– Доктор Скарпетта, вы знакомы с французской системой магистратуры? – Я знаю о ней достаточно и рада, что у нас в Виргинии таковая отсутствует. – Магистраты назначаются пожизненно. Судмедэксперта назначает магистрат, и именно магистрат решает, какие из вещественных доказательств подлежат экспертизе. Даже причину смерти устанавливает он, – объяснил Талли. – Это наша система коронеров в ее наихудшем варианте, – заметила я. – Интересы политиков, выборы… – Власть, – перебил меня Талли. – Коррупция. Одни и те же органы не должны заниматься одновременно политикой и уголовным сыском. – От этого никуда не деться. Это повсеместная практика. Возможно, даже здесь, в вашем ведомстве, – сказала я. – В Интерполе? – переспросил он, очевидно сочтя мое предположение абсурдом. – Не хотелось бы прослыть лицемером, но у Интерпола нет оснований нарушать закон. Своих агентов у Интерпола нет. Он работает с представителями разных правоохранительных органов. Мы не берем кредиты, не рекламируем себя, не заводим машин со своей эмблемой, не имеем своей формы. Многие даже не подозревают о нашем существовании. – Вы употребляете слово «мы» так, будто состоите в штате этого ведомства, – прокомментировал Марино. – Ничего не понимаю. Сначала называете себя сотрудником АТО, потом выясняется, что вы из этих засекреченных идиотов. Талли вскинул брови. – Из засекреченных идиотов? – А как вообще вы оказались здесь? – все тем же недружелюбным тоном вопрошал Марино. – Мой отец – француз, мать – американка. Почти все детство я провел в Париже, потом моя семья переехала в Лос-Анджелес. – А дальше? – Юридический институт. Мне там не понравилось. Пошел работать в АТО. – Давно? – продолжал допрос Марино. – Я агент с пятилетним стажем. – Вот как? А здесь сколько находитесь? – Два года. – Чудеса. Каких-то три года в полиции, и вот вы уже разгуливаете по огромному стеклянному замку, смакуете вино. – Мне очень повезло. Полагаю, не последнюю роль тут сыграло то, что я владею четырьмя языками, а также прошел в Гарварде курсы информатики и международных отношений. Марино внезапно поднялся из-за стола. – Мне нужно в туалет. – Про Гарвард он уже не перенес, – заметила я, глядя вслед удаляющемуся Марино. – Я не хотел его злить, – сказал Талли. – Ну конечно. Агент Талли, зачем меня вызвали сюда? – Меня зовут Джей. – Он помолчал. – Если убийца – псих из семьи Шандонов, его родные вряд ли пожелают, чтобы о его варварских привычках стало известно широкой общественности. Судя по всему, они вообще стараются скрыть его существование. – В таком случае откуда вы знаете, что он существует? – Его мать родила двоих сыновей, и нигде не значится, что кто-то из них умер. Есть и другие способы сбора информации. Полиция опросила обитателей острова Сен-Луи. Все они в один голос утверждают, что иногда по ночам или рано утром видят на берегу Сены какого-то человека. – И этот таинственный незнакомец купается в реке? – осведомилась я, вспомнив про пресноводные диатомеи на изнанке одежды найденного в контейнере мертвеца. Талли удивленно взглянул на меня. – Странно, что вы об этом спросили. Да, были сообщения о том, что какой-то мужчина купается обнаженным в Сене у берегов Сен-Луи. И всегда в темное время суток. – И вы верите этим слухам? – Верить или не верить – не моя работа. Я не специалист по составлению психологических портретов, Кей. Значит, ему известно про Бентона, догадалась я. Разумеется, известно. – Я понятия не имею ни о его внешности, ни о походке или манере речи. Знаю только, что он говорит по-французски и еще на нескольких языках, – сказал Талли. – Возможно, он хорошо одевается. Тома имел репутацию денди, и не исключено, что его спрятанный в подвале брат донашивает за ним одежду. Ведь если этот пресловутый брат действительно с большими странностями, как утверждает молва, вряд ли он сам ходит по магазинам. – Вы и впрямь полагаете, что после очередного убийства он всегда возвращается домой, под защиту родителей, которые стирают его окровавленную одежду? – Защитники у него есть, – отвечал Талли. – Вот почему расследование парижских убийств всегда прекращается у дверей морга. Что происходит за теми дверями, мы не знаем. Кроме материалов, что вы видели, другой информацией мы не располагаем. – Думаете, это магистрат? – Какое-то влиятельное лицо. Или влиятельные лица. – А как вы получили отчеты о вскрытии? – Обычным путем. Запросили у парижской полиции. И это все, что у нас есть. Никаких анализов, ни одного подозреваемого, ни одного судебного процесса. – Если вам действительно удастся доказать, что Оборотень – это ненормальный сын Шандонов, каким образом рассчитываете с помощью этой информации разделаться со «стошестидесятипятниками»? – Во-первых, мы надеемся, что Оборотень даст показания… В общем, рычаги найдутся. Не говоря уже о том, – Талли улыбнулся, – что, установив личность каждого из сыновей мсье Шандона, мы получим разрешение на обыск его трехсотлетнего особняка на острове Сен-Луи. – Но сначала надо поймать Оборотня, – заметила я. – Мы обязаны его поймать. Кей, нам необходимо доказать, что убийца – брат Тома. Полиция не может явиться в морг с расспросами. Интерпол тем более. – Почему? Почему полиция не имеет доступа в морг? – Потому что судмедэксперт, проводившая вскрытие, не станет с ними разговаривать. Она никому не доверяет, но вы, вероятно, не вызовете у нее подозрений. Я молчала. Он посмотрел мне в глаза и накрыл мою руку своей ладонью. – Кей, вы проводили вскрытие трупа, обнаруженного в контейнере, и тела Ким Люонг, – сказал Талли. – Вам известны все детали, вы знаете, какие задать вопросы. Почему бы вам не встретиться с ней? – С ней? – Я отдернула руку. – С мадам Штван. Руфь Штван – начальник Управления судебной медицины и главный судмедэксперт Франции. Вы с ней знакомы. – Я знаю, кто она такая, но мы никогда не встречались. – Встречались в Женеве, в 1988 году. Она – швейцарка. Тогда она еще не была замужем. Ее девичья фамилия – Дюренматт. Он не сводил с меня глаз. Я тоже не могла отвести взгляда от его лица. – Вы согласны встретиться с ней? – спросил он. – Что странного в том, если, наведавшись в Париж, вы захотели навестить давнюю знакомую? Это никого не насторожит. Собственно, это и есть цель вашего визита. – Спасибо, что наконец сообщили. – Возможно, вам ничего не удастся узнать. Возможно, у нее нет нужной информации. Но мы уверены в обратном. – Что вы о себе возомнили? – вспыхнула я. – Думаете, можно вот так просто снять трубку, вызвать меня и предложить заскочить в парижский морг? Талли промолчал и даже глазом не моргнул. – Вы не имеете права подвергать опасности меня, Руфь Штван или Марино, – продолжала я. – Марино в морг не поедет. Если вы отправитесь туда в его сопровождении, это вызовет подозрения. – А если вещественные доказательства все-таки существуют, что тогда? Талли не ответил, и я догадалась почему. – Вы предлагаете мне выкрасть вещественные доказательства, не так ли? Не знаю, как это называется здесь, но у нас в Соединенных Штатах подобные действия квалифицируются как уголовное преступление. Я отодвинулась от стола и встала. – Вам ничто не угрожает. Если вы попадетесь, выполняя просьбу доктора Штван, мы придем на помощь. – Чушь. Если у меня возникнут неприятности, вы поступите как любая другая спецслужба. Заявите, что не знаете, кто я такая. – Нет, Кей, ни в коем случае. Прошу вас, поверьте мне. – Я вам не верю. Талли вздохнул и, поднявшись из-за стола, взял подносы с остатками нашего обеда.