2 Варна встретила Феликса Петровича фейерверками. Перед тем, как спускаться с холма вниз, к городу, он остановился. Усталость как рукой сняло: его пленил открывшийся перед ним вид. Как на ладони лежало синее море, простиравшееся до самого горизонта, виднелся залив с белопарусными кораблями, цветущие зеленые берега, крепость и позиции вокруг нее. С обеих противных сторон стреляли орудия. Снаряды, издававшие особенный вой, чертили в небе над Варной белые полосы. Как будто не орудийный грохот доносился до его слуха, а некая грандиозная боевая симфония. — Какая напряженная жизнь при Варне! — воскликнул он. — И как было уныло при Шумене! Спутники Феликса Петровича спешили. Последовал за ними и он. Капитан-следователь, в компании с которым он провел долгий путь, был болен, а его ждала работа: какой-то военный врач попытался дезертировать. Добравшись до Варны, они даже забыли поблагодарить болгар, которые охраняли их в пути. Отважный усатый болгарин, воевода дружины, подъехал к следователю и показал тому на белые палатки слева от подножия одного холма. — Лазарет вон там, ваша милость. А штаб, — обратился он к Феликсу Петровичу, — думаю, находится на линейном корабле «Париж». Поспрашивайте там, вам покажут. Болгары пришпорили коней и удалились. Русский лагерь у Варны показался Феликсу Петровичу настоящим шумным городом. Когда он остановился перед каким-то базарным лотком, кто-то стукнул его по плечу. Оказалось, это его приятель, капитан Лукиянович. Тот был нагружен пакетами и корзинкой с апельсинами. Феликс разинул рот от удивления. — Не воображаешь ли ты, что находишься на Невском? — спросил он, не веря своим глазам. — Давай, двигай со мной, — рассмеялся Лукиянович. — Я отведу тебя к Веберу. Возьми апельсин, он тебя взбодрит. Приехал от Шумена? — и капитан Лукиянович, посчитав Феликса в качестве своего гостя, повел его. — Тут, брат, есть все. И император тут. Феликс был поглощен новыми неожиданными впечатлениями. На пути в ресторан Вебера они миновали павильоны известных одесских торговцев. Им составляли конкуренцию бородатые голландцы со своими товарами. Сидя между бочонков с соленой рыбой, они невозмутимо курили трубки и пили грог. — Великий князь Михаил тоже здесь, — знакомил гостя с обстановкой Лукиянович. — И его светлость Вебер, вечный торговец. У него все есть, даже апельсины. Ешь, не стесняйся. Я только что проел одиннадцать червонцев у Вебера. А его ресторан — отличное место для отдыха. Туда тебя и веду. В ресторане Вебера приятные неожиданности следовали одна за другой. Феликс и не знал, чему удивляться: бутербродам с черной икрой, токайскому вину или новостям, рассказываемым капитаном. — Сейчас положение при Варне совсем другое, не то, что было дней десять назад. Варна осаждена со всех сторон, говорю это с полной ответственностью… Я люблю историю как науку, особенно военную, за ее особую точность. Я намереваюсь описать эту войну. Феликс Петрович одобрил это намерение, но умолчал, что и сам вел своего рода дневник, разве что в несколько юмористическом стиле. И с большим вниманием слушал Лукияновича. — Наконец-то подошли подкрепления. Здесь же ракетная артиллерия генерала Засядько — ракетный полк поручика Ковалевского. Я тебя познакомлю с этим славным молодцом. Лукиянович продолжал бомбардировать приятеля интересными новостями. Сказал, что император свободно расхаживает по лагерю. Запрещено отдавать ему почести как императору, а только обыкновенное отдание чести как высшему офицеру. В лагере было много пленных, которые свободно передвигались, у них даже не изъяли личное оружие. Поэтому и последовало такое распоряжение — чтобы не могли узнать царя. Большинство пленных, особенно черкесы, имели великолепное оружие: инкрустированные кинжалы, ятаганы с позолоченными рукоятками, сабли, украшенные драгоценными камнями. Лукиянович показал свою саблю и посоветовал приятелю купить такую же. — Осторожно! Она страшно острая. Я чуть не порезал пальцы, торопясь разглядеть ее. — И он показан шрам от недавней раны мизинца. — Рукоятка позолочена толстым слоем. И ты можешь приобрести подобную красоту, правда, стоит это довольно дорого, — вздохнул капитан, вспоминая, как сильно он потратился на ее приобретение. — Между прочим, постарайся не совать свой дипломатический нос на передовые позиции — турки сражаются ожесточенно. А когда попадают в плен, становятся добрыми, кротким и смирными. Признают волю своего аллаха, который определил им такую судьбу. Но сражаются как звери. Береги себя, брат. Феликс Петрович вздрогнул. Он вспомнил про правый фланг шуменской позиции. — Да, не так уж страшно, если тебя ранят. Развернут полевой лазарет. Там лежат и князь Меншиков, и генерал Перовский. Император часто навещает раненых, награждает всех подряд. Сегодня и мой приятель юнкер получил медаль из его рук. Значит, не так уж и плохо полежать раненым… Да, забыл тебе сказать. Какая там сестра милосердия! Неописуема! Настоящая княжна! И с каким достоинством держится! — Лукиянович рассказал Феликсу об обстоятельствах появления в лагере Рады. — Удивительно смелая и решительная женщина. При том еще и ребенок у нее имеется. Ей запретили вытаскивать раненых с поля боя, но она продолжает. Тут все обожают Радину Николаевну. Так что в целом у нас здесь, при Варне, интересная жизнь. Уже на выходе от Вебера Феликс узнал еще кое-что, уже не столь ободряющее. Лукиянович шепнул ему на ухо, что ходят слухи о прибытии огромного турецкого войска. — Дай бог, это только слухи, — сказал он. — Мне говорил это приятель из разведки, но я не очень-то верю нашим разведчикам. Порой те из мухи делают слона. Если кто-то увидел некий неприятельский отряд у Провадии, то, когда весть дойдет до Варны, тот превратится в целую армию. Впрочем, ты сам узнаешь все более точно, ведь ты будешь на «Париже». Там император со свитой. Если честно, завидую тебе. Лукиянович проводил Феликса до берега, где стояли шлюпки, на одной из которых можно добраться до флагманского корабля. По пути он рассказал одну смешную историю. После вчерашнего артиллерийского обстрела крепостная стена между первым и вторым бастионами проломилась. Неприятельские солдаты покинули бастионы. Неожиданно там появился какой-то русский матрос. Вокруг него летели пули, а он стоял. Начальство взволновалось, бросилось выяснять, в чем дело. Оказалось, что матрос заключил пари, и выиграл: помочился на стену. — Жалко, что за такие поступки не награждают, — рассмеялся Феликс. Два приятеля распрощались сердечно. Лукиянович пообещал позаботиться о коне Феликса, а тот в ответ обязался информировать обо всем, что происходит на «Париже». 3 Флагманский корабль представлял собой настоящий плавучий дворец. Феликса изумляло все виденное. Красота корабля поражала с первого взгляда: изящество линий, тонкость деталей. Он восхищенно рассматривал «Париж» как произведение искусства, был удивлен изрядной чистотой и порядком… На корабле блестело все: и деревянные части, и металлические, и белые паруса. И если бы эта плавающая сказка, как Феликс назвал для себя корабль, не качалась так усердно, непрерывно и упорно, он бы поверил, что является наисчастливейшим человеком. Но… качка была ужасна, непереносима, хотя на поверхности моря не было заметно никакого волнения. Море было гладко как скатерть, а желудок Феликса Петровича разволновался сразу же с первым шагом на борту корабля. На «Париже» было шумно, нервно и напряженно. Заседал военный совет под председательством самого императора. Феликс сразу же узнал повестку совета. Оказалось, что и здесь есть его приятели. Прежде всех он наткнулся на Сашу Суворова. Тот стал кем-то в свите императора. По ходу совещания он бегал то вверх, то вниз. Суворов посоветовал Феликсу сходить на ют, куда Антон Антонович, который прибыл сюда двумя днями раньше, отправился, выйдя из зала заседания. — Куда, куда? — не понял Феликс. — На корму, — снисходительно усмехнулся Саша. — Приподнятая часть кормы называется ютом. Там установлена подзорная труба. Тебе будет небезынтересно глянуть в нее. Но прежде чем он успел добраться до подзорной трубы, Феликс встретил Комарова. — О, вот это встреча! Здравствуй, дорогой! Комаров без энтузиазма ответил на приветствие. Он вяло усмехнулся, взгляд его был рассеянным. — Комаров, что с тобой, брат? И каким ветром тебя занесло на «Париж»? Комаров выглядел взволнованным, и чувствовалось, что ему хотелось поделиться своими заботами с близким человеком. Он рассказал, что был назначен адъютантом князя Евгения Вюртембергского. Корпус князя выдвигался к Варне. От болгар, которые усердно старались помочь русским, узнали, что на пути корпуса имелось большое турецкое войско. В корпусе не было специального разведывательного отдела, такой имелся только при штабе армии, а там посчитали несерьезным такое сообщение. Некоторые даже высказывались, что князь постарел и стал пугливым. — Наш корпус там едва насчитывает десять тысяч человек. Если от их небрежности или безответственности нашим ребятам придется сражаться против многократно превосходящего нас противника… понимаешь, Федя, ты понимаешь, что может случиться? — Да, плохо будет! — сочувственно покачал головой Феликс. К ним приблизился генерал Делингсгаузен. Рядом с ним шел человек в цивильном платье. Феликс Петрович узнал его. Это был Александр Некович. Они поздоровались, и Феликс удивился тому, какая у него горячая ладонь. — Комаров, я вас искал, — произнес генерал. — Передаю вам письмо князю Евгению. В нем все написано, но и вы должны об этом знать. Командование решило произвести солидную разведку, чтобы положить конец всяким предположениям. Мы отправляем на юг специальный отряд, так что будьте спокойны. Передайте мое почтение князю Евгению. Генерал пожал руку Комарову, пожелал ему успешного пути и после этого повернулся к Феликсу Петровичу. — Рад встретить вас. Доверяю вам господина Нековича. Работа с ним входит в ваши нынешние обязанности. Познакомьтесь, а мне надо вернуться на заседание военного совета. — Мы уже познакомились под Шуменом, — ответил Феликс Петрович. Он был обрадован этой встрече, но бледное лицо и лихорадочный вид болгарина встревожили его. — Вы нездоровы, господин Некович? — Похоже, лихорадка. Но я продержусь до решения нашего вопроса. Генерал Делингсгаузен представил его на рассмотрение императора. — Александра Нековича трясло от приступа лихорадки, несмотря на очень жаркий день. — Я испытываю беспокойство по поводу того, — сказал Некович, — как воспримет император наш меморандум. Как бы его содержание не возбудило раздражения царя. — А каково, в сущности, содержание вашего меморандума? — поинтересовался Феликс Петрович, чувствуя себя уже специалистом в данной области. — Ничего нового по сравнению с тем, что сам Софроний Врачанский писал в предыдущем меморандуме Александру I. Мы только дополнили его данными о нашем участии в прошлой войне… выразили большие надежды на освобождение от турок с помощью великой Руси. Некович почти дословно передал содержание меморандума. Там написано, что Россия оставила бедную Болгарию на произвол Порты, в то время как Сербия, Валахия и Молдавия, а по окончанию этой войны и Греция, будут свободными независимыми государствами под покровительством России. В меморандуме говорилось: «… несколько раз наш несчастный народ получал обещания Русской державы о покровительстве, но, к несчастью, такового не был удостоен, а брошен на различные притеснения по причине приверженности православной вере и привязанности к России, от которой болгары ожидают спасения и защиты. Примите под Ваше покровительство этот несчастный народ, рассеянный по разным уголкам турецких владений и и страдающий уже четыреста пятьдесят лет под оттоманским игом, управляемый этой властью не по закону, управляемый беспощадно. И так же, как Его Императорское Величество благоволил принять под свое покровительство Сербию, Молдавию, Валахию и Грецию, мы убедительно молим Ваше Величество проявить милость этому народу как единоверному, чтобы распространить на него такие же права и преимущества, каковыми были облагодетельствованы другие». — Лучше и не может быть сказано, — одобрил Феликс Петрович. — Ясно, детально и сильно. — Не впервой подавать нам прошения и меморандумы. Так, с прошением в руках в Петербурге угас Иван Замбин. В царьградской темнице сгнил заживо мой дядя, Атанас Некович. Возможно, и моя судьба будет похожей. Сдается мне, что капитан Георгий Буюкли и его единомышленники идут верным путем. Лучше встретить смерть с оружием в руках, чем с мольбой о милости. Некович замолчал. Они увидели Делингсгаузена, спешно направлявшегося к ним. — Сударь, вы передали мне устаревшие полномочия, — торопливо начал говорить генерал. — Нужны новые. Император хочет познакомиться с ними лично, чтобы убедиться в их достоверности. — О, какой конфуз, простите! — Он вынул из внутреннего кармана пиджака лист бумаги, развернул его и зачитал текст: «Эти полномочия даны Александру Нековичу от болгар, как живущих в княжествах, так и по другую сторону Дуная, в Болгарии, производить от нашего имени все действия, служащие на пользу и благоденствие нашего народа». Генерал всмотрелся в подписи. Среди них было множество имен болгар из различных городов Болгарии, а также болгар, живущих в Молдавии и Валахии. Делингсгаузен принял от Нековича документ и поспешил вернуться на совещание. Болгарского представителя трясло от лихорадки, он с трудом удерживал губы от дрожи. — Скажите, сударь, — Некович обернулся к Феликсу, — неужели и в этот раз Россия бросит Болгарию? Разве возможно, чтобы случилась подобная несправедливость? Ведь это же неслыханно! Я уже и не знаю, какая по счету эта война, которая ведется на болгарской земле для решения проблем других народов. Во всех этих войнах участвуют болгары, помогают русским. Сударь, какие надежды в их душах! И какая вера! У вас, дипломатов, говорят: «беспрецедентный случай». Так же говорил и ваш отец в конце прошлой войны, когда все участники болгарского земского ополчения были вынуждены покинуть свою родину и стать эмигрантами. Есть ли в истории подобные примеры? До падения Варны остались какие-то дни. Если не в конце этого, то в начале следующего года Россия подпишет новый мирный договор с Турцией. И что тогда станет с нами, сударь? С болгарским народом? С теми людьми, которые вам помогают? Сколько тысяч болгар пойдут по страшному пути эмиграции, страданий, неволи… неужели и в этот раз будет допущена такая великая неправда?.. Александр Некович сотрясался и от лихорадки, и от непосильного страдания. Феликс Петрович стоял возле него безмолвно, прозревая страшную истину в его словах. — Россия не виновата, — наконец отозвался он. — Не ее вина… И вы сами знаете это… К ним приблизился быстрым шагом генерал, возбужденный, с улыбкой на устах. — Можем друг друга поздравить, господа! В болгарских делах наметилось продвижение. Император приказал графу Нессельроде приступить к разработке проекта независимого болгарского государства. Будет срочно вызван генерал Тучков, военный губернатор Бабадагской области[28], у которого уже выработан подобный проект… Великолепная новость, правда? И кое-что еще, господа. Посмотрите! — генерал показал на грот-мачту. — Поднят белый флаг. Мы предлагаем переговоры. Крепость осаждена со всех сторон. Мы желаем предотвратить излишнее кровопролитие. Александр Некович и Феликс Петрович задрали головы. На грот-мачте развевался белый флаг.