— Все хорошо? Она подняла на него угасшие глаза. — Думаю, Людовик нам солгал. — Солгал? Она медленно кивнула. — У него нет комнаты в городе. Думаю, он так и ночует в своем фургоне… 11 Людовику понадобилось не больше пяти дней, чтобы выполнить все работы в ванной комнате, кроме покраски, которую он оставил на самый конец. Что можно было сказать о качестве его работы? Оно было совершенным. Даже Матильда, суждения которой бывали резкими и даже жестокими, оказалась не в состоянии обнаружить хотя бы малейший недостаток. Плитка, швы, водопровод… все было выполнено на удивление тщательно. Чтобы отпраздновать завершение первого этапа, Матильда пригласила Людовика на обед. Молодой человек не заставил себя упрашивать. Это предложение долго зрело в ее голове. Матильда не переставая говорила о праздничном меню, как если бы ей предстояло принять у себя двадцать человек. Она купила у мясника нежное филе и собиралась подать его с картофелем, приготовленным в бумаге. На десерт она приготовила торт с лимоном и слоем безе. Она позаботилась и об украшении стола: взяла самую красивую скатерть, вынула керамическую посуду, которую получила в наследство от бабушки — Франсуа находил цветочный орнамент ужасающе старомодным, — и поставила на стол серебряные подсвечники со свечами цвета слоновой кости. — Ты не думаешь, что это немного чересчур? Мне кажется, он не особенно чувствителен к такой утонченности… — Мне нравится, чтобы, когда мы принимаем гостей, все было сделано самым лучшим образом. Несмотря на то что Людовик пил только пиво, Франсуа спустился в погреб, чтобы выбрать хорошую бутылку, и несколько часов доводил его до комнатной температуры. Пока шли приготовления к обеду, Франсуа думал, что было бы хорошо, если бы Матильда относилась с такой же заботой и к остальным делам в доме. Три дня понадобилось, чтобы вычистить все углы в доме от накопившегося мусора. Пол из утоптанной земли в погребе когда-то оставили как есть, но при этом вычистили все камни и поставили декоративные бочонки. В качестве единственной причуды Франсуа установил узорчатую кованую решетку в нише величиной пять или шесть квадратных метров, где держал свои лучшие вина. По части вин Франсуа считал себя обычным любителем, но любителем просвещенным. Каждый год он покупал путеводитель по лучшим винам Франции, мог целые часы проводить у знакомого смотрителя винного подвала, прося объяснить разницу между сортами винограда, и расставлял бутылки по названиям и годам. Стоя перед стеллажами, он не мог выбрать между мадираном[10] и Сент-Жозеф[11]. Первая бутылка — превосходное вино — показалась ему чрезмерно роскошной для этого случая, и он остановил свой выбор на второй. Когда все было готово, Вассеры начали ждать прихода Людовика. Матильда постоянно косилась на часы в гостиной, опасаясь, как бы тот не передумал. Каково же было их удивление, когда вместо того, чтобы предстать перед ними в своих всегдашних холщовых штанах и военной куртке, он появился в восемь вечера, свежевыбритый, надушенный, в белой рубашке и темных брюках, с букетом цветов в руках. — Какая элегантность, Людовик! — воскликнула Матильда, принимая цветы. И поцеловала его — в первый раз за все время. Трапеза была очень спокойной. Людовик ел с аппетитом, и Матильда не переставала подкладывать ему говядину в горчичном соусе «по бабушкиному рецепту». Они долго говорили о том, как продвигаются работы: Людовик закончил установку батарей и хотел начать настилать ковровые покрытия в комнатах. Когда они закончили обед, дважды воздав должное лимонному торту, молодой человек замешкался; по мнению Франсуа, даже чересчур. К одиннадцати вечера, после того как несколько раз преувеличенно внимательно посмотрел на часы, он наконец-то сподобился услышать, что хорошо бы сегодня лечь спать не слишком поздно. Снаружи дождь все никак не успокаивался. Он падал и падал на сад, в водосточных трубах все время слышалось журчание воды. После того как фургон отъехал, Матильда еще две или три минуты постояла у окна. — Этот дождь, наверно, никогда не закончится… Затем после короткого молчания она продолжила: — Ему не следовало бы сейчас отправляться в путь, это слишком опасно. Франсуа старательно пытался снова закупорить бутылку с оставшимся вином — восхитительный сорт, он правильно сделал, что не выбрал Сент-Жозеф. — Ты, должно быть, хочешь, чтобы он ночевал здесь… Она повернулась с самым серьезным выражением лица. — А почему бы и нет? Это лучше, чем рисковать убиться на машине. — Не будем преувеличивать… Матильда медленно подошла к столу. — Франсуа, я вот о чем подумала. Он немного смущенно поднял на нее глаза. — Почему вдруг такой серьезный тон? — Людовик… Теперь я совершенно уверена, что ему негде ночевать. Ты можешь себе это представить? Все время проводить ночи в фургоне… — Невозможно ничего с уверенностью сказать. Ле Бри видел этот фургон всего раз или два… — Ты прекрасно знаешь, что он спит не в доме! У него нет никакой комнаты в городе. — Возможно, но что ты хочешь с этим сделать? Мы пригласили его для работы, пускай все так и остается. Матильда прикусила нижнюю губу. — Я подумала… Пристройка уже почти готова. Ванная работает, отопление есть. Покачав головой, Франсуа резко оборвал разговор: — Нет, здесь жить он не будет! Ведь ты об этом подумала? Пододвинув к себе стул, Матильда сделала Франсуа знак тоже присесть. — Послушай меня. Знаю: вначале у меня были некоторые колебания, касающиеся Людовика… — Некоторые колебания? — возмутился Франсуа. — Ты не хотела, чтобы он стриг нам изгородь, а теперь хочешь, чтобы он поселился у нас! — Ты прав. Это может показаться внезапным и немного чрезмерным, но посмотрим правде в глаза: он приезжает в восемь утра, чтобы уехать вечером. Парень выглядит таким одиноким, вдали от семьи… Франсуа счел эту хитрость слишком наивной, но по чуть дрожащим губам Матильды он понял, что та говорит совершенно искренне. Ему не хотелось бы неправильно истолковать ее слова, но последняя фраза должна была означать: «Мы так одиноки, а Камилла так далеко от нас». — Если он поселится здесь, знаешь, к чему это приведет? У нас больше не будет уединения. Немного театральным жестом Матильда воздела руки к потолку. — Какое уединение? Что такого мы делаем целыми днями, что Людовик нам помешает? А если серьезно… Франсуа несколько секунд молча крутил большими пальцами. Он размышлял о Камилле. Это жилье было задумано, отделано и обставлено для нее, и вдруг они поселят здесь едва знакомого человека! Предложение Матильды чересчур смахивало на временную замену. На что они надеются? Разрушить их уединение и выстроить родительские отношения с парнем, о котором они, в сущности, мало что знают? — Матильда, мне бы не хотелось, чтобы… — Чтобы что? — Это жилье… Мне бы не хотелось, чтобы Людовик там поселился. Это для Камиллы. Лицо Матильды моментально побледнело. Это имя, произнесенное так громко, упало, будто нож гильотины. Ее голос сорвался, но в нем не было никакого гнева, всего лишь чувства, которые вышли из-под контроля. — Мальчик никого не стесняет, — торопливо продолжила она. — Почему некоторые стараются затруднить ему жизнь? — О ком ты говоришь? — О Ле Бри! Вот барахольщик! Мне он никогда не нравился. Хотел позвать жандармов, ты только представь себе! И это всего лишь потому, что Людовик осмелился припарковать свой фургончик на краю его владений… Какой зловредный! Думаю, стоит сорвать хоть один колосок с его полей, как он тут же настрочит жалобу. Ты что, слепой, в конце-то концов? Матильда была вне себя. Ее голос почти срывался на крик. Франсуа сидел будто приклеенный к месту, пока не увидел, что в уголках ее глаз блестят слезы. Он поднялся со стула. — Ну, успокойся же! Что с тобой такое? Закрыв лицо руками, Матильда принялась плакать уже всерьез. — О, Франсуа! Неужели у нас никогда не будет мира в душе? Он подошел и обнял ее. Теперь он чувствовал, как ее тело дрожит и сотрясается от странных спазмов, как если бы она только что закончила тяжелый физический труд. Он запечатлел поцелуй на ее волосах, источавших фруктовый аромат. Он всегда любил этот запах. В покрытом капельками воды стекле, которое из-за темноты в саду сделалось непрозрачным, Франсуа увидел их отражение и некоторое время не мог отвести от него глаз.