Он уселся на камень и набил трубку. Берег был пологим. Это была старая тропа, по которой индейцы много лет переносили свои каноэ и байдарки из одного пролива в другой. В обоих концах вода была глубокой, и ни в одном месте тропа не превышала высоты более шести футов над уровнем моря. Все говорило о том, что раньше уровень воды здесь был выше. Несомненно уровень упал, но проливы разделяли какие-то шестьдесят ярдов. Однако, шхуна — не каноэ, которое можно разобрать и нести на плечах. Поднявшись на ноги, Жан медленно прошел обратно к «Сасквиханне», тщательно изучая землю. Самой большой проблемой оставался туман. Сколько он продержится? Сколько терпения у Зинновия, как долго он намерен поджидать шхуну? Маленькое изменение ветра или даже увеличение ветра снесет туман в море, оставив их на виду и совершенно беззащитными. У них было только одно орудие, правда, дальнобойное, а у патрульного судна их десять, к тому же Зинновий был морским офицером, привыкшим к командованию кораблем под огнем врага. Если дело дойдет до сражение, у них нет абсолютно никаких шансов; высокая маневренность шхуны не имела значения в узких проливах. Прогалина была достаточно широкой, хотя им и придется свалить несколько деревьев. Осмелится ли он взять на себя такой риск? Викинги часто волокли свои корабли через узкие перемычки суши, а в Вест-Индии был пират, который... Дома Жан сам видел, как речные пароходы на Миссури переволакивали через отмели или косы — типичная ситуация для парохода, который идет вверх по течению. — Ладно, Барни, — сказал он наконец, — вытаскивай тяжелый инструмент. Выведи на берег двенадцать человек с топорами, и быстро! Мы перетянем «Сасквиханну» волоком по прогалине. Глава 25 Лес звенел от ударов топоров, а танцующий свет факелов отбрасывал странные тени на лес и туман. Первая пара полозьев уже стояла на местах, и двое самых умелых плотников ровняла кромки, делая их как можно более гладкими. Салазки загнали в воду, и поскольку наступило время прилива, команде не стоило большого труда завести на нее нос шхуны. Шесть человек с жердями по обеим сторонам носа помогали заводить его в углубление салазок. Выровненные стороны густо смазали жиром, к большой сосне в глубине просеки принянули через два прочных каната и систему блоков железный трос. Нос вошел в углубление, и матросы на берегу, побросав жерди, бросились на нос шхуны, где был установлен ворот, чтобы помочь остальным, и принялись туго натягивать якорную цепь на барабан ворота. Двенадцать человек подталкивали шхуну жердями, а еще двое смазывали полозья жиром. Скоро судно стало постепенно продвигаться по салазкам. — Я думал про тот, другой пролив, — неожиданно сказал Поуп. — Это, должно быть, тот же пролив, где находится деревня Хунах. Направление, вроде бы, правильное. Хунах — деревня вождя Катлеча, а он ненавидит русских. Лабарж с минуту подумал. Он знал о Катлече; более того, он был одним из тех вождей, кому он посылал подарки, и из деревни которого вывез самую ценную пушнину. — У меня есть идея, — добавил Поуп, — один из нас может пойти к нему. Нам пригодились бы человек тридцать-сорок его крепких парней. — Ты его знаешь? — Ну и вопросы ты задаешь, — развеселился Поуп. — Я же месяца два провел в его деревне и даже получил местную жену-индеанку. Может, мне стоило там и остаться. — Возьми Бойара и бегом в деревню. Разузнайте все, что можете, а если вдруг получите помощь, быстрее давайте ее сюда. Шхуна двигалась медленно, но все же двигалась. Натяжение тросов увеличилось в несколько раз, и шхуна по полозьям ползла вверх. Незанятые у ворота члены команды рубили и сучковали деревья, которые можно было использовать в качестве салазок. Жан шагал рядом со шхуной с винтовкой в руке, но иногда брал топор и подменял кого-нибудь из матросов. Коль сам стоял у ворота... Скоро рассветет. Поднимется ли туман? Теперь, когда «Сасквиханну» подняли из воды, у Лабаржа в случае нападения русских не оставалось другого выбора, как бросить ее и бежать в лес, а это означало, что шхуну уничтожат, а команда потеряет возможность вернуться домой. Недалеко от шхуны находился покрытый лесом мыс, до которого легко можно было добраться по суше. Вместе с несколькими матросами Жан спустил с корабля свое единственное орудие и установил его на мысе, откуда легко простреливались любые подходы к началу залива. Несколько снарядов могут если не отогнать патрульный корабль, то, по крайней мере, на некоторое время задержать его. К рассвету шхуну полностью вытащили из воды; ее вертикальное положение поддерживали крепления, ведущие к обеим сторонам просеки. Тянущую систему блоков передвинули дальше, и люди вновь встали на свои места у ворота. Гэнт начал запевать, и медленно, но уверенно матросы зашагали вокруг ворота, а шхуна дюйм за дюймом стала снова продвигаться. К утру послышался неожиданный крик из леса, а потом — приветственный хор команды. Данкан Поуп с Бойером привели дюжих индейцев-тлингитов. Во главе их был сам вождь Катлеч. Он широко улыбался и держал перед собой вытянутую вперед руку — он как-то видел, что так делают белые — пальцами второй он гладил красную фланель рубашки, которую в прошлом году ему прислал из Сан-Франциско Лабарж. На поясе у него висел охотничий нож — тоже подарок Лабаржа — и Катлеч гордо его демонстрировал. Измученных матросов сменили у ворота тинглиты. Оставшиеся индейцы тянули и толкали корпус корабля, а другие — убирали кусты и молодую поросль с его пути. А туман держался — его серые, клубящиеся клочья, подобно призракам, цеплялись за деревья. Воздух был сырой и холодный. Елена помогала коку готовить чай и бутерброды и разносила их и матросам, и тинглитам; завтрак они готовили у костра, разведенного на просеке. К полудню туман не рассеялся, а шхуна продвинулась на целый корпус. Весь в поту, усталый, Жан с благодарностью принял чашку. Держа ее в обеих руках, он пытался отогреть онемевшие пальцы, было так холодно, что при дыхании шел пар. — Елена, вы настоящая женщина, — сказал он. — Никогда не думал, что встречу Великую княгиню, разносящую чай моей команде. — Почему бы Великой княгине не побеспокоиться о ее... — Она хотела сказать «мужчине», но вовремя спохватилась, — мужчинах, а также о женщинах? Она обошла костер и подошла к Лабаржу. — Жан, у нас получиться? Как вы думаете? — Если рассеется туман — мы попадем в беду. В противном случае... Ну, дело у нас идет. По-моему, нам это удастся, иначе мы не стали бы и пытаться. — У нас была другая возможность? — Нет. Шхуна двигалась теперь более уверенно. Индейцы привезли из деревни свой жир в бочонках, и теперь они доставали жир из байдарок и, не жалея, смазывали им салазки. «Сасвквиханна», когда ее вытащили из воды, казалась необычайно высокой. Один раз по просеке пронесся слабый порыв ветра, пламя костра заколебалось, и все замерли, затаив дыхание, но ветер стих, а туман продолжал держаться. Жан возвратился к вороту и в течение часа мерно ходил вокруг. Когда его сменил Коль, он снова пошел проверять натяжку тросов и блоков. А также, на всякий случай, велел вырезать два прочных и длинных шеста. С их помощью он надеялся «перевалить» шхуну. Правда, он никогда не видел, «переваливают» ли такие большие корабли, но мальчиком не раз наблюдал, как на реке таким образом переправляют через пороги тяжело груженые баржи. Тем не менее, когда шхуна доберется до дальнего конца просеки, ее нужно будет мягко спустить в воду. В уме он уже рассчитал таблицу приливов. Приливы и отливы чередовались через короткие промежутки времени, и это играло на руку Жану. Если туман продержится еще несколько часов, им удастся «перевалить» «Сасквиханну» через перешеек, если нет... У костров собрались небольшие группы людей, чтобы получить свою порцию чая и тепла. Дважды Жан открывал бутылки с ромом и щедро разбавлял им кофе и чай. Весь день после полудня Катлеч сидел возле костра со своей кружкой кофе с ромом и вдруг неожиданно взглянул на Лабаржа, который, едва не падая от изнеможения, подошел к костру. — Туман уйти, — сказал Катлеч. — Туман скоро уйти. Жан взглянул на Коля, и лица их посерьезнели. Индейцы великолепно предсказывали погоду; если Катлеч прав, значит, их время подходит к концу. Он послал сообщение матросам, дежурящим у орудия, чтобы они приготовились к неожиданностям, затем велел принести винтовки из оружейного склада шхуны и роздал их, чтобы оружие всегда находилось под рукой. Несмотря на усталость, люди стали трудиться с удвоенной энергией. Залив на другом конце просеки означал для них свободу; быть пойманными здесь означало смерть или еще хуже: сибирские лагеря. Тинглиты, исполненные своей вековой ненавистью к русским, работали на вороте с энтузиазмом. Это была медленная, до боли медленная работа, но шхуна шла вперед, и вода залива находилась уже совсем недалеко. Но туман истончался... Жан поглядел вверх и увидел звезду... затем еще одну... и еще... — Поуп, — сказал он, — возьми нашего артиллериста, Гэнта и Турка и смени тех, что у орудия. Не рискуй понапрасну, но постарайся повредить патрульный корабль как можно серьезней. — Он в задумчивости помолчал. — Подождите, пока он не подойдет совсем близко, Поуп, и ради Бога, нанесите ему хороший удар. Через час туман исчез и опустилась темнота. Матросы снова зажгли факелы и перенесли тяжелые блоки, выбрали и пометили деревья, за которые будут цепляться тросы. Переноска блоков теперь, когда работа была уже знакома, заняла меньше времени. Люди снова заняли места у ворота. Шхуна вновь двинулась вперед. Взяв винтовку, Лабарж направился в сторону Тенаки. Рядом с ним шла Елена. Завернувшись в шубу, чтобы согреться от пронизывающего холода ночи, она не отставала от Жана, в ней не замечалось усталости, которую она должна была чувствовать. — Мы сможем спустить шхуну в воду до рассвета? — Если выдержат люди. Они почти на пределе. Как они работают, я не могу представить, а индейцы вообще никогда так не работают. Полозья сломались, их переставили, чтобы не вырезать новые. Вокруг почти ничто не говорило о том, что здесь происходило: только срубленные кусты и примятая земля. Стоя рядом, они молча смотрели на темную воду залива. Кроме мягкого наката волн не было слышно ни звука, над ними распростерлось широкое, испещренное звездами небо. Шум работы — скрип блоков, стонущий звук обшивки шхуны и редкие крики мужчин — казались совсем далекими, они и были далекими. От воды тянуло холодом. Где-то в проливе выпрыгнула и опять шлепнулась в воду рыба. — Даже если нам здесь что-нибудь удастся, — сказал Жан, — впереди у нас длинная дорога. — Я буду в своей стране и, значит, в безопасности. — Сибирь не Россия, — грубовато ответил Жан. — Вы знаете это так же хорошо, как я. Там полно преступников, воров, и разных продажных чиновников, для них не имеет ни малейшего значения, что вы — племянница царя... даже если они поверят вам, они испугаются того, что вы сможете рассказать. — И все же это не причина, чтобы вы ехали вместе со мной. — Я еду, поэтому не стоит забивать себе голову. Они стояли, держась за руки, и смотрели на звезды над темной зазубренной линией сосен. Слишком мало было у них таких моментов, а жизнь без них — ничто. Их любовь не была похожа ни на какую другую, потому что они не могли говорить о ней, и оба боялись вспыхнувшего желания. Слово, случайное касание — им было надо так мало для счастья. Приближаясь к освещенной факелами зоне, Лабарж неожиданно ускорил шаг. — Что-то не в порядке, — сказал он. Вокруг стояли люди с отяжелевшими от усталости мышцами, на их лицах читалось отчаяние. Вперед вышел Коль. — Капитан, — сказал он, — у нас неприятности. Осталось пятнадцать футов до противоположного уклона, а она не двигается ни на дюйм. У нас просто нет сил, чтобы перевалить ее через горбину. Мы застряли! Он прошел вперед через срубленный кустарник и утоптанную землю туда, где на фоне ночного неба горой возвышался корпус, где высящиеся мачты были похожи на безлистные деревья. Именно этого Жан и боялся. Мощь ворота и расположение блока давали людям возможность, медленно и натужно вращая ворот, дюйм за дюймом продвигать корабль вперед на хорошо смазанных жиром полозьях. Огромные блоки и тщательно спланированное их сцепление смогли учетверить их силу. Но теперь, около высшей точки просеки, человеческих усилий больше не хватало. — Мы не можем сдвинуть ее с места, — сказал Коль. — Мы уже сломали пару рукояток ворота. Взглянув на звезды, Жан увидел, что до рассвета еще оставалось несколько часов, но люди были измождены. Он догадывался, что надо делать, но для этого ему нужны были свежие силы. Несмотря на то, что туман пропал, что приход сторожевого судна был неизбежным, следовало сделать одну вещь. — Барни, — сказал он через секунду, — пусть все устроятся поудобнее и отдохнут. Я сам буду стоять у орудия. Два человека будут дежурить возле корабля, остальные могут отдыхать до четырех часов. — Бог свидетель, что им нужен отдых, — сказал Коль, — но что случится с «Сасквиханной»? «Лена» будет здесь на рассвете. — Если она на рассвете снимется с якоря, ей понадобится больше трех часов, чтобы добраться сюда. Я буду у орудия. Если услышите выстрел, делайте, что я сказал. А мне на помощь пошлите четырех человек. Коль сдвинул фуражку на затылок и начал было отворачиваться, но вдруг остановился и посмотрел на Жана. — Капитан, мне казалось, что я больше тебя смыслю в морском деле, что только я и никто другой должен быть капитаном этого корабля, но поверь: теперь я знаю, кто из нас лучший. В этом рейсе ты провернул такие штуки, что мне и не снились. — Спасибо, Барни.