Первый подросток в губернаторской программе «Второй шанс» выбран. Он признает себя виновным в ограблении и покушении на нападение. Джейн Трайдент, «Associated Press» SAY YOU’LL REMEMBER ME © 2018 by Katie McGarry All rights reserved including the right of reproduction in whole or in part in any form. This edition is published by arrangement with Harlequin Books S.A. This is a work of fiction. Names, characters, places and incidents are either the product of the author’s imagination or are used fictitiously, and any resemblance to actual persons, living or dead, business establishments, events or locales is entirely coincidental. © Cara Dolan/Stocksy United © Самуйлов С.Н., перевод на русский язык, 2018 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018 Лексингтонский подросток, арестованный за ограбление местного магазина самообслуживания и незаконное владение огнестрельным оружием, признал себя виновным и становится первым отобранным кандидатом для участия в программе «Второй шанс» губернатора Монро. Разработчики программы, находящейся сейчас под сильным огнем критики, обещают покончить с так называемым каналом «тюрьма – школа». Американский союз защиты гражданских свобод определяет этот канал как «политику и практику, которые выталкивают наших детей, особенно детей из группы риска, из школьных классов в системы ювенальной и уголовной юстиции». С целью замедлить рост уровня преступности среди подростков и сократить число тех из них, кто попадает прямиком в тюрьмы для взрослых, губернатор Монро, выполняя данное в ходе кампании обещание, создал программу «Второй шанс». Основное внимание уделяется терапии и специальным образовательным проектам, ориентированным на индивидуальные потребности в период тюремного заключения и призванным подготовить подростков к возвращению домой. Критики указывают на то, что деньги, выделяемые штатом на «Второй шанс», нужны для финансирования других программ. Один наш источник, занимающий высокий пост и пожелавший остаться анонимным, заявил, что жители Кентукки не желают, чтобы их налоги тратились на подростков, которым невозможно помочь, а не на учащихся и студентов, которые мотивированы и стремятся к успеху. С учетом сказанного, можно не сомневаться, что программа привлечет к себе пристальное внимание, и, как считают многие, политическое будущее губернатора будет зависеть от ее успеха или провала. Хендрикс «Все говорят, ты начинаешь с чистого листа». Мой брат, Эксл, сидит рядом, положив руки на согнутые колени, и смотрит на костер, который я собственноручно сложил из палочек и веточек и запалил кремнем. За последние три месяца я еще много чему научился. Тому, например, как выжить в одиночку в полном безлюдье. Лес и медведи – не проблема. Теперь, когда я дома, проблема в том, кому можно доверять. Эксл это знает. Потому-то он здесь, со мной, тогда как наши друзья и родственники собрались на заднем дворе ради второпях организованной вечеринки, устраивать которую я не хотел. Есть на этой вечеринке и тот, из-за кого я год провел вдали от дома за преступление, которого не совершал. Напряжение сковывает шею, и я кручу головой, стараясь выпустить злость. Мне понадобилось почти восемь месяцев, чтобы найти душевное равновесие, но не прошло и тридцати минут, как затаившийся было гнев, преследовавший меня, словно темная туча, опять вернулся. Напротив нас две девчонки, школьные знакомые, жарят на огне маршмеллоу. Ждут, что я заговорю с ними. Таким я был раньше: любил потрепаться ни о чем, знал, как рассмешить девчонку, как заинтересовать ее несколькими специально подобранными словечками. Улыбочка в нужный момент, и вот уже трусики сброшены. Но сейчас мне не до разговоров и манипулировать кем бы то ни было нет ни малейшего желания. Подумать только, раньше я жить не мог без компании. Чем больше, тем лучше. Но после восьми месяцев в центре содержания для несовершеннолетних правонарушителей и еще трех в глуши по программе «Раздвинь границы» мне больше по вкусу посидеть в одиночку перед костром. – Все подтверждают, доступ к информации по твоему делу закрыт, – продолжает Эксл. Он умалчивает о том, что так будет, если я выполню свою часть сделки – соглашения, достигнутого с окружным прокурором после моего ареста. Я признал себя виновным, а окружной прокурор не стал предъявлять мне обвинения как совершеннолетнему и не отправил во «взрослую» тюрьму строгого режима. Учитывая, что денег на такого адвоката, который доказал бы мою невиновность, у нас не было, сделка представлялась лучшим из двух вариантов. – Ты получаешь отличный второй шанс. Во всю эту заварушку я попал случайно – просто так вышло, – но попал в удачное время. Наш губернатор как раз искал подростков-правонарушителей для своей пилотной программы. Кто-то наверху решил дать мне шанс повернуть жизнь в нужном направлении, но этот шанс имеет цену. Цену, которую мой брат мне сейчас и называет. – Вариант хороший. Начать с чистого листа. Немногим такое удается. Чистый лист. Это меня и страшит. Может, в том, каким я был до ареста, мне нравится не все, но я, по крайней мере, знал себя. Этот чистый лист, эта возможность стать кем-то другим пугает. Этот новый тип давления. Раньше у меня хотя бы было какое-то оправдание. Теперь если облажаюсь, то только потому, что со мной действительно что-то не так. Костер потрескивает, потом взрывается, и угольки улетают в майскую ночь. Моя младшая сестра смеется на другом конце узкого двора возле старенького дома-пенала, и ее смех напоминает звон тарелок хай-хэт[1]. Так знакомо, так приятно. Я впервые чувствую себя по-настоящему дома. Ей сейчас шестнадцать, выросла быстрее, чем хотелось бы. Она – одна из четырех людей на свете, которых я люблю больше жизни. А еще одна-единственная причина, почему я здесь, а не в своей тесной комнатушке. По словам Эксла, это Холидей пришло в голову устроить вечеринку. От дуба к дубу, через двор развешены зигзагом старые рождественские гирлянды – зеленые, красные, голубые. Большинство гостей пришли со своими стульями и угощениями. Первый обед свободного человека – гамбургеры, хот-доги и картофельный салат. Чего бы я только не отдал за кусочек толстой хрустящей пиццы, но сказать об этом сестренке духу не хватает. – Она по тебе скучала, – говорит, перехватив мой взгляд, Эксл. – Я по ней тоже. – Это мои первые слова с тех пор, как мы съехали на дорожку. Раньше я всегда бывал душой компании, заводилой, но теперь, не разобравшись толком в себе, по большей части помалкиваю. – Мне тебя не хватало, – говорит брат едва слышно. – Без тебя здесь все было не так. А будет ли когда-нибудь по-прежнему? Этого никто не знает. – Тот придурок здесь? Эксл смотрит на Холидей, которая как раз толкает в плечо моего лучшего друга, Доминика. Оба улыбаются. Доминик в шутку берет ее на захват, но она легко выскальзывает. А потом – как говорится, помяни черта, и он появится – на горизонте вдруг вырисовывается сам поганец, бывший бойфренд Холидей. Неровные волны черных волос, футболка с надписью «Styx», как будто он присвоил право на владение всем, что связано с рок-н-роллом, и на физиономии улыбочка, при виде которой так и хочется вколотить зубы ему в глотку. Если бы пройденный за последний год курс терапии дал положительный результат, я бы не испытывал сейчас тайного злорадства при виде его кривого носа и шрама. И то, и другое – знаки, оставленные моим кулаком в прошлой жизни. Он заслужил их тогда своим отношением к моей сестре. Думаю, заслуживает чего-то такого и сейчас. Возникнув рядом с Холидей, Джереми обнимает ее за талию с таким видом, будто для него это обычное дело, а моя сестричка цветет и тает от удовольствия. Стройный и даже изящный, парень выглядит болезненно бледным, особенно в сравнении со смуглой, пышущей здоровьем Холидей. Сестра пошла в мать. По крайней мере, такой вывод можно сделать, глядя на фотографии ее матери, когда та была моложе. Чернокожая, с танцующими глазами и улыбкой, которая могла осветить самую темную ночь. Кожа у Холидей светлее, но в остальных отношениях она – копия матери. Джереми уводит мою сестру от Доминика, от всего хорошего, что есть в мире, и затягивает в тень. Я вижу их в сумерках и прикидываю, не проверить ли еще раз его нос на прочность. – Ты же сказал, что они вроде бы расстались. – Она с ним порвала, – подтверждает Эксл. – Примерно полгода назад. Но за пару месяцев до твоего выхода он снова приполз – мол, все понял, стал другим. На прошлой неделе Холидей его приняла, и я сказал ей, что есть правила. Мне нужно, чтобы и ты их вспомнил. Если она нарушит правила, нам придется проявить твердость. Двадцатишестилетний кровельщик, посещающий вечернюю школу, чтобы стать фельдшером «Скорой», и семнадцатилетний правонарушитель воспитывают шестнадцатилетнюю девчонку. Такое нарочно не придумаешь. – А есть среди этих правил такое, что ему запрещается подходить к ней ближе чем на сотню футов? Судебный запрет, так оно называется, да? – Она клянется, что он изменился. Изменился. Предполагается, что изменился как раз я. В лесу, где наш психолог говорил о готовности прощать. Если я не простил парня, который довел до слез мою сестру, значит ли это, что я остался прежним? – А он изменился? Эксл поджимает губы. Палочка летит в огонь, пламя охватывает ее и в считаные секунды превращает в пепел. Да. Такой ответ – пинок в живот. – Я слишком много говорю. Толкаю ее прямо в его объятия, – хмыкает Эксл. Я сам живое тому подтверждение. Перед самым арестом поцапался с сестрой из-за этого придурка, и в результате все закончилось не лучшим образом. – Держусь тихо, как будто выставил ее душу на продажу. Никто не вручил мне пособие по воспитанию подростков, когда бабушка Холидей подписала документ о передаче прав опекуна. До того никаких правил Холидей не знала. В моем доме они есть. В остальном полагаюсь на импровизацию. Исподтишка бросаю взгляд на старшего брата, жду, что он объяснит, какие чувства питал ко мне перед моим арестом. Вот только я ни в какие плохие руки не попадал. Меня родители просто ненавидели. – Но ты вернулся, – продолжает Эксл, – и теперь у тебя будет возможность присмотреть за ней. А я смогу наконец определить какие-то границы. Правила. По крайней мере ограничить время, которое она проводит с ним. – Думаешь, послушает? – спрашиваю я. – Будет выполнять правила? – Может, она и не слушает то, что касается Джереми, но все остальное выполняет четко. Для непонятливых перевожу: Холидей – не я. – Мне тоже установишь правила? Эксл фыркает: – А тебе без них никак? Может быть, но в ответ я только поднимаю пальцы. – Как тебе такое: ты больше не облажаешься. – Понял. – По крайней мере надеюсь, что так оно и есть.