Дура! А если забеременеешь? Зачем ты ему нужна-то? Хотеть и любить — вещи разные. Тебе Семён со Стасом это хорошо доказали, качественно так… А Илья тебя ещё и жалеет… Потрахает с месяцок, а потом — всё, гуляй, Варя. Страх мы твой вылечили? Вылечили. Ну и всё, какие претензии? Я пошёл шлюх заказывать. Подумав так, Варя чуть не разрыдалась. А Илья, и не ведая, что гложет девушку, лежал на ней и тяжело дышал, уткнувшись лицом ей в шею. Он до сих пор из неё не вышел, да Варе и не хотелось этого. Ужасно нравилось лежать вот так, словно сливаясь с его горячим большим телом. — Прости, — прошептал Илья, целуя Варю в ключицу. — Мне мозг вынесло глобально… Варя, если ты забеременеешь… — Давай решать проблемы по мере их поступления, — напряжённо отозвалась она. — Ты думаешь, забеременеть так легко? Один выстрел — и в цель? Ага, щаз. Светка вон, которая жена Юрьевского, пять лет не могла, хотя они не предохранялись. — Я понимаю, Варежка. Я говорю: если. Но ты права… — И вообще, — перебила она Берестова, — таблетки есть специальные. Пойду, куплю и выпью, и всё будет в порядке. Нет уж, фигли, как говорит папа. Ей двадцать восемь, не девятнадцать. Может, это последний шанс забеременеть, кто знает? А ребёнка она и одна вырастит. Росла же Варя без матери. Значит, и без отца можно вырасти. Внутри от подобных рассуждений что-то скрючивалось, словно поражённое ядом. И Варе было противно от самой себя. — Как хочешь. — Илья вдруг напрягся и покинул её тело. Сразу стало холодно, пусто и почему-то немного обидно. — Подожди, не двигайся, надо вытереть. Есть у тебя что-нибудь? — На столе салфетки лежат. Берестов встал с кровати, подошёл к столу, нашёл пачку с салфетками. Варя наблюдала за ним с замирающим сердцем. Такой красивый, сильный, с рельефным телом. И теперь совсем не страшный. Наоборот: ей хотелось прикасаться к Илье, обнимать его и целовать. Но что с ней будет, если они приедут в его квартиру? Сможет ли она там находиться? Ох, даже проверять не хочется… Но надо. Берестов осторожно промокнул салфетками между Вариных ног, и она внезапно вспыхнула от смущения, вдруг осознав, как должна выглядеть со стороны — голая, с раздвинутыми бёдрами и вытекающей наружу спермой. Варя всегда стеснялась после секса; застеснялась и на этот раз. Перехватила салфетки и села, сжав ноги и постаравшись прикрыться. Берестов улыбнулся, опустился рядом на постель. — Ты такая смешная, Варежка. Ну что я там не видел? Даже на вкус тебя пробовал. Она покраснела ещё сильнее и мстительно сказала: — Значит, кормить тебя уже не надо. Илья засмеялся. — Вообще, я хотел уехать до завтрака, чтобы тебя лишний раз не смущать. Но как скажешь, так и будет. Варя вздохнула, опустила голову и, поглядев на Илью исподлобья, пробормотала: — Останься… пожалуйста. Берестов наклонился и нежно поцеловал её в губы, обхватив ладонями лицо. А за дверью в это время что-то громко протопало в туалет… Точнее, кто-то. — Надо встать и одеться, пока Дятел не опомнился… — Ещё минутку, Варежка. Ещё минутку… И Варя, кивнув и обнимая Илью крепче, вдруг вспомнила любимое мамино стихотворение. И полусонным стрелкам лень Ворочаться на циферблате, И дольше века длится день И не кончается объятье*. (* Последнее четверостишие стихотворения Бориса Пастернака «Единственные дни».) * * * Илье самому себе не хотелось в этом признаваться, но он действительно немного боялся. Боялся, что утром, когда комнату будет заливать яркий свет, Варя испугается его. Одно дело — на работе и одетый, и совсем другое — голый и в её комнате. Но она не боялась, и он тихо этому радовался. И совместного утра Илья тоже опасался. Но не из-за Вари. Он побаивался пошлых шуточек со стороны её отца или мачехи, которые могут расстроить девушку, или резко отрицательной реакции Дятла. Но ничего не случилось. Ирина и Иван Ильич вели себя спокойно, даже деликатно, старательно делая вид, что не замечают ярко-алых щёк Вари, а с Кешей, видимо, кто-то из них провёл разъяснительную работу — мальчик отреагировал на появление Берестова скорее положительно, нежели отрицательно. Во всяком случае, ревнивых взглядов не кидал и дурацких вопросов не задавал. И позавтракали хорошо, весело болтая об отвлечённом. Только Иван Ильич иногда смотрел на Берестова слишком уж изучающе, но Илья его понимал и не злился. А потом они с Варей долго-долго прощались в коридоре, целуясь как безумные. И никак не могли отлипнуть друг от друга. — До понедельника, — прошептал он, с трудом отрываясь от нежных и сладких губ девушки. — До понедельника, — повторила Варя эхом и вздохнула, погладив Илью ладонью по уже начинающей колоться щеке. 49 * * * — Ва-а-арь…. Ну Ва-а-а-арь… — А? — она с трудом очнулась, посмотрела на брата расфокусированным взглядом. После ухода Берестова девушке с трудом, по кусочкам удалось собрать себя, но иногда она всё же выпадала из реальности, замечтавшись, вспоминая прошедшие утро и ночь. Вот и сейчас: они с Дятлом сели смотреть мультфильм, и Варя никак не могла сосредоточиться на сюжете. Всё вспоминала… Как Илья целовался… И ласкал её… И как двигался в ней… — Ва-а-а-арь! Ну Варь! — Кеша от нетерпения уже начинал прыгать по дивану. — Да-да, — девушка попыталась скинуть сладкую томность, которая охватывала тело, стоило только вспомнить Берестова. — Папа попросил меня утром не задавать дяде Илье глупых вопросов, — протянул Дятел с тоской. — Я спросил: каких таких — глупых? Он сказал: любых. Можно я тебе теперь задам? А то меня щас порвёт. Етижи пассатижи… — Ну задавай. — А дядя Илья на тебе женится? Бам! Что это упало? А-а-а-а, пульт от телевизора. А Варе показалось, потолок…