Часть 46 из 68 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Чужеземец содержался в обычной тюрьме вместе с обычными преступниками. Естественно, я посчитал, что вы больше им не интересуетесь, иначе бы не забрал его оттуда. Конечно, я не собирался вмешиваться в ваши дела. – Исидо был внешне спокоен и уважителен, но внутри весь кипел. Он знал, что по неосторожности попал в ловушку. Разумеется, он должен был сперва спросить Торанагу. Этого требовала обычная вежливость. Тем не менее все дело не стоило выеденного яйца, окажись чужеземец в его власти, в его доме. Он просто передал бы чужестранца Торанаге, если бы тот попросил. Теперь же несколько его людей захвачены и с позором убиты, даймё Ябу и люди Торанаги отбили чужеземца у его, Исидо, людей. И вот это уже полностью меняло положение. Он потерял лицо, вместо того чтобы, следуя избранной им стратегии уничтожения врага, покрыть позором Торанагу. – Я еще раз приношу вам свои извинения.
Торанага глянул на Хиромацу. Извинения звучали для их ушей слаще самой прекрасной музыки. Оба знали, сколько крови стоило это Исидо. Объяснение происходило в большом зале для аудиенций. По уговору каждого из противников охраняло только пять самых надежных самураев. Остальные ждали снаружи. Ябу тоже. И чужеземец, которого основательно почистили. «Хорошо», – подумал Торанага, чувствуя глубокое удовлетворение. Он бегло поразмыслил о Ябу и решил не встречаться с ним сегодня вовсе. Почему бы не поиграть с ним еще, как кошка с мышью? Поэтому он попросил Хиромацу отослать Ябу и опять повернулся к Исидо:
– Конечно, ваши извинения принимаются. К счастью, никакого вреда нанесено не было.
– Тогда могу я показать чужеземца наследнику, как только варвар будет доставлен?
– Я пришлю его сразу после того, как кончу с ним.
– Могу я спросить, когда это будет? Наследник ждет его этим утром.
– Нам не следует уж очень об этом беспокоиться, вам и мне, не правда ли? Яэмону только семь лет. Я уверен, что семилетний мальчик может запастись терпением. Ведь так? Терпение учит владеть собой и требует практики, да? Я объясню Яэмону это недоразумение сам. Я дам ему этим утром еще один урок плавания.
– Да?
– Да. Вам также следовало бы научиться плавать, господин Исидо. Это превосходное упражнение и навык, который может оказаться очень полезным во время войны. Все мои самураи умеют плавать. Я настаиваю, чтобы все учились этому искусству.
– Я требую от них упражнений в стрельбе из лука и ружей, сражении на мечах и верховой езде.
– Я бы добавил к этому поэзию, каллиграфию, составление букета, чайную церемонию. Самурай должен быть сведущ в мирных искусствах, чтобы постичь в совершенстве искусство войны.
– Большинство моих людей уже более чем искусны в таких вещах, – возразил Исидо, сознавая, что пишет плохо и познания его ограниченны. – Самураи рождены для войны. Я хорошо разбираюсь в военном искусстве. Пока этого с меня достаточно. Этого и повиновения воле господина.
– Яэмон учится плавать в час лошади. – (Сутки у японцев делились на шесть равных частей. День начинался с часа зайца (с пяти до семи часов до полудня), за ним следовали часы дракона (с семи до девяти часов), змеи, лошади, козы, обезьяны, петуха, собаки, свиньи, крысы и быка. Цикл заканчивался часом тигра – между тремя и пятью часами пополуночи.) – Вы не хотели бы присоединиться к нашему уроку?
– Спасибо, нет. Я слишком стар, чтобы менять свои привычки, – объявил Исидо с намеком.
– Я слышал, командир вашей охраны получил приказ совершить сэппуку.
– Конечно. Разбойников следовало поймать. По крайней мере одного из них надлежало взять живым. Тогда мы бы нашли остальных.
– Я удивлен, что подобная шайка могла орудовать так близко от замка.
– Согласен. Может быть, чужестранец опишет их нам.
– Что может знать чужеземец? – Торанага засмеялся. – Что касается разбойников, они были ронины, не так ли? Таких много среди ваших людей. Не исключено, что дознание даст интересные результаты, правда?
– Дознание проводится. И во многих направлениях. – Исидо пропустил мимо ушей язвительное упоминание ронинов, не имеющих господина, почти отверженных наемных самураев, которые тысячами собрались под знаменем Яэмона, когда Исидо пустил слух, будто по поручению наследника и его матери принимает их на службу и, что совсем уж невероятно, готов простить и предать забвению все их провинности, их прошлое, а со временем воздаст за преданность с щедростью, которая была свойственна тайко. Исидо знал, что это блестящий ход. Он заполучил несметную рать опытных воинов и заручился гарантиями их верности, ибо ронины знали: другого такого шанса им не выпадет. Это привело в его лагерь множество недовольных, ставших ронинами из-за войн Торанаги и его союзников. И наконец, приостановило рост разбойничьих полчищ в стране, где перед неудачливым самураем открывалось всего два пути: в монахи или в разбойники.
– Я многого не понимаю в этой истории, – заметил Исидо, его голос был полон яда. – Да. Почему, например, разбойники пытались схватить этого чужеземца? Чтобы получить за него выкуп? В городе много других, гораздо более важных персон. Но разве не о выкупе говорил вожак шайки? Он требовал выкуп. От кого? Чего стоит этот чужеземец? Ничего. И как они узнали, где он? Я только вчера отдал приказ привести его к наследнику, думая, что это развлечет мальчика. Очень любопытно.
– Очень, – подтвердил Торанага.
– Потом это совпадение… То, что господин Ябу оказался рядом. В одно время с вашими и моими людьми. Очень любопытно.
– Очень. Конечно, он очутился там, потому что я послал за ним. А ваши люди были там, потому что мы договорились – по вашему предложению, – что это хороший способ разрешать разногласия между нами: вашим людям сопровождать моих повсюду, пока я здесь.
– Странно также, что разбойники, которые достаточно смелы и привычны к слаженным действиям, чтобы убить первую десятку воинов без борьбы, повели себя как корейцы, когда к месту засады прибыли наши люди. Обе стороны были одинаково вооружены. Почему разбойники не сражались или не увели варвара с собой в горы? И не глупо ли было с их стороны оставаться на главной дороге к замку? Очень любопытно.
– Очень. Теперь я, конечно, возьму с собой двойную охрану, когда поеду завтра на охоту с ловчими птицами. Неприятно знать, что разбойники хозяйничают так близко к крепости. Может быть, вам тоже хотелось бы поохотиться? Выпустите одного из ваших соколов против моих? Я собираюсь охотиться на холмах с северной стороны замка.
– Спасибо, нет. Завтра я буду занят. Может быть, послезавтра? Я прикажу, чтобы двадцать тысяч человек прочесали все леса, рощи и поляны вокруг Осаки. Через десять дней на двадцать ри вокруг не останется ни одного злодея. Это я вам могу обещать.
Торанага знал, что Исидо использует разбойников как повод, чтобы расставить побольше своих ловушек в окрестностях. Если он говорит двадцать, это значит тысяч пятьдесят. «Вход в западню захлопывается, – сказал он себе. – Почему так быстро? Какое новое предательство произошло? Почему Исидо так уверен?»
– Хорошо. Тогда послезавтра, господин Исидо. Надеюсь, вы не станете отряжать своих людей в мои охотничьи угодья? Я бы не хотел, чтобы они помешали охоте, – добавил он с намеком.
– Конечно. А чужестранец?
– Он был и остается моей собственностью. Как и его корабль. Но вы можете забрать варвара, когда я кончу с ним. А потом отправить на казнь, если захотите.
– Спасибо. Я так и сделаю. – Исидо сложил свой веер и спрятал его в рукав. – Он не представляет никакой важности. А что важно и что привело меня к вам… О, кстати, мне доложили, что госпожа, моя мать, гостит в монастыре Дзёдзи.
– Да? Я думал, что любоваться цветущей сакурой уже поздновато.
– Согласен. Но если ей захотелось взглянуть на деревья, почему нет? Что мы можем сказать про стариков? У них своя голова. Они по-другому смотрят на вещи, не так ли? Но у нее неважно со здоровьем. Я беспокоюсь о ней. Ей надо быть очень осторожной, она легко простужается.
– То же самое с моей матерью. Надо следить за здоровьем стариков. – Торанага отметил про себя, что должен послать срочное письмо настоятелю, напомнить, чтобы тот тщательно следил за здоровьем старой женщины. Если она умрет в монастыре, впечатление будет ужасное. Позор на всю страну. Все даймё поймут, что в сложной игре за власть он использовал беспомощную старуху, женщину, мать своего врага, как заложницу и не справился с возложенной на него ответственностью. Брать заложников – опасная игра.
Исидо почти ослеп от ярости, когда узнал, что почитаемая им мать удерживается Торанагой в Нагое. Полетели головы. Немедленно был приведен в действие план войны с Торанагой и принято важное решение – осадить Нагою и уничтожить даймё Кадзамаки, на чьем попечении находилась старуха. Началось противостояние. Наконец через посредников настоятелю было послано частное письмо, предупреждающее, что, если госпожу не выпустят из монастыря целой и невредимой через сутки, Нага, единственный сын Торанаги, которого легко захватить, и любая из его женщин отправятся в деревню прокаженных, где их будут кормить, поить и делить с ними ложе больные лепрой. Исидо знал, что, пока его мать находится во власти Торанаги, он должен выверять каждый свой шаг. Но он дал также понять, что, если его мать не отпустят, он ввергнет страну в ад.
– Как поживает госпожа, ваша мать, господин Торанага? – вежливо спросил он.
– У нее все очень хорошо, благодарю вас. – Торанага позволил себе показать, какое счастье доставляют ему мысли о матери и бессильной ярости Исидо. – Она замечательно выглядит для своих семидесяти четырех лет. Я только надеюсь, что буду так же силен в ее возрасте.
«Тебе пятьдесят восемь, Торанага, но ты не доживешь до пятидесяти девяти», – мысленно пообещал Исидо.
– Пожалуйста, передайте ей мои пожелания долгой счастливой жизни. Спасибо и извините, что я был так навязчив. – Он поклонился с величайшей учтивостью, а потом, с трудом сдерживая рвущуюся наружу радость, добавил: – Ах да! Важная вещь, из-за которой я хотел повидать вас: последнее собрание регентов откладывается. Мы не встретимся сегодня вечером.
Торанага, сохраняя улыбку на лице, внутри окаменел:
– О? Почему?
– Господин Кияма болен. Господин Сугияма и господин Оноси согласились с отсрочкой. Я тоже. Несколько дней не играют роли, не так ли, когда надо принять такое важное решение?
– Мы можем встретиться без господина Киямы.
– Мы согласились с тем, что нам не следует делать этого. – В глазах Исидо таилась насмешка.
– Официально?
– Вот бумага с нашими печатями.
Торанага закипал. Любая отсрочка представляла для него огромную опасность. Мог ли он добиться согласия на немедленную встречу, вернув Исидо мать? Нет, потому что отправка приказов потребовала бы слишком много времени и он потерял бы большое преимущество из-за пустяка.
– Когда состоится встреча?
– Я так понял, что господин Кияма поправится к завтрашнему дню или, может быть, на следующий день.
– Хорошо. Я пришлю моего личного лекаря осмотреть его.
– Я уверен, что господин Кияма примет его. Но личный лекарь запрещает ему принимать посетителей. Болезнь может быть заразной.
– А что за болезнь?
– Не знаю, мой господин. Мне не сказали.
– Лекарь – чужеземец?
– Да. Я так понял, что он лечит христиан. Христианский врачеватель-священник для даймё-христианина. Наши недостаточно хороши для такого… такого важного даймё, – усмехнулся Исидо.
Беспокойство Торанаги возросло. Если бы лекарь был японец, даймё мог бы сделать многое. Но если врачеватель – христианин (несомненно, иезуит), что ж, идти против такого или даже связываться с таким – значит еще больше восстановить против себя даймё-христиан, а он не мог допустить подобного риска. Он знал, что дружба с Цукку-саном не поможет ему в борьбе с христианскими даймё, Оноси или Киямой. В интересах христиан выступать заодно. Скоро он должен будет сблизиться с христианскими священниками, найти к ним подход, установить цену их сотрудничеству. «Если Исидо действительно объединится с Оноси и Киямой – и все даймё-христиане пойдут за этими двумя, согласятся действовать вместе, – тогда я останусь в одиночестве, – подумал он. – Тогда мне не представится иного выбора, кроме „малинового неба“».
– Я навещу господина Кияму послезавтра, – пообещал он, называя крайний срок.
– А зараза? Я никогда бы не простил себе, если бы с вами что-нибудь случилось, пока вы здесь, в Осаке, мой господин. Вы наш гость. Я вынужден настаивать, чтобы вы не ходили.
– Вы можете успокоиться, мой господин Исидо. Зараза, которая свалит меня, еще не появилась на свет. Вы забыли предсказание провидца.
В китайском посольстве, которое приезжало к тайко восемь лет назад, пытаясь положить конец японско-корейско-китайской войне, был известный астролог. Этот китаец предсказал много вещей, которые впоследствии подтвердились. На одном из роскошных званых ужинов тайко попросил предсказателя назвать время смерти нескольких своих советников. Астролог предрек, что Торанага падет от меча в среднем возрасте. Исидо, знаменитый завоеватель Кореи, или Чосэна, как называли эту страну китайцы, мирно упокоится в глубокой старости, человеком, чьи ноги твердо стоят на земле, самой известной фигурой своего времени. А сам тайко почит в своей постели, уважаемым, почитаемым, в преклонных летах, оставив здорового сына и наследника. Это так обрадовало тайко, тогда еще бездетного, что он решил отпустить посольство с миром обратно в Китай, а не убивать, как собирался сначала, за оскорбления, нанесенные в первую встречу: вместо того чтобы торговаться за мир, китайский император через свое посольство предложил ни больше ни меньше как «провозгласить его повелителем государства Ва», как китайцы именовали Японию. Итак, послы вернулись домой живыми, а не в маленьких ящиках, которые уже приготовил тайко, а этот последний возобновил войну против Кореи и Китая.
– Нет, господин Торанага, я не забыл, – возразил Исидо, очень хорошо помнивший ту историю. – Но заразный недуг может быть очень обременительным. Зачем доставлять себе неудобства? Вдруг вы подцепите сифилис, как ваш сын Нобору – такая жалость! – или проказу, как господин Оноси. Он еще молод, но так страдает. О да, так страдает!
Торанага был моментально выведен из равновесия. Он очень хорошо знал, какой вред причиняют эти болезни. Нобору, старший из его оставшихся в живых сыновей, занедужил в семнадцать – десять лет назад, – и все усилия лекарей, японских, китайских, корейских и христианских, не изгнали болезнь, которая уже отразилась на нем, хотя и не убила. «Если я захвачу всю власть, – пообещал себе Торанага, – постараюсь искоренить эту хворь. Неужели она действительно идет от женщин? Как женщины получают ее? Как она лечится? Бедный Нобору, если бы не сифилис, ты был бы моим наследником, потому что ты лучший воин, лучший правитель и очень умный, чего нельзя сказать о Сударе. Ты должен был сделать много плохого в прошлой жизни, чтобы нести такую тяжкую ношу в этой».
– Клянусь Буддой, я никому бы не пожелал такого, – проговорил он.
– Согласен с вами, – поддержал Исидо, зная, что Торанага наслал бы на него обе болезни, если бы только мог. С тем он и откланялся.
Торанага первым нарушил молчание:
– Ну?
Хиромацу изрек:
– Останетесь вы или уедете, все плохо, потому что вас предали и покинули, господин. Если вы станете ждать встречи – ее будут откладывать целую неделю, Исидо стянет свои войска к Осаке, и вы никогда не уедете отсюда, что бы ни случилось с госпожой Отибой в Эдо. Очевидно, что четыре регента пойдут против вас. Четыре голоса против одного – и они обвинят вас в государственной измене. Если вы уедете, они издадут любой указ, какой только пожелает Исидо. Эти четыре голоса против одного свяжут вас по рукам и ногам. Как регент вы не сможете сказать ни слова против.
– Согласен.
book-ads2