– В этом ему должно быть отказано наотрез! – рявкнул генерал-капитан. – Вы не можете отказать Торанаге, – возразил дель Акуа. – Я думаю, ваше преосвященство, вы слишком преувеличиваете его роль, – поморщился Феррьера. – Мне кажется, этот Торанага только один из множества деспотов, обычный убийца-язычник, которого не стоит бояться. Откажите ему. Без наших черных кораблей рухнет все их хозяйство. Они носят шелка, которые мы привозим из Китая. Без шелков у них не будет кимоно. Они должны вести торговлю с нами. Я говорю: чума на этого Торанагу! Мы можем торговать с христианскими правителями – как их там? – Оноси и Киямой и другими, с Кюсю. В конце концов, там Нагасаки, там мы в силе, и вся торговля происходит там. – Мы не можем, капитан, – разочаровал его дель Акуа. – Вы первый раз в Японии, поэтому не имеете никакого представления о наших трудностях. Да, они нуждаются в нас, но мы в них нуждаемся еще больше. Лишившись расположения Торанаги и Исидо, мы потеряем влияние на христианских правителей. Мы потеряем Нагасаки и все, что создали за пятьдесят лет. Сознайтесь, это вы поторопились с покушением на еретика-капитана? – Я открыто заявил Родригесу и всем, кто мог слышать меня, что англичанин – опасный пират, который плохо влияет на всех, с кем ни соприкоснется, которого надо убрать любым возможным способом. Вы сказали то же самое, но другими словами, ваше преосвященство. И вы, отец Алвито. Не к тому ли привело и наше совещание с Оноси и Киямой два дня назад? Разве вы не говорили, что пират опасен? – Да, но… – Святой отец, извините меня, но иногда работу Бога приходится делать солдатам, и у них получается лучше. Должен сказать, я очень зол на Родригеса, который не подстроил какую-нибудь «несчастную случайность» во время шторма. Он должен был сообразить скорее всех нас! Ей-богу, смотрите, что этот дьявольский англичанин сотворил с самим Родригесом! Бедный глупец благодарен ему за спасение жизни! А ведь это была просто уловка, чтобы завоевать его расположение. Разве Родригес не впал в заблуждение, когда позволил еретику-капитану занять свое место на юте, что чуть не привело к гибели? Что касается покушения в замке, кто знает, что случилось? Это японские штучки. Покушение, должно быть, замыслили туземцы. Если я возьмусь устроить его убийство, будьте уверены: его уберут. Алвито, потягивая вино, обронил: – Торанага упомянул, что отправляет Блэкторна в Идзу. – Полуостров на востоке? – уточнил Феррьера. – Да. – По суше или морем? – На корабле. – Хорошо. Тогда я с сожалением должен вас известить, что на море в ужасный шторм вся команда может погибнуть. Алвито холодно произнес: – И я вынужден огорчить вас, генерал-капитан: Торанага сказал, слово в слово: «Я приставлю к капитану личную охрану, Цукку-сан, и если с ним произойдет какое-либо несчастье, к дознанию будут привлечены все мои силы и силы всех регентов. И если окажется, что к нему хоть каким-то боком причастны христиане или кто-то, хотя бы отдаленно связанный с ними, возможно, будут пересмотрены указы об изгнании, и может статься, что все христианские церкви, школы и прочее немедленно закроются». Дель Акуа вымолвил: – Упаси Бог, чтобы это случилось. – Блеф! – отмахнулся Феррьера. – Нет, вы не правы, генерал-капитан. Торанага умен, как Макиавелли, и вероломен, как царь гуннов Аттила. – Алвито оглянулся на дель Акуа. – Нас будет легко обвинить, если что-то случится с англичанином. – Да. – Может быть, нам стоит обратиться к первоисточнику наших бед? – предложил Феррьера. – Избавиться от Торанаги? – Не время для шуток, – нахмурился отец-инспектор. – Почему нет? Это прекрасно сходило в Индии, Малайе, Бразилии, Перу, Мексике, Африке, Мейне – везде. Сойдет и здесь. Я сам проворачивал подобные дела в Малакке и Гоа дюжину раз с помощью японских наемников, а у меня не было и капли вашего влияния и опыта. Мы используем правителей-христиан. Поможем одному из них разделаться с Торанагой, если тот и впрямь представляет опасность. Хватит и нескольких сотен конкистадоров. Разделяй и властвуй. Я свяжусь с Киямой. Отец Алвито, если вы будете переводчиком… – Напрасно вы равняете японцев с индийцами или другими безграмотными дикарями вроде инков. Вы не сможете разделять и властвовать здесь. Японцы не похожи на другие нации. Совсем не похожи, – устало изрек дель Акуа. – Я должен официально просить вас, генерал-капитан, не вмешиваться в дела этой страны. – Согласен. Пожалуйста, забудьте, что я сказал. Неделикатно и наивно быть таким открытым. К счастью, штормы обычны в это время года. – Если разразится шторм, то будет воля Божья. Но вы не атакуете корабль этого капитана. – Ой ли? – Нет. И не прикажете кому-либо сделать это. – Я должен уничтожать врагов моего короля. Англичане – враждебная нация. Паразиты, пираты, еретики. Если я решу, что еретика надо уничтожить, это будет мое дело. В этом году я – генерал-капитан черного корабля, а значит, губернатор Макао с вице-королевскими полномочиями в здешних водах. И если я захочу уничтожить его, или Торанагу, или еще кого-нибудь, то так и сделаю. – Тогда вы сделаете это вопреки моим приказам, рискуя немедленным отлучением от Церкви. – Это вне вашей юрисдикции. Это светский вопрос, а не духовный. – Положение Церкви здесь, к сожалению, так связано с политикой и с торговлей шелком, что все затрагивает ее безопасность. И пока я жив, клянусь надеждой на спасение, никто здесь не подвергнет опасности будущее Матери-Церкви! – Спасибо, что так откровенно высказались, ваше преосвященство. Я поставлю себе цель получше разобраться в японских делах. – Надеюсь, вы так и сделаете для нашей общей пользы. Христиан здесь терпят только потому, что все даймё абсолютно уверены: если они выгонят нас и искоренят нашу веру, черные корабли никогда не вернутся. Если нам, иезуитам, и удается чего-то добиться здесь, приобрести влияние, так только потому, что мы одни говорим по-японски и по-португальски и можем переводить и посредничать в торговых делах. К сожалению для Церкви, они не веруют по-настоящему. Я убежден, что торговля будет продолжаться независимо от положения Церкви, ибо португальские торговцы усердно служат своим корыстным интересам, мамоне, а не Господу. – Может быть, корыстные интересы церковников, которые хотят заставить нас – и даже испрашивают на то официальные полномочия у его святейшества папы – плавать в любые порты по их выбору и торговать с любым угодным им даймё, какими бы опасностями это ни грозило, так же очевидны! – Вы забываетесь, генерал-капитан! – Я не забываю, что в прошлом году черный корабль с двумястами тоннами золота на борту и слитками серебра на пятьсот тысяч крусадо пропал со всей командой между Японией и Малаккой, после того как был без необходимости, по вашему личному требованию, задержан, пока не испортилась погода. И что это почти разорило всех отсюда до Гоа. – Это было необходимо из-за смерти тайко и особых соображений, связанных с передачей власти. – Я не забыл, как три года назад вы просили вице-короля Гоа посылать черный корабль только в указанные вами порты. Но он отклонил этот приказ как грубое вмешательство в его дела. – Это был способ повлиять на тайко, поистощить его казну в разгар затеянной им войны с Кореей и Китаем, наказать за казни, которые он учинил в Нагасаки, за его безумные нападки на Церковь и указы об изгнании, предписавшие выдворить нас всех из Японии. Если бы вы послушались нас, последовали нашим советам, вся Япония стала бы христианской через одно поколение! Что важнее: торговля или спасение душ? – Мой ответ – спасение душ. Но теперь, когда вы просветили меня относительно японских дел, дайте мне изложить японский вопрос в правильной перспективе. Только серебро Японии дает доступ к китайскому шелку и китайскому золоту. Громадные доходы, которые мы здесь получаем и переправляем затем в Малакку и Гоа, а оттуда – в Лиссабон, позволяют нам сохранять за собой владения в Азии, содержать форты и миссии, снаряжать экспедиции и всех миссионеров, открывать новые земли и оплачивать если не все, то большинство начинаний в Европе. Они не дают еретикам победить нас, не пускают их в Азию, способную дать им средства для того, чтобы погубить нас и нашу веру на родине. Что важнее, святой отец: сохранение истинной веры в Испании, Португалии и Италии или утверждение ее здесь? Дель Акуа смерил его презрительным взглядом: – Раз и навсегда предупреждаю: не вмешивайтесь в здешние дела! Из очага выпал уголек и затрещал на ковре. Феррьера, оказавшийся ближе всех, отпихнул его носком сапога в безопасное место. – А если я соглашусь, что вы предполагаете делать с еретиком? Или Торанагой? Дель Акуа сел, посчитав, что выиграл: – Пока не знаю. Но даже думать об устранении Торанаги смешно. Он очень симпатизирует нам и приветствует расширение торговли. – В его голосе зазвучали язвительные нотки. – И, следовательно, увеличение ваших доходов. – И ваших доходов, – добавил Феррьера, возвращая удар. – Наши доходы идут на служение во славу Господа. Как вы хорошо знаете. – Дель Акуа плеснул еще вина в кубки и предложил выпить примирительным жестом. – Ну, Феррьера, давайте не будем ссориться. Эта история с еретиком ужасна, да. Но ссоры бесполезны. Нам нужны ваш совет, и ваш ум, и ваша сила. И можете поверить, Торанага необходим нам. Если он не будет сдерживать других регентов, вся эта страна опять вернется к анархии. – Да, это верно, – подтвердил Алвито. – Но я не понимаю, почему он еще в замке и согласился отложить совещание. Невероятно, чтобы его перехитрили. Он, конечно, должен знать, что Осака заперта надежнее, чем пояс целомудрия, надетый ревнивым крестоносцем на свою супругу. Он должен был уже уехать. Феррьера полюбопытствовал: – Если он так важен, зачем поддерживать Оноси и Кияму? Разве эти двое не объединились с Исидо против него? Почему вы им не отсоветуете? Это обсуждалось только два дня назад. – Они сообщили нам о своем решении, генерал-капитан. Мы не обсуждали его. – Тогда, может быть, вам следовало бы это сделать, ваше преосвященство. Если это так важно, почему не запретить им? Под страхом смерти. Дель Акуа вздохнул: – Хотел бы я, чтобы все было так просто. Такие вещи в Японии не делаются. Японцы ненавидят всякое вмешательство в их дела. Любое предложение с нашей стороны должно преподноситься с чрезвычайной деликатностью. Феррьера осушил свой серебряный кубок, налил еще вина и успокоился, зная, что нуждается в иезуитах, что без них в роли переводчиков окажется беспомощен. «Твое дело – успешно совершить плавание, – сказал он себе. – Ты одиннадцать лет тянул лямку на службе у короля и двадцать раз заслужил за преданность самый богатый приз, который он в силах даровать, – командование черным кораблем на один год и то, что это дает: десятую часть всего шелка, золота, серебра и доходов от каждой сделки. Этого тебе хватит на всю жизнь, на тридцать жизней, если они у тебя будут, и все за одно плавание. Если ты его сдюжишь». Рука Феррьеры опустилась на рукоять рапиры, на крест посреди серебряной филиграни. – Клянусь кровью Христа, мой черный корабль вовремя отплывет из Макао в Нагасаки и потом, с самым богатым грузом сокровищ, который знала история, в ноябре с муссонами отправится на юг, в Гоа, и оттуда домой! Христос мне судья, я собираюсь это сделать. – И добавил про себя: «Даже если должен буду для этого сжечь всю Японию, и весь Макао, и весь Китай, клянусь Мадонной!» – Мы с вами в своих молитвах, конечно, – ответил дель Акуа, не кривя душой. – Мы знаем, сколь важно ваше плавание. – Тогда что вы предлагаете? Отсутствие таможенных документов и разрешения на торговлю связывает мне руки. Мы не можем действовать в обход регентов? Может быть, есть другой путь? Дель Акуа в задумчивости покрутил головой: – Что скажете, Мартин? Вы больше нашего смыслите в торговле. – Извините, но это невозможно, – отрезал Алвито. Он слушал с еле сдерживаемым негодованием. «Дурно воспитанный, высокомерный, безродный кретин, – думал он и тут же: – О Боже, дай мне терпения! Без этого человека и других таких же Церковь здесь погибнет». – Я уверен, еще день-два, генерал-капитан, и все будет готово. Неделя в крайнем случае. У Торанаги в настоящий момент очень серьезные трудности. Все будет хорошо, я убежден. – Я подожду неделю, но не больше. – В голосе Феррьеры слышалась скрытая угроза. – Хотел бы я добраться до этого еретика. Уж я бы вырвал из него правду. Торанага не говорил ничего о предполагаемом приходе эскадры? Вражеской эскадры? – Нет. – Мне хотелось бы знать истинное положение вещей. В обратный путь мой корабль пустится грузным и неуклюжим, как жирная свинья. В его трюмы шелку набьют больше, чем когда-либо раньше посылали за один раз. Это один из самых больших кораблей в мире, но мы пойдем без эскорта, и если хоть один вражеский фрегат застигнет нас в море – или хотя бы эта голландская шлюха «Эразм», – мы окажемся в его власти. Меня без труда заставят спустить португальский флаг. Англичанину лучше бы оставаться подальше от своего судна с его канонирами, пушками и бортовыми залпами. – Е vero, è solamente vero[31], – пробормотал дель Акуа. Феррьера допил свое вино: