Она увидела, что его спокойствие тут же испарилось. Этому пистолету было больше шестидесяти лет. Франсуа знал, что такое оружие может выстрелить само собой. Как далеко ты готова пойти, Матильда? Сколько понадобится, чтобы установить истину и устранить тех, кто противостоит мне… — Успокойся, не делай того, о чем потом будешь жалеть. — Дай мне пройти! Мгновение Франсуа озадаченно смотрел на секретер, а затем благоразумно отступил с ее дороги. Не сводя с него глаз, Матильда приблизилась к секретеру и открыла дверцу. С сильно бьющимся сердцем она выдвинула украшенный инкрустацией ящик и вынула стопочку визитных карточек. — Что ты воображаешь?.. — Не говори ни слова, — оборвала она его с яростью, буквально пригвоздившей его к месту. Она подставила первую попавшуюся под руку карточку под желтоватый свет люстры: Мадам Матильда Вассер хочет вам выразить самую искреннюю признательность… В глазах у Матильды помутилось. Она зажмурилась. Почему на этой карточке только ее имя? …за дружеское участие, которое вы проявили в горестные часы… Она резко подняла глаза от карточки, чтобы убедиться, что Франсуа не пошевелился, и сделала над собой усилие, чтобы дойти до конца. …которые ей пришлось пережить после кончины своего отца. Матильда почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Она стремительно перебрала остальные карточки, но перед ней представала та же самая надпись. Снова и снова. После кончины ее отца. 9 Карточки выпали у нее из рук и рассыпались по полу. — Что ты надеялась там найти, Матильда? — спросил Франсуа, но его голос казался далеким, как если бы муж находился в другой комнате. В голове у нее образовалась томительная пустота, которая унесла все мысли, оставив ее голой и безоружной. Затем стены начали обрушиваться, вызывая в памяти целые эпизоды. Похороны… роза, брошенная в зияющую дыру, на гроб. Толпа вокруг нее на колючем холоде зимнего утра. Люди по очереди подходят, чтобы пожать ей руку и принести соболезнования. Франсуа стоит справа от нее, в темном пальто, прямой, как буква I, без костыля. Конечно, это еще до стрельбы. А слева… Камилла. Невозможно лгать самой себе. Это она и есть. Не просто плод ее воображения, а картина, запрятанная в глубине ее памяти. Воспоминания были о похоронах ее отца, которые произошли двумя годами раньше. Матильда подняла глаза на Франсуа, пытаясь снова найти в нем мужчину, которого еще недавно уважала как спутника жизни. Но несмотря на все, что только что сказала, она продолжала видеть в нем лишь врага. Больше не обращая внимания на валяющиеся на полу карточки, он воспользовался ее замешательством, чтобы продолжить: — Ты хотела последовать совету врачей. Ты была на пределе. Сознавать, что Камилла в таком состоянии, на больничной койке, для тебя было бы хуже, чем узнать о ее смерти. Но я… я настолько чувствовал себя виноватым, что не хотел позволять событиям идти своим чередом. Я ждал чуда… Я прочитал все, что можно было прочесть о затяжном растительном состоянии. Некоторые пациенты выходили из него спустя многие годы… Но врачи не оставили нам надежды. Было сделано много экспертиз: после произошедшего мозг Камиллы перестал увлажняться. Никакая терапия невозможна. Ничего общего со случаями «чудесного» выздоровления, когда к пациентам возвращались минимальные умственные способности. Матильда хотела запротестовать, но слова намертво застряли у нее в горле. Вдруг она почувствовала на щеках что-то холодное. И только поднеся к ним пальцы, поняла, что это слезы. — Я должен показать тебе кое-что… у меня в кабинете. — Ты не двинешься отсюда, — возразила она, напрасно пытаясь взять себя в руки. — Это единственное средство, чтобы ты наконец поверила. Матильда почувствовала, что ситуация начинает выходить у нее из-под контроля. Она хотела положить конец этому разговору. Она пыталась бороться, снова обрести власть над своими мыслями и воспоминаниями. Ее ответ сорвался с губ сам собой: — Иди передо мной и веди себя спокойно. На лице Франсуа она не увидела ни удивления, ни удовлетворения. Он просто опустил глаза, развернул свой костыль и, подскакивая, направился в другой конец комнаты. Когда они вошли в кабинет, Матильда была потрясена царящим там беспорядком. В кресле и по всему полу валялись книги, стул завален домашней одеждой Франсуа. Запыленная комната была еле освещена. Матильду тотчас же охватило ощущение дурноты. Франсуа прошел дальше в комнату, она же предпочла остаться настороже у входа. — Посмотри в ящике. Она непонимающе покачала головой. — Который в моем шкафу, — добавил он, указывая на него рукой. После минутного колебания она безропотно вошла. Стол, где все было аккуратно разложено по местам, выглядел странным диссонансом рядом с хаосом, царящим в остальной комнате. Удостоверившись, что муж держится от нее на приличном расстоянии, Матильда сразу же набросилась на толстую связку бумаг, лежащую отдельно от остальных документов. Она была уверена, что раньше никогда их не видела. Если только сама не сделала все возможное, чтобы их не видеть. — Читай, Матильда. Поскольку единственным источником света в комнате была лампочка торшера, Матильде понадобилось некоторое время, чтобы присмотреться к мелкому шрифту. Она разглядела имя дочери на первой странице, сверху: «Камилла Элоиза Вассер». Наскоро пробежав глазами «шапку» документа, она поняла, что перед ней один из отчетов экспертизы, о которой только что говорил Франсуа. Она прочитала несколько параграфов по диагонали, выхватывая только случайно выбранные формулировки. Пациентка никогда не демонстрировала ни малейшего признака общительности и не подала ни единого обнадеживающего признака… Моторика… Спинномозговые рефлексы… Произведено сканирование мозга… Рекомендуется сократить терапевтические процедуры… Дальнейшее лечение признать нецелесообразным… Диагноз признать окончательным… …перевод, являющийся следствием лечебного прогресса, согласован с лечащими врачами… Затем строчки перемешались у нее перед глазами, будто стадо испуганных муравьев. — Когда ты захотела уехать в Бретань, мы сильно поспорили. Удалиться на сотни километров от больницы, где находится Камилла, для меня было равносильно тому, чтобы ее бросить. Я знал, что будет невозможно ездить в Париж каждую неделю. Однако в конце концов я сдался. Ради тебя… Потому что я хорошо видел, что жизнь, которую мы ведем, становится невыносимой. Но только потому, что после самой последней экспертизы, несмотря на колебания врачей, я добился, чтобы Камиллу перевели под Ренн, в Монфор-сюр-Ме, в специализированную лечебницу, десятками принимающую пациентов в растительном или полусознательном состоянии. Франсуа остановился, присаживаясь на край кресла и вытягивая ногу. — Мне требовалось еще время… даже несмотря на то, что сегодня я сознаю, что это было ошибкой… Мне следовало позволить ей уйти… И не мучить больше мою доченьку… Совершенно растерявшись, Матильда в последний раз посмотрела на документы, а затем положила их на место. — Но не мог же ты за столько месяцев ни разу не навестить ее, — с убежденностью в голосе возразила она. Франсуа тотчас же поднялся на ноги и сделал движение в ее направлении. Казалось, он даже не отдавал себе отчета в опасности, которую представляет собой направленное на него оружие.