Последняя улыбка деспота, такая нежная, досталась женщинам и ему. «Берегите моего сына, вы все». И глаза его закрылись навеки. Отец Алвито вспомнил, как тронут был последним стихотворением, передающим самую суть тайко. Будучи призван к одру, святой отец надеялся, что на пороге смерти властелин Японии одумается и примет истинную веру и причастие, над которыми смеялся столько раз. Но этого не случилось. – Ты навсегда потерял Царство Божие, бедняга, – печально пробормотал иезуит, так как всегда восхищался тайко, этим гением войны и политики. – А что, если ваше Царство Божие помещается в заднем проходе дикаря? – спросила госпожа Отиба. – Что? – Он не был уверен, что правильно расслышал, обиженный ее неожиданной и неприличной недоброжелательностью. Он знал госпожу Отибу почти двенадцать лет, с тех пор как ей исполнилось пятнадцать и тайко взял ее в наложницы. Она всегда была послушной, сверхуслужливой и безгласной, улыбка счастья не сходила с ее лица. Но сейчас… – Я сказала: «А что, если ваше Царство Божие находится в заднем проходе дикаря?» – Помилуй вас Бог! Ваш властелин умер всего несколько минут назад. – Мой властелин умер, а с ним и все ваше влияние, не так ли? Он хотел, чтобы вы бдели у смертного ложа, очень хорошо, это было его право. Но теперь он в «великой пустоте» и больше не командует. Теперь командую я. Священник, от вас воняет, от вас всегда воняло, и ваша вонь отравляет воздух. Сейчас же покиньте мой замок и оставьте нас с нашим горем! Спокойное пламя свечи вдруг метнулось вверх, озарив ее лицо. Она была одной из самых красивых женщин в стране. Непроизвольно он осенил себя крестом, как бы защищаясь от овладевшего ею дьявола. Смех ее был холоден. – Уходите, священник, и никогда не возвращайтесь. Ваши дни сочтены! – Не более, чем ваши. Я в руках Бога, госпожа. Лучше бы вы подумали о Нем. Вечное спасение можете обрести и вы, если уверуете. – Что? Вы в руках Бога? Христианского Бога, да? Может быть, а может, и нет. Что вы будете делать, священник, когда, испустив дух, узнаете, что там нет никакого Бога, что нет преисподней и ваше вечное спасение только сон во сне? – Я верую! Я верую в Господа, и в Воскресение, и в Святого Духа, – провозгласил он. – Христианская вера не дает ложных обещаний. Они сбудутся, сбудутся – я верю! – Цукку-сан! Какое-то время он слушал японскую речь и не понимал ее. В дверном проходе стоял Торанага, окруженный стражей. Отец Алвито поклонился, приходя в себя, спина его и лицо были мокры от пота. – Прошу простить, что пришел без приглашения. Я просто грезил наяву. Вспоминал множество вещей, свидетелем которых мне посчастливилось стать в Японии. Кажется, вся моя жизнь прошла здесь. – Вам повезло, Цукку-сан. Торанага устало подошел к помосту и сел на простую подушку. Охрана молча расположилась вокруг него живым заслоном. – Вы приехали сюда на третий год Тэнсё, не так ли? – Нет, господин, это был четвертый год, год крысы, – ответил он, пользуясь японским календарем, на усвоение которого у него ушли месяцы. Летосчисление шло от определенного года, выбранного правящим императором. Катастрофа или доброе предзнаменование могли стать концом или началом эры по его прихоти. Мудрецы получали приказ выбрать название для новой эры, способное послужить благоприятным предвозвестием, из древних китайских книг. Эра могла длиться год или пятьдесят лет. Тэнсё означало «Праведность неба». Наступлению этой эры предшествовал год катастрофических приливов, когда погибло двести тысяч человек. Каждому году присваивались имя и номер, одна и та же последовательность, как и у часов дня: заяц, дракон, змея, лошадь, коза, обезьяна, петух, собака, свинья, крыса, бык и тигр. Первый год Тэнсё был годом петуха, так это и продолжалось, и 1576 год оказался годом крысы и четвертым годом Тэнсё. – Много всего произошло за это время, не правда ли, старина? – Да, господин. – Да, возвышение и смерть Городы, возвышение тайко и его смерть. А теперь? – Слова отражались от стен. – Все в руках Бесконечности. – Алвито использовал слово, которое одинаково могло означать и Бога, и Будду. – Ни господин Города, ни тайко не верили ни в богов, ни в вечность. – Разве Будда не сказал, что есть много путей в нирвану, господин? – О, Цукку-сан, вы мудрый человек. Как это можно быть таким мудрым в вашем возрасте? – Я искренне хочу, чтобы так и было, господин. Тогда я мог бы принести вам больше пользы. – Вы хотели видеть меня? – Да. Я думал, это достаточно важно, чтобы явиться без приглашения. Алвито вынул судовые журналы Блэкторна и положил их на пол перед Торанагой, дав объяснение, которое предложил ему дель Акуа. Он видел, как лицо Торанаги окаменело, и обрадовался этому. – Доказательства того, что он – пират? – Да, господин. В журналах есть даже точные слова приказов, которые они получили: «При необходимости приставать к берегу и силой заявлять свои права на любую достигнутую или открытую территорию». Если хотите, я могу сделать точный перевод всех таких мест. – Переведите все. И побыстрее, – потребовал Торанага. – Есть и еще кое-что, что отец-инспектор считает нужным сообщить вам. Алвито повел речь о картах, отчетах, черном корабле, как договаривались, и с радостью отметил положительный отклик. – Превосходно! – одобрил Торанага. – Вы уверены, что черный корабль выйдет так рано? Абсолютно уверены? – Да, – твердо заявил отец Алвито. «О Боже, пусть все произойдет, как мы хотим!» – Хорошо. Скажите вашему сеньору, что я хочу прочитать его отчеты, да, думаю, ему потребуется несколько месяцев, чтобы проверить все. – Он сказал, что приготовит отчеты как можно скорее. Мы пришлем вам карты, как вы хотели. Нельзя ли генерал-капитану побыстрее получить таможенные бумаги? Это будет очень ценно, если черный корабль придет пораньше, господин Торанага. – Вы готовы поручиться, что корабль придет рано? – Ни один человек не может ручаться за ветры и бури. Но корабль рано выйдет из Макао. – Вы получите бумаги до захода солнца. Что-нибудь еще? Меня не будет три дня до тех пор, пока Совет регентов не примет решения. – Нет, господин. Благодарю вас. Я молюсь, чтобы Вечность хранила вас, как всегда. – Алвито поклонился и ждал, когда его отпустят, но вместо этого Торанага отпустил своих стражей. Впервые Алвито видел даймё без свиты. – Подойдите и сядьте здесь, Цукку-сан. – Торанага указал место на помосте около себя. Алвито никогда раньше не приглашали на помост. «Что это – знак доверия или приговор?» – Война приближается, – сообщил Торанага. – Да, – ответил иезуит и подумал, что война никогда не кончится. – Христианские правители Оноси и Кияма непонятно почему идут против моей воли. – Я не могу отвечать ни за кого из даймё, господин. – Ходят плохие слухи, не так ли? О них и других даймё-христианах. – Мудрые люди всегда держат в сердце интересы страны. – Да. Но тем временем против моей воли страна разделяется на два лагеря – мой и Исидо. И поэтому интересы каждого лежат по ту или другую сторону. Середины нет. Где лежат интересы христиан? – На стороне мира. Христианство – религия, господин, она вне политики. – Ваш святой отец – глава вашей Церкви здесь, в Азии. Я слышал, вы заявили, что можете говорить от имени папы. – Нам запрещено вмешиваться в политику, господин. – Вы думаете, Исидо симпатизирует вам? – Голос Торанаги стал строже. – Он вообще против вашей религии. Я всегда выказывал вам свою симпатию. Исидо хочет сразу же ввести в действие указы тайко об изгнании и закрыть страну для всех иностранцев. Я хочу расширить торговлю. – Мы не имеем влияния на даймё-христиан. – А как мне повлиять на них? – Я мало что могу посоветовать вам. – Вы знаете достаточно, старина, чтобы понять: если Кияма и Оноси пойдут против меня вместе с Исидо и остальными, все прочие даймё-христиане вскоре последуют за ними. Тогда против каждого моего воина встанет по двадцать человек. – Если начнется война, я буду молиться за вашу победу. – Мне потребуется нечто большее, чем молитвы, если против одного моего человека встанет двадцать.