– Это ложь! Мой сын не мог! – вновь подал голос Ломакин-старший. – Увы, но это правда. Подельники сдали его с потрохами, – развел руками Храмцов. – Его оговорили! – взревел Свиридов. – Вы что поверили каким-то уголовникам?! – Ваш племянник во всем сознался и написал явку с повинной, – добавил Храмцов. – Вы выбили из него признания! – вскочил со стула Ломакин-старший. – Выбирайте выражения! – багровея, заорал в ответ Храмцов. – Товарищи, успокойтесь! – грохнул кулаком по столу Свиридов. – Коля, помолчи! – сверкнул глазами он на зятя и тот сразу сел на место. – Роман Александрович, расскажите подробнее, как все произошло, – сбавив обороты, еще не попросил, но уже не потребовал у Храмцова первый секретарь райкома. Слушали родственники Кирилла Ломакина внимательно и обоим услышанное совершенно не нравилось. Ломакин – старший по ходу рассказа все больше бледнел, нервно наглаживая костяшки пальцев, а Свиридов, наоборот, багровел и морщил лоб, прикидывая в уме, как отразятся подвиги племянника на его карьере. И в конце концов пришел к выводу, что выйти данная информация из этого кабинета не должна. – Что грозит Кириллу? – первым пришел в себя, как ни странно, Ломакин. – Пока наш следователь возбуждает дело о грабеже, а это до семи лет лишения свободы, – начал отвечать Храмцов. – Но еще есть вопрос о нападении на представителя власти и о попытке изнасилования. Ломакин застонал, прикрыв лицо руками, а Свиридов выругался. Бой предстоял серьезный. Так оно и вышло. Переговоры затянулись на час с лишним. Первые полчаса все только и делали, что орали друг на друга, меряясь возможностями и связями, да сыпали угрозами. Конструктив начался лишь после того как все выдохлись. Племянника удалось отстоять большей частью из-за того, что интересы всех заинтересованных лиц совпали. Свиридову был не нужен судимый родственник. Митрошину – чтобы в уголовном деле фигурировало имя его дочери. Храмцов отрицательно отнесся к преступлениям против власти на подконтрольной ему территории. Так что вариант, где трое уголовников ограбили прохожего, всех устроил. – Нападение произошло, когда Чапыра был не при исполнении и преступники не могли знать, что он сотрудник правоохранительных органов, – подытожил довольный достигнутыми договоренностями Храмцов. Болотов вновь промолчал. Этот неприятный человек в переговорах не участвовал, лишь отвечал время от времени на уточняющие вопросы Храмцова. И все время насмешливо скалился. А чего ему не быть довольным? Теперь у него в должниках сам Свиридов. – А этот Чапыра, он не взбрыкнет? – осторожно спросил Ломакин-старший, когда все начали вставать со своих мест. – Он обычный следователь. Сделает, что велят, – отмахнулся от глупого предположения своего родственника Свиридов. – Роман Александрович, надо бы Чапыру как-то поощрить за помощь в задержании опасных преступников и помощь в раскрытии серии грабежей, – не обращая внимание на заявление первого секретаря райкома, произнес Митрошин. От его слов Храмцов притормозил посреди кабинета. – Все же молодой человек пострадал и ему нужно дать хоть какую-то компенсацию. Вы же не хотите, чтобы он болтал на каждом углу об этой истории? – Что-то я не заметил, чтобы он пострадал, – недовольно отозвался начальник милиции. – У него ребра сломаны, под водолазкой бинты не видно, – пояснил Митрошин. – Даже так, – нахмурился Храмцов, получив новые данные. – Борис Аркадьевич дело говорит, – поразмыслив, поддержал предложение заместителя прокурора Свиридов. Слухи ему были совершенно ни к чему. Так что пусть этому Чапыре, ну и фамилия, заткнут рот какой-нибудь наградой. – Хорошо, поощрим, – сдался под двойным натиском начальник милиции. Вопрос был для него несущественным, поэтому упираться он не стал. – Благодарность ему объявлю. – Думаете ему этого хватит? – засомневался Ломакин-старший. – Он же комсомолец! – заявил на это Свиридов. – К тому же, кто его спрашивать будет, – жестко добавил Храмцов и первым вышел из кабинета. Глава 31 – Может я домой уже поеду? – озвучил я вопрос. – Мне допросить тебя надо, – напомнил мне Решетников. Ну да, как же он начнет меня допрашивать, если начальство еще не определилось и не разъяснило ему что вносить в протокол, а что нет. Процессуально-независимое лицо – я бы поржал, да ребра болят. Злое веселье сменилось раздражением, как только осознал, что сам недалеко ушел от высмеиваемого мною коллеги и находился в том же самом подчиненном положении, что и он. Было бы иначе, я бы сейчас участвовал в переговорах в компании с Митрошиным, а не ожидал своей участи в кабинете Решетникова. Ладно, хорош рефлексировать, лучше расспрошу коллегу о действующих лицах. – Подпол – это начальник милиции? Дождавшись подтверждения своей догадки, я задал вопрос о Свиридове. – Первый секретарь райкома партии. Чай еще будешь? – Давай. А пожрать ничего нет? Решетников, задумавшись над моей просьбой, открыл верхний ящик своего стола. – Бутерброды, если только, – рассмотрев содержимое, отозвался он. – Сойдет, – согласился я, продолжив выяснять детали. – А Ломакин какую должность в райисполкоме занимает? – Начальник отдела по жилищному хозяйству, – ответ меня впечатлил, я присвистнул. Осталось сообразить, как мне этой информацией воспользоваться. Я вновь зло усмехнулся направлению своих мыслей. Никто со мной по своей воле договариваться не будет – не та я фигура. Вон, господа, которые упорно называют себя здесь товарищами, удалились на переговоры, а обо мне даже не вспомнили. И плюшки от этой ситуации получат они, а не я. Моя участь – обеспечить исполнение достигнутых ими договоренностей, то есть дать те показания, которые мне велят. Такое положение дел раздражало. Доев бутерброд, я прикрыл глаза, чтобы поразмыслить над ситуацией, в которой оказался, но сказалась усталость вкупе с плохим самочувствием, и я неожиданно для самого себя задремал. – Идут, – потряс меня за плечо Решетников и тут же, пока дверь не открылась, отступил к стене. Вернулись старшие товарищи в расширенном составе. Самым первым шел переодевшийся в форменный мундир подполковник. Холеный самодовольный тип – это явно Свиридов. Ломакин похож на сына – те же черты лица, та же худоба. Все трое остановились напротив кресла, оценивающе меня рассматривая. Я их тоже изучал без стеснения, взгляд не отводил и демонстрировал отсутствие эмоций. – Когда старшие товарищи входят, нужно вставать, – первым заговорил Свиридов, с ходу решив напомнить мне о моем более низком статусе. – Доброй ночи, товарищ первый секретарь, – поприветствовал я партийного боса и тут же, изобразив раскаяние, пояснил. – Ребра мне сегодня сломали, двигаюсь с трудом. – Распустили вы своих сотрудников, – высказал он недовольство мною Храмцову. – Встать! – побагровев, рыкнул на меня подполковник. Начальник милиции, понятное дело, привык, что от его начальствующего рыка подчиненные вскакивают и вытягиваются по стойке смирно. Но, увы, ничего подобного я сегодня изобразить не смогу при всем желании. Так что медленно поднимаюсь и пристраиваюсь возле кресла, держась за его спинку. – Стул ему дайте, а то рухнет еще, – неприязненно на меня посмотрев, смилостивился партийный босс. Тут же Ломакиным был поставлен стул на указанное Свиридовым место. Сам же первый секретарь занял освободившееся кресло. – Роман Александрович, объясните этому молодому человеку ситуацию, – велел он подполковнику, устраивая свою объемную тушу поудобнее. Храмцов кивнул, после чего глянул на меня, словно примеряясь, и определился начать с похвалы. – Ты молодец, хорошо себя сегодня проявил, – покровительственным тоном начал он, – дал отпор сразу трем преступникам, – на числе было сделано ударение. Не увидев протеста на моем лице, подпол благодушно продолжил, – не позволил довести им задуманное до конца. – здесь он добавил в голос пафоса. – Я принял решение тебя поощрить – объявить тебе благодарность! Грамоту получишь в торжественной обстановке! Доволен? Еще как! Ну не предлагать же мне начальнику милиции засунуть грамоту куда поглубже. Никогда не понимал подобных эмоциональных выпадов, не несущих за собой никакой выгоды, чисто – выпустить пар от обиды. А я не был обижен, я был зол. Зол на то, что с самого начала моего пребывания в этом времени мной только и делали, что помыкали. Решали за меня, как мне жить, чем заниматься, навязывали мне свою волю и заставляли исполнять свои бредовые приказы. И все эти психологические приемы: согнать с места, наорать, построить, а после выказать милость были проделаны лишь с одной целью – подавить меня как личность, заставить плясать под свою дудку, быть довольным подачкой и тем, что начальственный гнев обошел стороной. "Ух, пронесло!" – должен был воскликнуть я, хваля себя за ловкость и мечтая об обещанной грамоте. Но вопреки их расчетам, я не впечатлился. Если бы со мной говорили, как с равным, вполне возможно, я бы пошел на компромисс. Но старшие товарищи привыкли решать вопросы с позиции силы. Придется немного скорректировать их поведение. Терять мне нечего, так что могу себе позволить игру на грани фола. – За грамоту спасибо, – поблагодарил я. Начальственные губы скривились в довольных и снисходительных усмешках. – Но хотелось бы еще справедливости, – теперь уже я позволил себе улыбку, а вот взгляды начальников стали колючими, словно пытались нанизать меня, как насекомое, на булавку. Зрение не посадите, товарищи начальники, это я вам пока только клыки продемонстрировал. – И какая же справедливость тебе нужна? – с вкрадчивостью более крупного хищника поинтересовался у меня подполковник. – Понести наказание за преступление должны все четверо, – озвучил я свое требование.