– Ну вот и отлично, – поднялся он с места и, рассматривая меня уже без неприязни, протянул мне руку. Я, конечно, удивился такому жесту первого секретаря, но руку пожал без промедления – этот человек обещал достать для меня пропуск за железный занавес. Глава 32 Разбудил меня звук дождя. Настырная трель от бьющихся о стекло капель заставила открыть глаза. Надо мной нависал некогда белый потолок, его замысловатый узор из трещин живописно обтекал трубчатые лампы. Я повернул голову и наткнулся взглядом на стоящий рядом со мной штатив от капельницы. Специфический запах хлорки и лекарств подтверждал мою догадку о больничной палате. Помимо занятой мной кровати, здесь их стояло еще три, но судя по голым металлическим сеткам и пустым тумбам, в палате я был единственным пациентом. Дальше взгляд зацепился за дверь, она была приоткрыта, отчего до меня из коридора доносились голоса. Все-таки угодил в больницу – констатировал я. Последнее из того, что помню – мы с Головачевым садимся в служебную машину нашего следственного отдела. Когда я, подписав заявление и протокол, вышел из кабинета Решетникова, в коридоре меня ждал только мой непосредственный начальник. Он отмеривал шаги в одиночестве и при моем появлении принялся выговаривать мне за заслуги. Объяснял, что ночью надо спать дома, а не шляться по городу, беспокоя начальство, у которого от нового сотрудника одни лишь проблемы, да головная боль. Еще на лестнице у меня началась отдышка, когда же мы с Головачевым залезли в салон автомобиля, меня начал глушить кашель, а грудь сдавило от боли. Дальше я слышал лишь скрип тормозов и мат подполковника, ощущал резкие развороты, как автомобиль набирает скорость и вновь тормозит, затем меня куда-то потащили, после покатили, и в завершении я очнулся в этой палате. Прислушался к своим ощущениям, но кроме дискомфорта в груди и заполненного мочевого пузыря ничего не почувствовал. Сбросив одеяло, я пошевелил конечностями. Боль отдалась лишь в грудной клетке, но была терпимой, так что я решил продолжить. Кое-как уселся, мешало головокружение. Оглядел себя. На ногах штаны от поношенной пижамы, вместо пижамной рубашки – накрученные на грудь бинты. Тапочки под кроватью не нашлись, но деревянный пол не особо студил босые ноги, так что я отважился на вылазку. Поднявшись с кровати, я чуть не свалился обратно – ощутимо пошатывало, и я решил воспользоваться помощью штатива. Выкатил эту хреновину за порог и побрел в самый конец коридора, где обычно находится туалет. Тут главное не ошибиться с выбором направления, я взял верное и оказался в санузле, где помимо туалетных кабинок, располагались еще и душевые. Судя по звуку льющейся воды, по крайней мере, одна сейчас была занята. Но мне нужно было левее к кабинкам. – Что за, – выругался я – штатив наехал на преграду, а я чуть не навернулся – на полу лежали тапки. Их-то мне и не хватало. Из-за того, что пол в санузле, в отличие от коридора и палат был выложен из кафеля, ноги уже замерзли. На обратном пути меня заметил медперсонал. – Больной, вы почему встали?! – передо мной возникла пышущая здоровьем молодая женщина. Белый халат обтягивал ее объемные формы. Пришлось отвести взгляд, мне пока не до них. – Я не совсем встал, – кивнул на штатив. – Это штука для капельницы, – строго заметила она, колыхнув бюстом. – Это многофункциональная штука, – поправил я ее, стараясь игнорировать раздражитель. – Под кроватью у вас стоит утка, – проинформировала меня медсестра, будто бы я не заметил этот тазик, – так что вернитесь в палату! – потребовала она. – Я туда и иду, – пробурчал я и покатил штатив дальше. Только я уселся на кровать, как в палату с криком "Завтрак!" зашла еще одна сотрудница больницы, на этот раз не такая привлекательная, которая принесла тарелку с кашей, чай в стакане и хлеб с кусочком сливочного масла. Пребывание в этом времени сделало меня неразборчивым в еде, так что я умял безвкусную и уже остывшую кашу, даже не поморщившись. Предложили бы мне добавки – я бы не отказался. Спустя полчаса до меня добрался и лечащий врач. – Такс, что тут у нас, – деловито начал он осмотр. – Ну и как вы себя чувствуйте? – повесив стетоскоп на шею, спросил он. – Нормально чувствую, – честно ответил я. – А поподробнее? – не унимался врач, он пододвинул единственный в палате стул к мой кровати и с удобством расположился на нем. На вид лет за пятьдесят, на голове уже полно седых волос, темные живые глаза, смотрели участливо, но это был лишь профессиональный взгляд. – В груди болит и голову кружит, – я еще минуту поразмышлял, прислушиваясь к себе, – вроде, всё. – У вас, молодой человек, серьезная травма – перелом ребер, а вы, как я понимаю, рекомендацию врача не выполнили, отсюда и осложнение, – теперь он смотрели на меня с укором. – – И долго мне здесь лежать? – задал я вопрос, никак не прокомментировав высказанную им претензию. – До конца недели точно. Будем вас наблюдать, – обрадовал он меня, – вам прописан постельный режим, а судя по тому, в каком состоянии вас вчера ночью привези, самостоятельно вы его соблюдать не в состоянии. – Вчера ночью? То есть сегодня понедельник? – уточнил я. – Да, понедельник, – подтвердив тот факт, что я целый день провалялся в отключке, врач покинул мою палату. – Охренеть, – дал я оценку произошедшему, когда остался один. Вспомнился Ломакин и захотелось вернуть ему должок. Я перебрал в уме условия заключенной с первым секретарем сделки. Согласно им, я должен был молчать об его племяннике и подписать оформленные следователем документы, за это Свиридов обязался в ближайшее время организовать мне туристическую путевку в капстраны. И на этом всё. Так что придется Ломакину ответить за мои сломанные ребра и осложнение, ведь именно из-за него я проторчал полночи в отделе. В коридоре послышался шум. Он отвлек меня от обдумывания плана мести. Топот ног, взволнованные женские голоса и гневный мужской. Что бы это могло значить? Заинтригованный, я приоткрыл дверь и через образовавшуюся щель посмотрел наружу. – Где мои тапки?! – орал мужик в полосатой пижаме. Медицинский персонал, подстегнутый начальствующим рыком, бегал по коридору и заглядывал в палаты, разыскивая пропажу. Мужик развернулся в мою сторону, и я тут же отпрянул от двери. – Черт! – стряхнув с ног тапки, я затолкал их под матрас на кровати и улегся сверху. Дверь открылась, в палату прошмыгнула уже знакомая мне медсестра. – Тапки не видел? – спросила она у меня, одновременно заглядывая под кровати. – Нет, – не сразу отозвался я, занятый разглядыванием ее обтянутых халатом аппетитных округлостей. – А твои где? – поинтересовалась медсестра, не обнаружив искомого. – Не знаю. Проснулся, а их нет, – ответил я, сглотнув, когда девушка наклонилась пониже. – Что за день такой, – вздохнула она, выпрямляясь, отчего мое внимание переместилось на грудь. – Санитарка что ли, когда мыла пол унесла, – задумчиво произнесла медсестра и тут заметила мою заинтересованность. Ее глаза довольно блеснули и, покачивая бедрами, женщина плавно удалилась. "Ломакин, я тебе вообще все сломаю", – мысленно пообещал я, провожая шикарную фигуру печальным взглядом. Больше меня никто не тревожил, и я до самого вечера провел в одиночестве. Нарушала его лишь санитарка, которая забросила мне тапки, и работница столовой, что два раза приносила еду и забирала посуду. Никто меня не навещал. Потому что некому. Здесь нет отца, который обязательно пришел бы узнать о моем здоровье. Здесь нет друзей, а значит некому завалится и развеселить меня. Здесь нет девчонок из той жизни, поэтому никто не принесет мне вкусняшек. Стало тоскливо. За окном стемнело, я лежал на кровати и подумывал о том, чтобы поспать. Но для этого нужно было выключить свет, а вставать мне было лень. Поэтому я лежал и ждал, что кто-нибудь заглянет в палату, кого можно будет напрячь с выключателем. Наконец дверь открылась, но вместо симпатичной пышки-медсестры, радующей меня своими формами, на пороге возник Леха. Я даже присел от неожиданности. – Надо же, нашел, – довольно произнес он, войдя в палату. – Ты как? – Привет. Нормально. Выздоравливаю, – я прям обрадовался. Одиночество, оказывается, та еще хрень. – Это хорошо, – Леха уселся на стул. – А что случилось? – Ребра сломаны, осложнение, – кратко изложил я диагноз и добавил причину. – Ограбить пытались. – Ну ты даешь! – озадаченно воскликнул он, и, подвинув стул ближе, потребовал подробности. – И теперь я лежу в больнице и лечусь, – закончил я свой невеселый рассказ. – Да, дела, – Леха задумался, осмысливая информацию. – Нашли грабителей-то? – Нашли, – зло ответил я, сломанные ребра не способствуют доброте и всепрощению. – Вот уроды, – он гневно сдвинул челюсти. – А ты как узнал, что я в больнице? – сменил я тему. – Так меня на должности утвердили, звание дали, – начал он рассказывать и его лицо засеяло от радости. – Хотел тебя позвать отметить. Позвонил в твой отдел, а мне сказали, что ты в больнице лежишь – в этом месте его голос наполнился разочарованием. – Спасибо, что пришел, – сказал я серьезно, где-то глубоко в душе ощущая стыд за то, что сам Леху на обмывание первого звания не приглашал. – И долго тебе здесь еще лежать? – оглядев палату, поинтересовался он. – Сказали, что до конца недели, – вздохнул я. – Лех, а ты можешь мне вещи из дома принести? А то у меня здесь даже зубной щетки нет. – Конечно, – с готовностью согласился он, и даже подскочил со стула. – Но второй раз меня в палату, скорее всего, не пустят, – он поморщился, вспоминая что-то неприятное, – так что попрошу кого-нибудь внизу передать тебе вещи. – Окей. Держи ключи, – вытащив из тумбочки, я протянул их другу. – Адрес, – деловито потребовал он и, пообещав управиться за час, выскочил из палаты. Вторым посетителем оказался, как ни странно, Шафиров. Он заявился ко мне на следующий день после обеда все в той же полосатой пижаме, но в новых тапках. Посмотрев на них, я отвел взгляд. Неудобно получилось.