Инцидент 4. 16 декабря 2086 года. Руины на склоне горы в Тихом океане – Профессор, вы уверены, что эта штука съедобна? – с тревогой прошептал Лайонхарт, едва-едва, буквально краешком глаза выглядывая из темной, вроде чулана, комнатушки. Он широко, как сова, распахнув глаза, следил за неким существом. На первый взгляд оно напоминало собаку: покрытое шерстью тело о четырех ногах, массивная голова, скрученный колечком хвост. Псина была крупной, почти пять футов ростом в холке, но это бы ладно. Напрягало другое – ее необычно мощное, с горбом, туловище, какое бывает у быков. А еще это слишком длинное, как у крокодила, рыло, украшенное острыми клыками, которые не давали пасти закрыться. Пускай они не острые да и кривые, но все равно выглядели жутко. Плюс ко всему вдоль спины были уложены кожистые складки, подозрительно напоминавшие крылья, а хребет украшал частокол костяных игл. Что это за чудо такое?! Ричард не особенно разбирался в зоологии, но про такую тварь сроду не слыхал. «Собака» минут десять назад вылезла из темного и узкого, больше похожего на трещину в скалах переулка чуть в стороне от места, где прятались аспирант и профессор. Вяло поводя из стороны в сторону уродливой мордой, тварь неспешно выбралась на открытое пространство. Вокруг теснились дома, вернее, лачуги. Впрочем, каждая из них еще несла на себе отпечаток дизайнерской мысли и заботы жильцов, но… Будто страшный жар опалил эти здания, плавя камень, вздувая волдыри на пластиковых покрытиях, завязывая узлами прутья решеток на окнах. Неводомая, но безжалостная сила втиснула здания в узкие и кривые улочки, как хозяйка с усилием запихивает в банку огурцы, а еще вытянула их, закрутила спиралью. В результате на некоторых домах появились архитектурные излишества – длинные, уходившие в туманную высь шпили, невероятной ширины балконы, какие-то наросты, похожие на лепные украшения. Подобно толпе зевак, эти архитектурные уроды сгрудились вокруг небольшой, ярдов шестнадцать в диаметре площадки. Возможно, когда-то тут был парк: на замусоренных клумбах зеленела травка, а над покореженными остатками спортивных тренажеров понуро склонились ивы. Кажется, они пострадали от той же силы, которая изуродовала дома: ветви изгибались под неестественными углами, стволы скручивались винтом. В итоге деревья напоминали то ли плясунов, застывших в причудливом танце, то ли просто людей, которые застыли в ужасе. Что их могло напугать? Например, готовые их раздавить машины. Да, здесь ржавело штук пять остовов автомобилей. Каждый выглядел так, будто их после стирки отжимал великан: некоторые он смял в неопеределенный ком металла, а другие, напротив, скрутил в веретено, чтобы воткнуть то глубоко в землю. Одной машине досталось особенно сильно: ее, казалось, сперва раскатали в ровный лист, а потом сложили тот много раз, точно пытаясь соорудить фигурку оригами. Да, не такое ожидал увидеть Ричард на небольшой террасе, куда они с профессором забрались на вторые сутки подъема в гору. Однако псину все эти странности ничуть не занимали. Купаясь в лучах солнца, которое робко заглядывало в этот двор-колодец, она принялась щипать сочную траву. Конечно, собаки иногда едят свежую поросль, но не в таких же количествах? Что за необычная тварь! Кстати, Лайонхарт вроде бы заметил у нее за ушами острые рожки… Заинтригованный, он сделал пару шагов к твари, но тут мощная пятерня Химмелькнакера, чем-то похожая на ковш экскаватора схватила его за плечо. В следующую секунду Дик жестко приземлился в темном закутке возле входа в одно из зданий. – Спрячьтесь там и не высовывайтесь, пока все не кончится, – шепотом бросил профессор. – Вон в том шкафу хотя бы. Указав на стоявший в прихожей шкаф-купе, Курт внимательно осмотрел валявшиеся под ногами обломки бетона. Он выбрал один звездообразной формы. Прячась за стволами деревьев, профессор стал бесшумно подкрадываться к собаке. Обломок он держал за торчащий в сторону кусок арматуры, будто каменный топор. Вот он всего ярдах в пяти от псины. С удивительной для его массивного и нескладного тела грацией Химмелькнакер сделал замах… Бросок! Вертясь, обломок со свистом полетел к животному и врезался тому в бедро. Тварь свалилась на бок, но тут же вскочила. Из широкой раны обильно потекла кровь неестественного темно-зеленого цвета. Испуганно глянув по сторонам, собака торопливо захромала к странному сооружению. То напоминало металлический небоскреб, втиснутый в вертикальное дупло огромного дерева. – Эй, Лайонхарт, хватайте там чего-нибудь, и в погоню, быстрей! – страшно выпучив глаза, окрикнул аспиранта Химмелькнакер. Сам он торопливо нагреб горсть камней и выскочил на поляну. – Профессор, вы уверены? А если эта тварь будет отбиваться? Кстати, меня вырвет, если попытаюсь ее сожрать! Лайонхарт, нервно подрагивая, не выбрался, а вывалился из шкафа, еще и куртку разодрал. Но, пришпиленный грозным взглядом Курта, схватил увесистую палку и кинулся за ускользающей добычей. – Если вы предпочитаете более привычное мясо, то может, зажарим вашу ногу? – Курт осклабился, обнажив неправдоподобно большие зубы. – На одной травке мы долго не протянем! Кстати, не смотря на довольно грозный вид, собака даже не пыталась защищаться. Подвывая, она ковыляла к прямоугольной дыре у фундамента небоскреба. Химмелькнакер гнался за ней огромными прыжками, швырнув на ходу несколько камней, но промахнулся. Добыча юркнула в то, что следовало назвать входом в огромное сооружение. Курт зарычал от злости и отчаяния, и, припав к земле, сунулся было в дыру, но с его великанской комплекцией просунуться туда оказалось нелегко: мешали какие-то железяки, торчавшие со всех сторон. – Ну-ка, давайте вы! – поманил он Лайонхарта, и, не доживаясь ответа, просто запихнул аспиранта в дыру. Сперва Ричард ни черта не мог разглядеть в кромешной темноте, но все же полез вперед, пару раз стукнувшись лбом о стены и едва не высадив себе глаз об кусок толстой проволоки. Но мало-помалу глаза привыкли, и когда он выбрался на открытое место, смог различить общие контуры предметов. Похоже, Лайонхарт оказался в небольшом зале. Вверх, плавно закручиваясь, уходила шахта, по бокам которой выступали с двух сторон одинаковые платформы. Вроде бы, между ними были окна, но что-то снаружи загораживало их: может, кора того самого дерева, в которое неведомая сила словно ввинтила небоскреб? А где же собака? Пошарив взглядом по сторонам, аспирант ее не обнаружил, лишь из нагромождения обломков на другом конце зала доносился тихий скулеж. Отражаясь от стен, тот создавал ощущение, будто с десяток таких тварей притаилось в разных углах. У Ричарда похолодело в животе, и страшно захотелось выбраться наружу, на солнечный свет. Но воображение тут же нарисовало перекошенную от злости рожу профессора, его огромный, как нефтяная бочка, кулак, несущийся аспиранту точно в лоб… Отогнав страх в дальний угол души, Лайонхарт, ступая осторожно, как по тонкому льду, двинулся на звук. Его руки, липкие от пота, сжимали палку так крепко, что казалось, она могла переломиться. Раздался шорох и стук, а скулеж сделался громче, взлетев до протяжного стона. Может, собака пыталась забиться поглубже, но не пролазила между плит? Поняв, что она напугана еще сильнее, чем охотник, Ричард немного осмелел. По его спине прошла дрожь, сердце загрохотало кузнечным молотом. Теперь он нарочно крался медленно, но так, чтобы его шаги были слышны. Аспирант физически чувствовал волны страха, исходившие от щели, куда забилась тварь, и от этого его кровь быстрее струилась по жилам. Фантазия рисовала сладостные картины того, как он мощно, с оттягом дубасит несчастную собаку палкой, а потом, обливаясь потом, волочит ту наружу. Яркий свет и тяжелый, но одобряющий хлопок ладони Химмелькнакера по плечу, а потом тварь, уже с ободранной шкурой, жарится на той же палке. Волшебный аромат жарящегося мяса щекочет ноздри. От таких мыслей во рту натекло целое озеро слюны, а живот свела мучительная судорога. Ничего, надо лишь чуть-чуть потерпеть. Вот, сейчас… Сзади раздался глухой шлепок, и пол слегка вздрогнул. Резко обернувшись на звук, Ричард замер. Перед ним, всего ярдах в трех, в темноте висело белесое пятно, в верхней части которого светились красным, будто раскаленные угли, два круга. Лайонхарт не мог толком разглядеть, что это такое, но в его животе будто задула лютая стужа. Он не в силах был пошевелиться, а лишь мелко дрожал, чувствуя, как за шиворот ручьями струится холодный пот. Азарт и браваду как ветром сдуло. – Лайонхарт, maledicta cochlea, [«улитка проклятая» – лат.] ну что там у вас? – донесся приглушенный окрик. – Прибили собаку? Можете ее вытащить? Белое пятно сместилось в сторону, позади него обнаружилась темная масса. Послышался скрип и цокот, и это неизвестно что издало странный звук – смесь бульканья и квохтанья. Удивительно, но отчасти это напоминало женское причитание. Ричард откуда-то знал, что если он хотя бы шевельнется – ему крышка. Но все же, собрав все свое мужество, он выкрикнул: – Профессор, берегитесь! Тут… оно это… может… Нечто подпрыгнуло, оказавшись не более чем в полутора ярдах от Лайонхарта, и тот ощутил волну трупного смрада. Может, это дыхание монстра? Но тут неведомого врага отвлек голос профессора: – Вы там напоролись на кого-то? Держитесь, я сейчас приду! Раздались глухие удары, потом звук осыпающихся камней. Первозданный хаос из обломков, под которыми пролез Ричард, расчистился и темноту рассек широкий луч света. Стены небоскреба вздрогнули, и кусок то ли камня, то ли коры отвалился от одного из окон, после чего сквозь пыльное стекло в зал заглянуло солнце. Через несколько секунд, расталкивая руками-колоннами камни, в зал пробрался Курт. Выпрямившись во весь свой десятифутовый рост, он спросил: – Ну, чего тут стряслось? Я… – вдруг он осекся. Теперь, когда стало светлее, они смогли рассмотреть. Окруженное клубами танцующей в солнечных лучах пыли, посреди зала сидело причудливое существо. У него было массивное, почти кубическое туловище, плотно замотанное в темное рубище. К нему, точно болт необычной формы, напрямую – без всякой шеи – была прикручена голова размером с крупный валун. Роскошная грива смоляно-черных волос неряшливыми клочьями свисала с нее почти до пола. Морду тварь закрыла передними конечностями: выше локтя покрытыми перьями, а ниже – чешуей. Они походили на увеличенные копии орлиных лап. Острые когти на них не сулили ничего хорошего. Задние лапы, которые существо подогнуло под себя, напоминали медвежьи. Два человека глядели на эту тварь, забыв дышать, наверно минут пять. А потом существо, издав уже знакомый, булькающе-кудахтающий звук, опустило «руки». И мужчины потрясенно ахнули. Морда, вернее лицо, было женским! Просто поразительно, что такой урод позаимствовал лицо у вполне симпатичной девушки с азиатскими чертами. Впрочем, две детали портили лик красотки: очень бледная, почти как у трупа, кожа и алые глаза, заставлявшие вспомнить о сигнале светофора. В них металось пламя ненависти. – Та-а-ак… – тихо и неуверенно протянул Химмелькнакер, медленно отступая. – Убираемся… Он поманил Лайонхарта, и тот попятился, но то ли с перепуга, то ли из-за неверного освещения споткнулся. С грохотом шлепнулся на груду камней, а один булыжник, вертясь, отлетел к существу. Это стало драматическим промахом. Издав пронзительный клекот, тварь огромным прыжком сиганула на Ричарда! Аспирант, завизжав, будто свинья на бойне, попытался отскочить, но какая-то железяка зацепилась за его штаны. В итоге чудище плюхнулось прямо на него, вспоров кривыми, вроде орлиных, когтей куртку и рубашку, располосовав до крови спину. Извиваясь как уж, Дик истошно заверещал, молотя тварь палкой по башке и плечам. Впрочем, толку было мало: монстр, не меняя того же, холодно-мрачного выражения огромного лица, принялся цепко осматривать аспиранта глазами-фарами. Похоже, найдя его аппетитным, тварь раздвинула алые, резко выделяющиеся на молочно-белой коже губы твари. Острые клыки не сулили ничего хорошего. Курт, оправившись от первой растерянности, нервно глянул по сторонам. Подхватил несколько камней и кинул в чудище, попав тому точно в висок. Наверно, удар был сильным, но монстр никак не среагировал, а другого оружия найти не получалось. Тогда, громко зарычав, Химмелькнакер широкими прыжками подскочил к монстру, принявшись изо всех сил молотить его тяжелыми кулаками. По голове, по туловищу, по лапам, по чему попало. Эти удары могли свалить медведя, но Курту казалось, что он бьет по гранитному валуну и руки пронзали молнии боли. Однако кое-какого эффекта он добился: чудище, забыв о добыче, обернулось к нему, и в следующий миг с пронзительным визгом атаковало. Оно встало на дыбы и его передние лапы замелькали в воздухе так быстро, что размазались в две полосы. Острая боль пронзила грудь и живот Химмелькнакера, он отступил, закрывая лицо руками. Монстр метнулся следом, обрушиваясь на врага всей своей массой. Praefuitne legatus legioni! [«легионеры бьются до конца» – лат.] – порычал Курт, и, не придумав ничего лучше, крепко обхватил монстра, точно старого друга. Тварь забилась в его медвежьих объятьях, но вырваться не могла, да и ее когтистые лапы лишились свободы маневра. Лишь чешуйчатые пальцы сжимались и разжимались, вспарывая когтями кожу профессора. Химмелькнакер морщился и скулил, кровь стекала с его размочаленной груди на пол ручьями, но он лишь крепче сдавливал струбцины рук. Лайонхарт мог только наблюдать за этим, ведь страх вдавил его в холодный камень пола, не давая подняться. В какой-то момент колени профессора задрожали и начали подгибаться, но он сгруппировался, рухнув так, чтобы острые камни впились в спину чудища. То заверещало, забилось сильнее, гигантская рожа пихнула Курта лбом. Пасть твари широко, как у козодоя, раззявилась и острейшая пила зубов вгрызглась профессору в плечо. Казалось, что сейчас руку оторвут напрочь, но, похоже, страх пополам с отчаянием придал Химмелькнакеру сил. Кольцо рук сжалось, будто гидравлический пресс, уши Ричарда заполнил хруст костей и изо рта, носа, глаз твари брызнули красные струйки. Однако монстр еще не сдался. Противники катались из стороны в сторону, лягаясь, кусаясь, издавая возгласы, пыхтя. Но сколь бы ни было могуче обновленное тело Химмелькнакера, он явно начал слабеть. С него градом катился холодный пот, тело бил озноб, глаза закатились. Руки, дрожа, ослабли, и постепенно яростные рывки врага раздвигали их кольцо. Еще немного – и тварь вырвется, что тогда? Ведь казалось, гадина ничуть не пострадала, напротив, злоба придавала ей сил! Видя это, Ричард понял, что пора кончать прохлаждаться. Озеро страха, плескавшееся в его груди, не высохло, но будто обледенело, и над ним закрутилась поземка злости. – Ах ты зараза! – выкрикнул он, вскакивая. – Получай! Аспирант в долю секунды очутился рядом с дерущимися. В его руках был обломок бетона, размером сравнимый чуть ли не с туловищем Дика. Похоже, отчаяние утроило его силы. Высоко подняв камень над головой, Ричард с силой обрушил его на затылок твари. Раздался звук, похожий на тот, когда бьешь по пустой бочке. Монстр лишь крепче впился клыками в профессора. От такого зрелища ярость в груди Лайонхарта взвилась сметающим все на своем пути вихрем. Раз за разом он поднимал камень и разил им чудовище до тех пор, пока этот обломок не развалился на несколько кусков. Тогда аспирант подхватил оброненную в начале драки палку и шарахнул ей чудище по голове. Крепкое дерево разломилось, образовав острый скол. С секунду поколебавшись, Лайонхарт с размаху, будто копье, всадил палку монстру под ребра. Вернее, туда, где под лохмотьями должен был находиться мягкий бок. Гадина взвилась, и, мигом забыв о профессоре, хотела кинуться на Ричарда, но Курт все еще крепко держал ее. Лайонхарт, навалившись на импровизированное копье всем телом, почувствовал, что оно медленно, но верно погружается в чужую плоть. Раздались хлюпающие звуки, а потом еще один – будто лопнуло что-то мягкое – и обильно потекла кровь. Монстр задергался и совсем по-человечески застонал. Профессор обхватил врага еще ногами, а руками с силой крутанул верхнюю часть тела в сторону. Раздался противный хруст. Тем временем «копье» ушло в тело чудища на всю свою пятифутовую длину. Гадина еще трепыхалась, но это уже походило на предсмертные конвульсии. – Присмотри за ней, я сейчас! – отпихнув монстра, сказал Химмелькнакер, поднимаясь. – Но профессор, ваши раны! – воскликнул Ричард, испуганно переводя взгляд с еле живого чудища на грудь Химмелькнакера, превратившуюся в кровавое месиво. Курт лишь отмахнулся. Пошатываясь, он проковылял к светлому прямоугольнику выхода и ввинтился туда. Стоило Лайонхарту остаться наедине с монстром, как вся его храбрость рассеялась, будто утренний туман. Забившись в дальний угол, он поминутно вздрагивал при каждом рывке и вздохе твари. А та, лежа в огромной луже крови, все еще боролась: скребла когтями пол, стонала, пыталась встать, но тут же падала. Красные глаза сверлили человека ненавидящим взглядом, жуткие клыки громко щелкали. Химмелькнакера не было всего минут десять-пятнадцать, но Ричарду это время показалось вечностью, полной дрожи в коленях, липкого холода за шиворотом и горячей сырости между ног. Наконец появился Курт. Он нес два их рюкзака, грубо сшитые из кусков ткани и скрученных лиан, а раны он успел перевязать лоскутами рубашки. Швырнув рюкзаки в сторону, он вытянул нож – полосу железа, заточенную о камни и с узким концом, забитым в сухую деревяшку. – Так, сейчас мы прекратим страдания раненого, – зловеще проговорил профессор, вцепившись чудищу в гриву. Монстр брыкался, но Химмелькнакер оттянул его голову назад, обнажив шею. И в следующий миг неровный, с пятнами ржавчины клинок самодельного ножа вгрызся в неправдоподобно белую кожу. Раздался хруст и треск, брызнула кровь. Лезвие углублялось в плоть с трудом, не разрезая, а скорее разрывая ее, и чудище отчаянно брыкалось, но Курт был неумолим. Казалось, экзекуция доставляла ему удовольствие, и сейчас трудно было сказать, кто тут монстр. Просто поразительно, как изменился этот желчный, но вполне вроде бы миролюбивый человек. Желудок Ричарда скрутился узлом, он в отчаянии зажал рот ладонью, из его глаз покатились слезы. Но, тем не менее, он не смог отвести взгляд, пронаблюдав, как Химмелькнакер сперва отковырял чудищу голову, а потом, отшвырнув ту в сторону, отделил от тела конечности. – А ничего так окорочка, – вертя в руках передние лапы твари, действительно похожие на птичьи, одобрил профессор. – Вы не находите? Пожарим их вечером! Лайонхарт едва сдержал приступ тошноты. Он согнулся пополам, корчась в углу, будто дождевой червь. – Но может, – слабым голосом выдавил он, – не стоит? Вдруг эта тварь ядовита? – Nolite haec ineptias, iuvenis! [«оставьте эти глупости, юноша» – лат.] Мясо оно и мясо, прожарим получше, до углей, и нормально будет. Или вам хватит травки? Имейте в виду, нам наверх еще долго карабкаться, без хорошей пищи околеешь по дороге! – Но ведь… – Никаких но! – глаза профессора зло сверкнули. Сейчас он, весь перемазанный кровью, огромный и мускулистый, казался настоящим демоном. – Лучше идите дров пособирайте! – Да-да, сейчас! Дик вскочил, заторопившись к ведшей на улицу дыре. Вроде бы, после этой драки ему впору было начать отпираться. Вдруг снаружи бродили твари еще похуже? Но он спешил убраться с глаз Химмелькнакера. Он реально не мог сказать, кто тут – настоящий монстр! Файл 3. 10 ноября 3086 года. В лабиринте технических коридоров Сколько миновало с тех пор, как робот-шар, подпрыгнув на самом высоком холмике, приземлился на выступ бетонной плиты? Не смотря на четкие показания датчиков казалось, что миновала целая вечность. Когда ты блуждаешь в рукотворном хаосе, пробираясь все выше, течение времени искажается. Его поток закручивается вокруг колонн, формирует запруды, застаивается в болотцах. С тех пор как Кугель окунулся в белое море облаков, взобравшись по узкой лесенке, которая веткой плюща вилась вокруг огромной колонны, и вовсе ориентиры потерялись. Обычное зрение пасовало уже на расстоянии десяти метров, ведь любые детали плотно укутывало покрывало тумана. В других диапазонах было еще хуже: или досаждали помехи, или сканирующий луч поглощался вездесущим бетоном, или путник оказывался среди круговерти призрачных образов. Сложно было отличить, где реальные линии и поверхности, а где – химеры. Быть может, то призраки давно умерших заблудились тут, и, утомленные однообразием и скукой, подшучивают над незваным гостем? Вообще идея насчет призраков была не лишена смысла. Чужое присутствие явно ощущалось, давило на каждом шагу. Тут, на высоте неизвестно скольких километров над поселком стало гораздо светлее, а потому кроме грибов и лишайников появилось немало зелени. Помимо цеплявшихся тут и там за трещины и выбоины трав и кустарников, не говоря уж про целые поляны мхов, Кугель встречал и иные следы жизни. И нет, то не трупы небольших животных – эти не были редкостью. Иногда попадались человеческие кости! Да что там кости, однажды робот-шар набрел на небольшую деревню, расположившуюся в крупной пещере. Не меньше десятка лачуг, разбросанная вокруг них грубая утварь и заросшие сорняками огороды на просторном балконе, далеко выдававшемся из стены. И ни единой живой души, только пара скелетов. Едва выбравшись на центральную площадь с остатками костра, Кугель увидел тройку тощих свиней. Те нежились в грязной луже – ее образовала тонкая струйка воды, которая вытекала из торчавшего из колонны трубопровода. Завидев гостя, животные раздраженно захрюкали, и вскоре с неожиданной прытью умчались в темный коридор, подпертый массивными арками. «Хм, похоже, в деревне еще недавно жили, – раздумывал Кугель, осматривая тронутую ржавчиной, но вполне годную посуду у костра. – Интересно, что вспугнуло свиней? В моем поселке они вообще ни на кого не реагировали. Боятся роботов?» Он заглянул в одну из халуп, спустился в погреб, ощупал банки с консервированной снедью. Не лишними будут: Кугель, даром что робот, нуждался в человеческой пище, из которой вырабатывал электричество. При этом соскребать со стен плесень порядком надоело, хотя она и содержала необходимые вещества. Напихал несколько банок во встроенный контейнер и хотел было уходить, как в углу зажглась пара желтых точек, раздалось сердитое шипение. Немного поколебавшись, робот-шар швырнул туда камешком, и вверх по лестнице черным смерчем взлетела кошка. – Да, тут все боятся роботов, – заключил Кугель, когда немного позже он, сидя у вновь разожженного костра, размешивал в котелке варево из консервов. – Должно быть, деревню разгромили жнецы. Животных они не тронули, но поселили в них страх. Ужин получился не слишком приятным: куски грибов осклизли, а улитки отдавали несвежим. Впрочем, Кугель с удовлетворением отметил, что стрелка на индикаторе заряда батарей уверенно пошла вверх. Стараниями Шаца он мог пополнять силы любым способом: если электрические кабеля, как здесь, были мертвы, то годилась какая-нибудь органика. Впрочем, желательно было найти что-нибудь повкуснее, но в принципе… Эх… старик явно перестарался с желанием приблизить робот-шар к человеку. Тем временем опустился кромешный мрак, причем во всех диапазонах. Кугель забрался на кровать в каком-то доме и принялся анализировать свои впечатления. На поверку оказалось, что колодец – вовсе не ровная стена из железобетонных блоков, которыми обложили дыру в земле. И дело было не в том, что многие элементы конструкции обветшали, растрескались, а где и образовались гигантские дыры. Напротив, все это представляло сложнейшую структуру, можно сказать, целый город или запутанную систему ходов и помещений. Лестницы, балконы, залы и коридоры. Нагромождения малопонятного оборудования и титанических машин: частью давно мертвых, но иногда по-прежнему издававших гул, движущихся, пожиравших киловатты энергии. Бесконечные шахты, вместившие толстенные кабеля и транспортеры, которые несли неведомо куда загадочные детали и агрегаты, а подчас – груды камней или земли.