Я видел: ему хотелось сказать: «Это твои проблемы», – но он как-то сдержался. – Пятьдесят, – решился, а я подумал, насколько еще сумею затянуть эту игру. – Плюс двести, – добавил и таки потянулся за фиником. – Тридцать сейчас и пятьдесят после дела. – Сто сейчас и сто двадцать пять после дела. И в случае чего – задаток не возвращается. – По пятьдесят. – Кнаппе сжал кулаки. – Семьдесят пять и семьдесят пять и тридцатипроцентная скидка в твоих лавках до конца года. – Десять процентов, – сказал он. Наконец сошлись мы на семнадцати с половиной и торжественно ударили по рукам. Я был несколько удивлен, поскольку надеялся выторговать крон сто, а мысль о скидке пришла в последний момент. Кнаппе же должен был знать больше, чем говорил, – или задумал какую-то гадость. Или и вправду алкал жениться на Элии. Я лишь надеялся, что он не настолько глуп, чтобы думать, будто сумеет после завершения работы от меня избавиться. Это правда, что не было у меня концессии в Хез-хезроне, но, Боже милостивый, я ведь инквизитор! А даже Кнаппе ни скуп, ни глуп настолько, чтобы портить отношения с Инквизиториумом, который наверняка вспомнил бы о своем конфратере. Даже о таком, который не слишком известен в Хез-хезроне и у которого нет епископской концессии. Впрочем, не было у меня нужды в том, чтобы защищала меня Церковь. Да, милые мои. Бедный Мордимер – человек осторожный, осмотрительный и смиренный, но если дело доходит до проблем – в нем просыпается триединое чудовище: лев, тигр и дракон! Кнаппе отсчитал семьдесят пять крон, а я еще велел ему поменять две золотые пятидукатовки, обрезанные по краю, и только потом спрятал мешочек под кафтан. – Через несколько дней получишь концессию, – пообещал он. – Буду ждать, – ответил; мне и впрямь было интересно, удастся ли ему провернуть все настолько быстро. Впрочем, так или иначе, задаток возвращать я не предполагал. Потому что – как знать, дойдет ли дело до следующего платежа? Если Элия предстанет перед Советом, Кнаппе наверняка не будет настроен еще раз тянуться к кошелю. – Реши это быстро и чисто, Мордимер. Да, – глянул он на меня с прохладцей, – и не вздумай обмануть. Если решишь стакнуться с девкой за моей спиной – я догадаюсь. – Ты меня знаешь. – О да, знаю, – кивнул Кнаппе и повернулся ко мне спиной. – Мы еще не закончили, – сказал я твердо. – Да ну? – протянул он и без охоты глянул в мою сторону. – Именно. Когда буду выходить, станешь в дверях. И отыграешь одну сценку. – Сценку? – Маленькие глазки с подозрением уставились на меня из глыб жира, которые у нормального человека были бы щеками. – Скажешь: «Ладно, Мордимер, дам тебе на десять крон больше». Так, чтобы услышали слуги. А я отвечу: «О нет, даже если бы давал тысячу, не стану этого делать!» – Думаешь, что в моем собственном доме есть шпионы? – А ты думаешь, что может их не быть у человека твоего положения? – спросил я вежливо. – Да, это верно, – усмехнулся он через миг, и я знал, что слова мои были бальзамом для его души. – Наверняка ты прав! * * * Курнос и близнецы сидели в «Хромом пони»: играли. По лицам было понятно, что играли неудачно. Ну а потом я увидел человека, которого они пытались обуть, – и рассмеялся. – Отдай им деньги, Ганс, – сказал, присаживаясь. – Или уж – половину того, что проиграли. Никогда не читал разве, как говорит Писание: «Кто крал, вперед не кради, а лучше трудись!»[12]. Шулер широко раззявил рот в усмешке, показывая черные десны и пеньки гнилых зубов. – Я всего лишь достойный жалости грешник, – сказал с театральным раскаянием, – и не знаю Писания так хорошо, как слуги нашего Господа. – Так это Ганс? Ганс Золотая Ручка? – спросил Курнос и ткнул его кривым пальцем в грудь. Близнецы заворчали что-то под нос и одновременно, хотя и незаметно, потянулись к стилетам. – Нет-нет, – придержал я Первого. – Мы ведь не хотим здесь драк, верно, Ганс? Шулер усмехнулся и подтолкнул в их сторону кучку серебра. – Считайте это бесплатным уроком, – сказал. – Выпьешь со мной, Мордимер? – Почему бы и нет? – ответил я, а Курнос и близнецы встали, оставляя нас одних. Трактирщик принес нам вина, и я, прежде чем сделать глоток, сперва смочил губы. – Всегда осторожен? – усмехнулся шулер. Я глянул на него, не понимая, что тот имеет в виду. – Ах, нет, – сказал наконец. – Просто привычка. Ганс склонился ко мне. – Был у Кнаппе? – спросил шепотом. – Как всегда, когда в городе, – ответил я, не понижая голоса. – Да он уже предлагал работенку то одному, то другому, – засмеялся Ганс. – Но дураков нет, парень. Знаешь, кого мы давненько не видали в Хезе? Русого и его людей. – А откуда б ему здесь взяться, – насупился я, поскольку Русого в последний раз видели в подземельях барона Берга. Судя по тому, что я слыхал, из тех подземелий быстро не выходят. А если выходят – то не своими ногами. Ганс пожал плечами: – Я что, гадалка? Ты просто учти: вот он был, а теперь его нет. – Взял задаток и смылся, – сказал я, поскольку все знали, что Русый и его люди – не самая солидная компания. – Ты вроде бы не дурень – верить, что Кнаппе дал ему задаток, – фыркнул он. – Это дело смердит, парень, и я тебе советую: держись подальше от проблем. – В смысле? – В смысле – уезжай, Мордимер. Просто-напросто уезжай. Или займись чем другим. – Вот как, – пробормотал я. – И какова будет цена моего послушания? – Лучше спроси, какова будет цена строптивости. – Сукин сын даже не старался скрыть угрозу в голосе. – Ганс, ты ведь столько лет меня знаешь – должен бы помнить, что меня можно купить, но нельзя запугать, – сказал я с упреком. Шулер допил вино и встал. – Мне всегда казалось, что ты понимаешь, откуда дует ветер, Мордимер, и всегда падаешь на четыре лапы. Не ошибись теперь. Я кивнул ему: – Спасибо за вино. И – взаимно. Я хотел бы, чтобы ты знал одно. Я ненадолго выезжаю из города, а делом Кнаппе займусь, когда вернусь. Или не займусь. Это будет зависеть от многого – и от состояния моих финансов в том числе. Ясное дело, я врал, но это был неплохой способ успокоить Золотую Ручку. Если он имел отношение к Элии Коллер, а мне казалось, что имел, то он, вне всякого сомнения, повторил бы, что Мордимер Маддердин покидает Хез-хезрон. И даже если ему не поверят, зерна сомнений будут посеяны. Шулер ушел, от порога снова махнув мне рукой, а я минутку посидел в одиночестве, допивая вино. Когда наконец вышел, увидел, что Курнос и близнецы сидят вместе с парой оборванцев подле корчмы и играют в монеты. Кивнул им. Они неохотно оторвались от развлечения. Мы отошли в сторону. – Ничего не получилось, – сказал я им. Курнос скривился, а скривившимся выглядел он еще хуже, чем обычно. Близнецы помрачнели. – Ну, тогда сами чего-то найдем, – буркнул Второй. – Как хотите, но, – я поднял палец, – поступим по-другому. Ждите меня здесь каждый день, с полудня до двух. И никаких авантюр, потому что вытаскивать вас из казематов бургграфа во второй раз я не стану. Курнос вновь скривился, припоминая те события. Впрочем, у Курноса любое упоминание о казематах (где бы те ни находились и кому бы ни принадлежали) пробуждало старые воспоминания. И как свидетель его приключений, я мог сказать, что воспоминания эти были крайне мрачными. Да и на сей раз все могло закончиться куда как невесело. Мне и вправду пришлось крепко поднапрячься и использовать немногие свои знакомства, чтобы вытащить парней из тюрьмы. Их обвиняли в убийстве, насилии и грабеже. В лучшем случае – виселица. В худшем – содранная кожа, отрубленные конечности или переломанные колени… И все же мне удалось добиться лишь публичной порки и месячного искупления. Ежедневно они должны были восемь часов лежать на плитах собора, в покаянных одеждах и с остриженными головами. Также ежедневно получали по пять ударов кнутом на рынке, куда должны были ползти на коленях. Ну в конце концов все это веселье закончилось, а парни получили незабываемый жизненный опыт. Я лишь надеялся, что они сумеют сделать из него выводы.