До начала… и после I До начала не было ничего – ни земли, ни верхнего мира, ни звезд, ни свода небес. Был только туманный мир, бесформенный и темный, да еще мир огня, вечно пылающий. Нифльхейм, темный мир, простирался на севере. Одиннадцать ядовитых рек текли во мраке из единого источника, бурлящего в самом центре, – из ревущего водоворота по имени Хвергельмир. Холоднее самого холода был Нифльхейм, и все там окутывал тяжкий, угрюмый туман. Дымка скрывала небо, а на земле одеялом лежала зябкая мгла. На юге раскинулся Муспелльхейм, и Муспелльхейм был – огонь. Все в нем сияло и пылало. Где в Нифльхейме царил серый сумрак, там в Муспелльхейме мерцал багровый свет; где был стылый лед – там плескалась лава. Сама земля полыхала ревучим жаром кузнечного горна, и не было там ни твердой почвы, ни даже неба – одни только искры и струи зноя, расплавленный камень и раскаленные уголья. А на самом краю пожарищ Муспелля, где туман растекался светом, стоял Сурт, что был прежде богов. Стоит он там и сейчас. Он держит в руке пламенеющий меч, и что кипучая лава, что леденящий туман – ему все едино. Говорят, что только в день Рагнарёка, когда всему настанет конец, Сурт покинет свой пост. Он выступит из Муспелльхейма со своим пылающим мечом и сожжет весь мир, и один за другим падут перед ним боги. II Между Муспеллем и Нифльхеймом была бездна – пустое ничто без вида и облика. Реки туманного мира текли в эту бездну, звавшуюся Гиннунгагап – «зияющая пропасть». Тянулись бессчетные века, и там, в этом месте меж огнем и туманом, ядовитые реки Нифльхейма медленно застывали в огромный ледник. На севере бездны лед был укрыт замерзшим туманом и усыпан градинами, но на юге, у пределов огненной страны, искры и угли из Муспелля согревали его, и под горячим ветром воздух надо льдами становился нежным и теплым, будто в весенний день. И вот, наконец, лед встретился с огнем и начал таять. И в талых водах родилась жизнь – подобие человека, но больше, чем целый мир, громадней любого великана. Не мужчина, не женщина, но то и другое сразу. Это создание было прародителем всех великанов и звалось оно Имир. Но не только Имир вышел на свет из тающих льдов: вместе с ним появилась безрогая корова, невообразимо огромная. Она лизала соленые глыбы льда, и те были ей и питьем, и пищей, а из четырех ее сосцов бежали молочные реки. Этим молоком и питался Имир. Он пил молоко и рос. И назвал корову Аудумлой. Розовым своим языком корова вылизала изо льда еще одно существо: в первый день показались только волосы, на второй день – голова, а на третий – все тело. И был это Бури, предок богов. Имир спал и во сне рождал новую жизнь: двое великанов, мужчина и женщина, появились на свет из его левой подмышки, а из ног – шестиглавый гигант. И вот от них, Имировых детей, произошли все великаны на свете. Бури взял себе жену из них, и вместе они породили сына, которого назвали Бор. Бор женился на Бестле, дочери великана, и та родила ему троих сыновей: Одина, Вили и Ве. Выросли Один, Вили и Ве, сыновья Бора, и возмужали. Подрастая, видели они вдалеке огни Муспелльхейма и тьму Нифльхейма, и знали, что там и там их ждет неминуемая смерть. Братья очутились в вечной ловушке в бездне Гиннунгагап, между пламенем и туманом. Посреди великой пустоты – то есть, все равно что нигде. Потому что тогда еще не было ни моря, ни песка, ни травы, ни камней, ни плодородной земли, ни деревьев, ни неба, ни звезд. Не было еще самого мира с его землею и небом. И бездна нигде не была, вернее, была нигде: просто пустое место, жаждущее наполниться жизнью и бытием. Самое время для творения. Вили, Ве и Один поглядели друг на друга и заговорили о том, что нужно сделать – там, в бездне Гиннунгагап. И сказали они о вселенной, о жизни и о будущем. А потом пошли и сделали то, без чего было не обойтись. Да, Один, Вили и Ве убили великана Имира. Но никак иначе нельзя было сотворить миры. С этого все и началось: одна смерть положила начало всей жизни. Итак, они закололи великого великана. Кровь хлынула из тела могучим потоком – и кто бы мог подумать, что ее окажется так много! Реки крови, соленой, как море, и серой, как океан, затопили все вокруг так внезапно, разлились так мощно и так глубоко, что всех остальных великанов смыло, и они утонули. (Только двое из них спаслись: Бергельмир, внук Имира, с женой: они забрались в деревянный ящик, который носил их по волнам, будто лодка. Все великаны, которых мы встречаем и которых боимся ныне, произошли от них.) Один и его братья сделали почву из плоти Имира. Из костей они нагромоздили утесы и горы. Камни, булыжники, галька, песок и гравий – все это зубы Имира и осколки его костей, что Один, Вили и Ве сломали и размозжили в битве с первым великаном. Моря, что опоясывают все миры, – это все кровь Имира и пот. Поглядите на небо – вы увидите свод его черепа. Ночные звезды, планеты, кометы и метеоры – все это искры от огней Муспелльхейма. А что же облака, видные дневною порой? Когда-то они были мозгом Имира, и кто знает, что за мысли в них бродят… даже сейчас. III Мир – это плоский диск, и море окружает его со всех сторон. Великаны обитают на окраинах, по берегам самых глубоких морей. Чтобы не подпускать их близко, Один, Вили и Ве выстроили стену из ресниц Имира и оградили ею середину мира. И той земле, что внутри стены, они дали имя: Мидгард. Мидгард стоял пустой. Прекрасна была земля, но никто не гулял среди лугов, не ловил рыбу в прозрачных реках. Никто не покорял скалистые горы и не вперял взор в облака. Один, Вили и Ве понимали, что мир никуда не годится, пока в нем никто не живет. Везде и всюду искали они людей, но так никого и не нашли. Но вот однажды на каменистом морском берегу им попались два бревна – плавник, качавшийся на волнах. Приливы прибили его к земле и выбросили на галечный пляж. Первое бревно было из ясеня. Ясень живуч и хорош собой; корни его уходят глубоко в землю. Древесину его удобно резать – она не трескается и не щепится. Рукоятки орудий выходят отличные, а еще – древки копий. Второе бревно, лежавшее рядом с первым, совсем близко, было из вяза. Вяз – дерево изящное, но древесина его прочна: из нее выходят самые крепкие доски и балки. Прекрасный дом можно выстроить из вяза – дом или чертог для пиров. Взяли боги оба бревна и поставили их торчком на песок, так что стали они в человеческий рост. И обнял их Один, и вдохнул в них жизнь – в одно за другим. Теперь это были уже не просто мертвые бревна на берегу: нет, теперь они стали живые. Вили дал им волю, разум и стремление. Теперь они могли двигаться, теперь могли желать. Ве придал им облик людей: вырезал им уши, чтобы они слышали, глаза – чтобы видели, уста – чтобы те отверзлись и говорили. И вот уже не два бревна стояли на морском берегу, а двое нагих людей. Одному из них Ве вырезал мужское естество, а другому – женское. И сделали три брата одежды для людей, чтоб те могли покрыть себя и согреться – там, на краю мира, где в воздухе висела взвесь из ледяных морских брызг. И, наконец, дали они сотворенным людям имена: мужчину назвали Аск, или Ясень, а женщину – Эмбла, Вяз. Аск и Эмбла стали отцом и матерью нам всем: всякий человек обязан жизнью своим родителям, и их родителям, и родителям тех, кто породил их родителей, и так далее. Но если углубиться в прошлое достаточно далеко, любой род на свете придет к Аску и Эмбле. Эмбла и Аск остались в Мидгарде, надежно укрытые за стенами, которые боги сделали из Имировых ресниц. В Мидгарде первые люди выстроили себе жилище, защищенное от великанов, чудовищ и всех опасностей, таящихся в диких землях. В Мидгарде растили они своих детей в покое и мире. Вот потому-то Одина и зовут Всеотцом – он не только стал родителем богов, но и вдохнул жизнь в прадедов прадедов наших дедов. И будь мы хоть боги, хоть люди, Один все равно нам отец. Иггдрасиль и девять миров Иггдрасиль – могучий ясень, самое совершенное и прекрасное из деревьев. А еще – самое большое. Он растет меж девяти миров и соединяет их все вместе, один с другим. Нет на свете дерева огромнее и славнее Иггдрасиля. Ветви его – выше небес. Так велик этот ясень, что корни его простираются в три мира, и три источника питают их. Первый корень, уходящий глубже всех, тянется в нижний мир, в Нифльхейм, – в ту сумрачную страну, что была прежде всего на свете. В центре этого темного мира бьет вечно кипящий ключ, Хвергельмир, громогласный, как ревущий котел. Дракон Нидхегг обитает в этих водах и вечно гложет корень тот снизу. Второй корень уходит в царство инеистых великанов, к источнику, хозяин которого зовется Мимир. Есть орел, восседающий на самых верхних ветвях мирового древа, – много всего он знает; между глаз у него примостился ястреб. Белка Рататоск живет средь ветвей. Она переносит сплетни и послания от Нидхегга, ужасного пожирателя трупов, к орлу и обратно. Белка врет им обоим и радуется, сея раздоры и пробуждая гнев. Четверо оленей кормятся на громадных ветвях мирового древа, поедая листву и кору. Бесчисленные змеи у основанья вгрызаются в корни. На мировое древо можно взобраться. Это на нем повесился Один, принеся себя в жертву, и древо стало виселицей, орудием казни, а сам Один – богом повешенных. Впрочем, боги по мировому древу не лазают – они путешествуют между мирами по радужному мосту, который зовется Биврёст. Одним лишь богам дано разъезжать по радуге: она обожжет ноги любому инеистому великану или троллю, что осмелится ступить на нее в попытке добраться до Асгарда. Что же до девяти миров, то они таковы: Асгард, дом асов. Там царствует Один, там его дом.