Решив помучить ее еще немножко, Пэрли ничего не отвечал. Он с неподдельным интересом наблюдал за носильщиком, толкавшим тележку, доверху нагруженную чемоданами. За носильщиком вразвалочку шли джентльмены в белых костюмах и соломенных шляпах. Следом за джентльменами семенили ухоженные, словно сошедшие со страниц глянцевого журнала, хохотушки-дамочки, без умолку щебетавшие о предстоящем путешествии. «Как же так? – недоумевал Пэрли. – Экономика страны на дне, а эти, понимаешь ли, вовсю шикуют!» Богачи Нового Орлеана мириться с жарой не хотели, каждое лето они паковали чемоданы и стаями мигрировали на север страны. Пэрли искренне пожелал, чтобы поезд сошел с рельсов и похоронил всю эту развеселую компанию, так и благоухавшую новенькими хрустящими долларами, под грудой искореженного раскаленного металла. Некоторое время он сидел и смаковал возникавшие в разгулявшемся воображении картинки, а затем его мысли переключились на погоду. Жара, установившаяся во второй половине августа, была просто невыносимой. Пэрли казалось, что если и есть ад на Земле, так он здесь, в Новом Орлеане. Ни дуновения ветерка, ни намека на прохладу. Миссисипи, напоминавшая бесконечный поток грязи, едва отражала лучи солнца. Залезть в реку означало верную смерть: охладить она вряд ли могла, а вот сжечь плоть вокруг костей – это пожалуйста. Поездка из Шривпорта в Новый Орлеан должна была стать увлекательным путешествием, но изнуряющая жара все испортила, несмотря даже на то, что в путь Пэрли и Джинджер отправились на комфортабельном «форде». Автомобиль обошелся им в сто долларов, которые они взяли из той суммы, что выручили за продажу «паккарда». Джинджер убедила Пэрли, что новая машина – на самом деле это была модель 1930 года выпуска с четырьмя цилиндрами и пятью тысячами километров пробега на одометре – для успешного воплощения плана им просто необходима. «О человеке судят по автомобилю», – сказала она. Пэрли эти слова пришлись по нраву, и сделка состоялась. Заодно сбыли с рук и «окленд». Его оценили в двадцать долларов, что, по сути, было очень даже неплохо. А черный седан «форд» выглядел и вправду замечательно: ни вмятин, ни царапин. Пэрли переменил позу, окинул взглядом блестевшее чистотой здание вокзала, выпустил колечко дыма и с вызовом произнес: – Может, и злюсь! – Возьми себя в руки, – убедившись, что их никто не слышит, заявила Джинджер. – Хватит уже дуться. Ну что ты в самом деле, как маленький! – Какого черта! – так резко воскликнул Пэрли, что у его спутницы испуганно дрогнули губы. – Какого черта ты ни словом не обмолвилась про третьего, а? Ты же говорила, что двести кусков мы поделим пополам! – Мы и так их поделим. Парень не в доле, он получит только небольшое вознаграждение! Без него мы все запорем! – оправдывалась Джинджер. – Откуда мне знать, что на уме у этого деревенщины? А может, я не хочу с ним работать? – Ты должен мне доверять. Я делаю это ради успеха нашего предприятия… – возразила Джинджер и примолкла: мимо прошел долговязый носильщик, толкавший тележку с багажом, и проплыла пожилая чета. Затем она наклонилась к Пэрли и прошипела: – Нам нужен помощник! Мой племянник – парень надежный да плюс ко всему еще и сильный! Если это тебя утешит, то с Донни я связалась только после того, как обо всем условилась с тобой. Ты, конечно, можешь и дальше ныть, но Донни нам просто необходим. – Лично я в этом сомневаюсь, – усмехнулся Пэрли. – Донни будет нам хорошим подспорьем! – воскликнула Джинджер, выхватила у собеседника сигарету, затянулась и выпустила дым через ноздри. – Размер его вознаграждения мы обсудим чуть позже. Но поверь мне, Пэрли, ты не пожалеешь! – А все подробности плана, как я понимаю, ты отправила племянничку телеграммой, да? Чтобы каждый встречный-поперечный оценил твой замысел во всей красе. – Не говори ерунду. Я же не дура, в конце концов! «Донни, приезжай, для тебя есть работенка» – вот какую телеграмму он получил. Да он даже своей матери, моей родной сестре, лишнего не сболтнет. – Похоже, вы уже не раз работали вместе. – Конечно работали! А иначе я и не позвала бы его. Как я уже и сказала, Донни будет нам хорошим подспорьем, – повторила Джинджер, еще раз затянулась и, блаженно улыбнувшись, вернула сигарету Пэрли. – А твоя сестричка тоже промышляет аферами? – Может, и промышляет. Но в это дело я ее впутывать не буду. У нее и так хлопот полон рот. – Судя по всему, у вас та еще семейка, да? – спросил Пэрли, затягиваясь. – А ты, можно подумать, благородных кровей! – парировала Джинджер и вдруг схватила его за щеку и заворковала: – У-тю-тю-тю! Милому маленькому мальчику не понравилось, что большая плохая Джинджер взяла в дело еще одного пособника… И теперь бедняжка возмущенно дерет глотку, совершенно не понимая, что тетушка Джинджер действует ему же во благо… – Прекрати немедленно! – огрызнулся Пэрли и убрал ее руку. Джинджер захихикала: все это напомнило ей «Утиный суп», популярную комедию с участием братьев Маркс. У Пэрли от возмущения кровь закипела в жилах. Он уже раскрыл было рот, чтобы устроить Джинджер сцену, как снова захрипел громкоговоритель и певучий мужской голос объявил, что поезд из Джексона прибывает на второй путь. – А вот и мой любимый племянничек! – воскликнула Джинджер. Она хихикнула, потрепала своего спутника по щеке и поднялась со скамейки. Пэрли тоже встал, но напарница положила ему на плечо руку и велела: – Лучше жди нас здесь. – Хочешь напомнить парню, чтобы он не называл тебя по имени? – Пэрли, попридержи свою проницательность: она нам скоро понадобится, – сказала Джинджер и устремилась к перрону. Мужчина с ангельским лицом шагнул было следом, но затем передумал и уселся докуривать сигарету. Глянув на Джинджер, он в очередной раз подумал, что от роковой блондинки в красном платье не осталось и следа. По перрону шла простая милая девушка, одетая в строгое темно-фиолетовое платье с лавандовой оборкой. Незатейливая прическа, скромный макияж – одним словом, его сообщница походила на библиотекаршу или учительницу, встречавшую своего дедушку, приехавшего из глубинки. «А ведь хороша чертовка», – хмыкнул про себя Пэрли и затянулся, поглядывая на бегающих взад-вперед людей. Время от времени локомотив выпускал пар, и ветерок уносил эти облачка на перрон, превращая их, к вящему удовольствию Пэрли, в жуткие призрачные фигуры, медленно проплывавшие среди пассажиров. Наконец вернулась Джинджер. Рядом с ней шел молодой человек лет двадцати с потертым коричневым чемоданом. Тетушка что-то пела ему на ухо, и вид у нее при этом был весьма самодовольный. Пэрли затушил сигарету и встал. Донни Бэйнс – так представила племянника Джинджер, но еще не факт, что это было его настоящее имя, – выглядел как неотесанный деревенщина. Сильно выступающая нижняя челюсть и низкий лоб придавали ему сходство с неандертальцем. Голову парня венчала копна огненно-рыжих волос, однако виски были чисто выбриты. «Ростом примерно метр семьдесят два, широкоплечий, бедра узкие – одним словом, борец», – прикинул Пэрли. Точно в подтверждение его догадке, глубоко посаженные глазки Донни, выглядывавшие из-под массивных надбровных дуг, находились в постоянном движении и рыскали вокруг в поисках драки. Одевался парень незатейливо: пара коричневых башмаков, рыжевато-коричневые брюки с темно-коричневыми заплатами на коленях и простая рабочая рубашка голубого цвета с закатанными рукавами, обнажавшими жилистые руки. Когда Джинджер и Донни подошли ближе, Пэрли перехватил взгляд молодого человека. Тот надвигался, не сводя с него маленьких злых глазок, а на лице ясно читалось: «Только дай мне повод, и уж я надеру тебе зад». Пэрли растянул губы в фальшивой улыбке и, едва тетушка с племянником оказались в зоне слышимости, сказал: – Ага! Тот самый Донни, надо полагать? Донни даже не улыбнулся в ответ. Он смотрел на протянутую руку Пэрли и не пожимал ее до неприличия долго. А затем вперился в нового знакомого карими, почти черными глазками и крепко, аж до хруста, сжал ему руку. Пэрли не на шутку перепугался за свои костяшки, но виду не подал и лыбиться не перестал. – Ну, чё как? – поприветствовал его племянник Джинджер. Если бы полная грязи, ила, глины и бог знает чего еще река Миссисипи вдруг заговорила, то ее голос звучал бы точно так же, как у этого неандертальца. Во рту у Донни блеснул серебряный зуб. Остальные зубы были желто-коричневыми и как будто сточенными. «Меньше надо грызть кости поверженных сородичей!» – подумал Пэрли. – Хорошо доехал? – спросила парня Джинджер. Донни пожал плечами – мол, к чему этот лишний треп – и не ответил. – Голоден? – Можно и пожрать. Пэрли решил про себя, что, пожалуй, всем фермерам в округе следует поостеречься: этому неандертальцу ничего не стоит свалить ударом кулака лошадь, а затем обглодать ее. – Хорошо, по дороге заедем куда-нибудь перекусить. Донни кивнул, осмотрел тетушку с ног до головы и сказал: – Клянусь, выглядишь совсем не так. Никогда не признал бы. – А затем сморгнул раз-другой, словно собираясь с мыслями, и прибавил: – Лады, значит, ты – Джинджер, он – Пэрли. А я кто же буду? – А ты останешься Донни, лишние сложности нам ни к чему. Не прошло и нескольких секунд, как парень решил показать Пэрли, кто есть кто. Он резко развернулся на пятках в сторону выхода на Южную Рампарт-стрит и со всего размаху ударил чемоданом носильщика, катившего пустую тележку. Негр покачнулся, а тележка, проскрежетав колесами по полу, укатилась прочь. – Смотри, куда прешь, черномазый! – заорал Донни. Носильщиком оказался тот самый долговязый негр, недавно проходивший мимо. «Совсем юнец, небось ему еще и двадцати не исполнилось, – подумал Пэрли. – А тощий какой! Этот неандерталец в два счета его по земле размажет». Носильщик, восстановив равновесие, посмотрел на обидчика. И это было с его стороны ошибкой. Хотя в глазах негра светились испуг и удивление, Донни все равно вспылил. Он в мгновение ока побагровел. Сначала вспыхнула шея, а затем багрянец, заливая краской лицо, добрался и до корней огненно-рыжих волос, казалось запылавших еще ярче. – Эй, ниггер, хорош на меня пялиться! – сжав кулаки, заорал Донни, надвигаясь на носильщика. «Ну все, приехали: сейчас этот рыжий придурок все запорет». – Тише, Хайнц, – прошептала Джинджер и положила ладонь на грудь племяннику, словно бы желая успокоить закипавшую в его сердце кровь. Приговаривая: «Тише, Хайнц, тише», она встала между Донни и носильщиком. – Пускай опустит свои гребаные глаза! – крикнул Донни, и снова что-то заклокотало в его голосе, напоминая Пэрли старую грязную Миссисипи. Горевшими от ярости глазами задира пристально смотрел на носильщика и, дрожа всем телом, готовился броситься в бой. Но негр все-таки опустил взгляд и тихим учтивым голосом произнес: – Да, сэй. Ссутулившись и вжав голову в узкие плечи, носильщик двинулся к тележке, в любой миг ожидая удара в спину. Добравшись до тележки, он поправил красную фуражку и пошел к перрону. – Успокойся, – шептала Джинджер. – Все кончено. Забудь. Угомонись уже! – Этот ниггер сам напросился! – орал Донни, брызжа слюной, налипавшей хлопьями пены на нижнюю губу. – Этот ублюдок сам так и нарывался, чтобы я выбил из него все его черное дерьмо! – Ну, будет! Угомонись уже! – повторила Джинджер и погладила его по груди. – Милый, так нельзя: на нас люди глазеют, а мы ведь не хотим привлекать лишнее внимание, правда? Донни не отвечал: его тело буквально сотрясалось от клокотавшей внутри ненависти. – Кажется, самое время выкурить сигаретку, – сказал Пэрли и достал пачку «Честерфилда». Этой безобидной фразы хватило, чтобы неандерталец снова завелся. Сверкнув серебряным клыком, он двинулся на Пэрли. Драться Донни было так же необходимо, как другим людям дышать. – Вы только посмотрите на него: Макс Бэр собственной персоной, – промурлыкал Пэрли с издевательской улыбочкой. – Еще шаг, недоумок, и я вышибу тебе мозги.