раз обламывали нечестных обменщиков, посягнувших на фургон и содержимое семьи Соколовых! Вот и сейчас Вит уже знал, что делать. Он со всей силы ткнул рукояткой дубины назад. – Ах ты, сука! – раздалось над ухом. Незнакомец содрогнулся от резкой боли в солнечном сплетении, но кулак не разжал. Тогда Вит дернул секретную веревку на кожанке из волка, соединявшую пуговки, и они разом отлетели. Мальчики не успели стереть жир с тела и надевали одежду поверх, поэтому куртка легко соскользнула и осталась в руках удивленного преследователя, а Вит в это время удобней перехватил дубину и шарахнул ею по лицу незнакомца, вернее, по черной маске с длинным носом, скрывающей лицо. – Ах ты, тварь! – взвыл от боли враг и завалился на землю, прижимая ладонь в черных перчатках к ранам на лице. Вит зло сплюнул и вдруг ощутил сильную и внезапную головную боль. Мальчик чуть не упал на коленки, но неожиданно в поле зрения попал Вовк. Бесчувственного брата двое незнакомцев несли в Красный Фургон! На нем белыми буквами значилась непонятная надпись: «The Coca-Cola company». – Да какого фига?! Вот же баба! Отродь! – досадливо простонал Вит и, развернувшись, побежал в ближайший подъезд. Место раненого бандита заняли двое других, и они ничуть не уступали мальчику в скорости. Топот доносился не ниже одного пролета от бегущего Вита. Поднявшись на четвертый этаж, мальчик мельком взглянул на открывшийся глазам люк на крышу. Заперто! На больших блестящих ушках висел огромный черный замок. Возможно, при наличии времени и острого инструмента Вит открыл бы его, но только не сейчас, когда на хвосте двое неизвестных с автоматами. Да и смысла подниматься на пятый этаж теперь тоже не было. Вся надежда на балконы. Еще в первые годы после войны люди перекидывали между балконами соседних подъездов доски. Видимо, чтобы не спускаться и не касаться радиоактивной земли. Каждому времени свойственны свои суеверия. Наверное, люди после войны верили, что так защищаются от радиации. Только бы доски не сгнили! Вит забежал в первую попавшуюся квартиру. Одного взгляда хватило, чтобы понять, в какой из комнат находится балкон. В грязном помещении на полу отчетливо виднелись следы. Парень рванул туда и чуть не свалился, вовремя убрав руки с железных перил. Они заскрипели, отвалились и с металлическим лязгом упали вниз, в заросли кустарника. Тем не менее Вит вздохнул с облегчением. Доски лежали на месте, перекинутые на соседний балкон. Там мальчик выбежит в другой подъезд, где взберется на крышу, если, конечно, какой-нибудь идиот опять не оставил замок на люке. На балконе Вит на секунду задержался, перевел дух, быстро просканировав глазами открывшийся вид. Гаражи, одинокие дома, Волга, а под Волгу уходит черная дыра. Мальчик поежился. Сразу же нахлынули неясные детские воспоминания. Ужас и боль, смерть и мучения, связанные с темным, беспросветным туннелем. И откуда только взялись? Ведь Вит на самом деле не помнил ничего такого… – Эй, парень! Не прыгай только! – донеслось сзади, и Вит засеменил по шатким доскам. Прохладный летний ветерок обдувал обнаженный торс и все норовил скинуть легкого мальчишку вниз с четвертого этажа, но дубинка в руках служила подобием балансира. Вит быстро перебежал на соседний балкон и юркнул в комнату, успев услышать: