С тем же заливистым смехом, что и прежде, они исчезли в ночи. И когда наступила тишина, когда не осталось ни единого звука, кроме ветра и потрескивания огня, Эвадна подумала о том, а не приснилась ли ей эта встреча. Грегор прерывисто вздохнул. Он выпустил руку Эвадны, но остался сидеть рядом с ней, будто одеревенев от напряжения. – Иди обратно спать, Куколка. Как она должна была спать после случившегося? Как могла спать, когда веселая, но ужасно легкомысленная песнь мага эхом отдавалась в голове? Эвадна легла, завернувшись в холодные одеяла. Закрыла глаза и до рассвета притворялась спящей. Первой пропажу обнаружила Федра. Она рылась в дорожных мешках, чтобы приготовить завтрак, когда вдруг ахнула. – Грегор! Все исчезло. Все! Эвадна с недоверием наблюдала, как ее мать вывернула пакет с едой наизнанку. Который еще вчера был набит до краев провизией. И где сейчас не было ничего, кроме льняных оберток. – А что с остальным? Грегор вскочил на ноги, присоединяясь к ней у подножия телеги. Они осмотрели другие мешки, но все оказались пустыми. Они открыли кувшины с элем, фляги с водой. В них не было ни капли. Кошелек с деньгами, который Грегор хранил на поясе у себя на боку, тоже был опустошен. Исчез даже овес, который они запасали для ослов. Грегор рухнул на колени среди разбросанных по земле мешков. Он схватился за голову, и его глаза налились кровью. – Может, нам повернуть назад? – спросила Федра. – Мы всего в дне пути от Изауры. – Мы не можем повернуть назад, – ответил Грегор глухим голосом. – Мы пропустим суд. Эва медленно подошла к отцу, чтобы взять в руки один из мешков. Она вновь обыскала его, зная, что он пуст. Прижалась лицом к ткани, вдыхая ароматы инжира и сыра, отчего у нее заурчало в животе, и вспомнила, какие чувства вызвала у нее песня Макария. «Пустоту». Маг не прикасался к повозке. Он вообще не подходил к ней. Эвадна даже не заметила, чтобы он хоть раз взглянул на нее. Но он спел свое заклинание и за один припев украл почти все, что у них было. – Отец, – прошептала она. Лицо Грегора смягчилось. Он протянул руку и коснулся ее волос, успокаивая. Девушка, потрясенная открытием, склонилась к нему. Когда-то она была юной девушкой, мечтавшей о магии, верившей, что это нечто хорошее, благородное, достойное. Теперь она поняла, какой наивной была, как мало понимала. Магия оказалась вовсе не такой, какой она ее себе представляла. И Эвадна осознала, как много ей предстоит узнать о мире. Дорога до Абакуса измотала Эвадну и ее родителей, их мучили голод и жажда. В зарослях терновника Федра отыскала кусты диких ягод, а Грегор выловил из реки двух рыб, но это – все, что им удалось добыть для пропитания. Эвадна была так голодна, что едва замечала великолепие Абакуса, города воинов, где Хальцион провела часть своей жизни. Это было светлое, просторное место, где терракотовые крыши блестели в лучах солнца. Здания были выложены из белых плит, уложенных друг на друга и простирающихся так высоко, что мощеные улицы казались извилистыми ущельями. Все двери – окрашены в красный, а на притолоках виднелись высеченные символы Никомидеса. Змеи, мечи и копья. Вдоль окон выстроились горшки и корзины с травами, а в воздухе витал стойкий запах дыма. Эвадна слышала доносящиеся с рынка крики, перекликающиеся с ударами кузнечных молотов. Горожане двигались быстро, уверенно. У них не было монет, чтобы снять комнату, но Грегор смог-таки выторговать для них жилье с двухразовым питанием, пообещав прислать пять банок оливкового масла первого отжима. Эвадна с родителями поели, а затем удалились в свою комнату, чтобы смыть с рук и лиц грязь. Они расчесали спутанные волосы и переоделись в свежую одежду – единственные пожитки, которые не понадобились Макарию. Они пешком отправились к агоре, дабы переговорить с архонтом, судьей Абакуса. Поскольку преступление Хальцион было совершено в пределах Абакуса, суд над ней пройдет под надзором городского судьи. Суд должен был состояться в древнем здании, грандиозном сооружении, возведенном из белого мрамора. Его бронзовую крышу поддерживали колонны, каждая из которых изображала гоплита. Поднимаясь по лестнице агоры, Эвадна ощущала себя крохотной: еще никогда ей не приходилось бывать в столь великом здании. Ее лодыжка начала пульсировать. Охваченная удивлением и страхом одновременно, девушка последовала за родителями в прохладный полумрак вестибюля. Когда-то Хальцион тренировалась и жила в долине рядом с Абакусом. Эва задумалась, нравится ли ей этот солнечный город с его постоянным шумом и суетой; ходила ли Хальцион теми же путями, через вестибюль направляясь в самое сердце агоры? Архонт оказался стариком, чьи волосы были белыми, словно гусиный пух, а лицо, ввиду многолетних тренировок под солнцем, покрылось морщинами. В агоре у него имелась собственная комната, где он и сидел за столом, заваленным свитками, картами и письмами. Когда Эвадна и ее родители подошли к нему, он приподнял бровь. Сразу стало очевидно, что архонт не рад их видеть. Он решил, будто они пришли по какому-то пустяковому делу. Старик вздохнул и жестом подозвал их ближе. Но взгляд его заострился, когда Грегор представил себя и свою семью. Родители и сестра Хальцион из Изауры. – Ах да. Ваша дочь завтра предстанет перед судом за убийство, – произнес архонт. Он изучающе осмотрел каждого из них. – Если вы пришли повлиять на мой выбор, позвольте сообщить сразу, что любая попытка бесполезна. В моей юрисдикции взятки не принимаются. Грегор был застигнут врасплох. – Господин, мы пришли не для того, чтобы подкупать или уговаривать вас, а чтобы просить разрешения увидеть Хальцион. Архонт вздохнул. – Мне очень жаль, Грегор из Изауры, но это невозможно. Столь тяжкое преступление, как убийство, не предусматривает подобных привилегий. – Но, господин… У меня не было возможности сказать моей дочери хоть слово. Пожалуйста. – Невозможно. Грегор выглядел так, словно готов был упасть на колени и ползти к архонту, готов был унижаться и молить. К счастью, Федра поддержала мужа, взяв его за руку. – Милорд, – вымолвила мать нежным голосом. – Мы понимаем, что не можем посетить Хальцион. Но, быть может, нам позволят бросить на нее беглый взгляд? Последний раз, когда мой муж видел ее, она была публично высечена и пребывала в страшных муках. Архонт смотрел на Федру и молчал. Эвадне казалось, что он сжалится, – ее мать могла убедить кого угодно, – но архонт лишь сказал: – Повторюсь, мне жаль. Но я не могу этого допустить. Ваша дочь совершила два ужасных преступления. Она убила своего напарника, а затем сбежала от своего командора. Ее заклеймили как труса, а для воина это участь хуже смерти. – Пожалуйста, господин, – взмолился Грегор. – Мы не разговаривали с Хальцион восемь лет. Терпение архонта лопнуло. Он облокотился локтями о стол: свитки вокруг него задрожали, а свет, льющийся из окон, внезапно потускнел. Эвадна внимательно слушала, наблюдала. Едва дыша, стояла в этом сероватом свете и ждала. – Складывается впечатление, что вы не осведомлены о масштабах преступления Хальцион, – устало изрек архонт. – И о том, кого именно она убила. Это так? Грегор и Федра обменялись взглядами. – Нам сказали, что она убила собрата-гоплита, – наконец ответила Федра. Архонт встал. Несмотря на свой преклонный возраст, он был широкоплечим и высоким. Его руки – покрыты шрамами. На нем находились кожаные доспехи, а за спиной в ножнах висел меч, словно в любую секунду он готов был вступить в бой. И тогда он посмотрел на Эвадну, сестру обвиняемой, единственную из всех, кто хранил молчание. – Хальцион из Изауры не просто убила какого-то собрата-гоплита, – начал архонт. Его светлые глаза не отрывались от Эвадны. – Она убила сына своего командора, лорда Стратона. 8. Эвадна На следующее утро, проснувшись после беспокойной ночи, Эвадна и ее родители устремились в главный зал агоры. Там уже собралась толпа, – наглядное подтверждение того, что Хальцион стала одной из самых прославленных воительниц армии Корисанды. Ее имя теперь сопровождалось словами трусиха, дура, убийца. Сидя между родителями на скамейке в передней части зала, Эвадна силилась не обращать внимания на разговоры. Но шепот доносился до нее, заставляя дрожать. Вскоре прибыл архонт и встал за трибуной, расписанной фазой луны. Его голову украшал венок из оливковых листьев; и это зрелище только усилило гнев Эвадны, пусть она и знала, что венок – лишь символ проницательности и знания. Похожую корону носила богиня Аканта, когда столетия назад бродила среди смертных. Эту вечную корону, сплетенную из оливковых ветвей, сотворил для нее ее брат Эвфимий. Корона стала волшебной реликвией, которую она оставила на земле и которую еще предстояло найти. Лисандр был убежден, что однажды именно он найдет ее, стоит лишь набраться смелости и покинуть рощу. Дядя Озиас считал так же. Но никто так и не отыскал корону Аканты, и потому архонт явился на суд в обычном венке. Как символ богини, символ истины и знания. С его прибытием в зале воцарилась тишина. Он развернул лежащий перед ним свиток и некоторое время молча читал. После появился Стратон, за которым следовала его семья: жена, дочь и еще один сын. Эвадна слишком нервничала, чтобы посмотреть на них, хоть они и сели на скамейку, расположенную в поле ее зрения. Но затем она почувствовала на себе чей-то взгляд и подняла глаза. Это был не командор, который сидел неподвижно и тихо, словно мужчину выточили из камня, и не его отличающаяся холодной красотой жена. Ее бесстыдно изучали их дети. Они были ненамного старше Эвадны, но их лица осунулись, как будто они не спали всю прошлую неделю. Дочь – отражение своей матери, со своими светлыми вьющимися волосами, большими карими глазами и бледностью лица. На ней был роскошный хитон, такой тонкий, что при каждом вздохе переливался всеми цветами радуги, а фибулы на плечах сверкали изумрудами. На ее лбу поблескивал серебряный венец, что указывало на то, что она была опытной целительницей, как и сидящая рядом с ней мать. Девушка первой отвела взгляд от Эвадны, будто не могла вынести ее вида. Эвадна перевела взгляд на брата девушки. Его распущенные, доходящие до плеч волосы были темно-каштанового оттенка. Черты лица – резкими, но гармоничными, словно бог долго раздумывал над ними. Его брови казались изящными, даже когда парень хмурился, они нависали над парой необычного оттенка глаз. Один глаз был карий, но другой, казалось, был раздвоен: верхняя половинка радужки была коричневой, а нижняя – светло-голубой. Эти разные глаза пронзили Эвадну, и в ответ она лишь опустила взгляд и посмотрела на его наряд. На нем был отороченный синими квадратами белый хитон и накинутая на плечи мантия цвета индиго, которая была пристегнута булавкой с божественным символом. Эвадна встревожилась, признав в нем мага, а когда посмотрела на его руки, увидела на среднем пальце блеск серебряного кольца.