Часть 20 из 41 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Ты знаешь залив Касаан?
— Конечно.
— Это наша последняя остановка.
Коль упал в кресло и сдвинул свою капитанскую фуражку на затылок.
— Я не тот человек, чтобы нервничать понапрасну, кэп, но это путешествие меня беспокоит. Может быть, нам повезло так, как везет дуракам, когда мы подрезали тот трехмачтовик так, что ты перепугал всех до чертиков. Меня ты точно перепугал. И ты это сделал нарочно... Трехмачтовик не мог развернуться и погнаться за нами. Но нам везет, как дуракам: каждая деревня до краев полна первосортными мехами, а поблизости нет ни одного патрульного корабля. Ты понял, что я имею в виду?
— Валяй дальше, — Жан откинулся в кресле.
— Русские ждут нас, кэп. Зинновий будет крейсировать на юге, зная, что наш курс проляжет именно там, и ждать он будет в таком месте, где сможет перекрыть большую часть путей отступления. У него будет и «Лена», и «Крондштат», и люди на островах, наблюдающие за нашим движением.
— Думаю, ты прав.
— Послушай, — Коль нагнулся над разложенной на столе картой, нарисованной от руки. — Мы направляемя на юг по проливу Клэренс Стрейт. Как только мы пересечем залив, мы окажемся в канадских территориальных водах, но это Зинновия не остановит. Там надо двигать прямо в открытое море и дальше в Сан-Франциско. Что он сделает в этом случае? Будет ждать нас прямо в устье пролива.
— Где, ты думаешь, он будет ждать?
— По-моему, справа от острова Дьюка, но, возможно, немного южнее, чтобы перекрыть сразу два канала.
Слова Коля вызвали у Жана беспокойство. Лабарж был уверен, что Зинновий не будет заниматься поисками «Сасквиханны» в архипелаге, потому что новости о русских сторожевых кораблях моментально стали бы известны, путешествуя от острова к острову, от деревни к деревни на быстроходных каноэ. Скорее всего, барон делал именно то, что предсказывал Коль — патрулировал выходы из архипелага к югу.
Он не сказал Колю, что сам бился над этой проблемой.
— Барни, если ты все так хорошо продумал, нам лучше приготовиться к неожиданностям.
— Ты будешь драться?
— Я просто так не дамся. Если сможем — убежим, но если не сможем бежать, тогда будем драться. Коль прошел на корму с улыбкой на губах. Он пошел в этот рейс в угрюмом настроении, надеясь, что Лабаржу надоест вся эта волынка с кораблем, и он решит, что спокойная в Сан-Франциско лучше беспокойной жизни капитана торгового судна. Но время шло, и этот человек нравился Колю все больше и больше. У Жана были и выдержка, и ум. Коль все еще не понимал, откуда у Лабаржа такие обширные знания об островах.
Позже они снова обсудили этот вопрос.
— Здесь множество каналов, но большая часть из них кончаются тупиком, а остальные забиты льдом. Чтобы плавать здесь, нужно хорошо знать местные условия.
Фонарь над их головами слегка раскачивался. Деревянная обшивка шхуны потрескивала. Оба капитана изучали карты, которые предлагали мало возможностей для безопасного возвращения домой.
— Этот остров? — Лабарж указал пальцем на большую массу земли, лежащую прямо по курсу и чуть слева. — Это Ревилладжиджедо, не так ли?
— Ага. Можешь называть это островом, но никто не знает, остров ли это.
— Ты когда-нибуди видел русские карты?
— С дюжину. На их картах это часть материка.
— Хорошо. — Жан встал. — На это я и надеялся. Пойми, Барни, нам не надо никакой драки, если только нам ее не навяжут. До этого мы будем играть в прятки вокруг островов.
Неожиданно раздался возглас впередсмотрящего и топот бегущих ног. Затем крик: — Вижу парус!
— Где?
— Прямо впереди и быстро приближается!
— Хорошо. — Коль усмехнулся Лабаржу и перекатил во рту табачную жвачку. — Вот сейчас мы начнем бежать.
Они вместе поднялись на палубу и осмотрели приближающийся корабль в бинокль. По флагштоку пополз стяг, и, когда его развернул ветер, они увидели, что это Русский Императорский флаг.
Глава 18
«Сасквихана» стала уходить под ветер. Стоя на шкафуте, Жан Лабарж наблюдал за приближающимся кораблем. Это была «Лена». Хотя для патрульного судна ее быстроходность и парусность были вполне достаточными, тем не менее, до шхуны ей было далеко.
Жан хотел заманить «Лену» глубоко в пролив Кларенса, поскольку в ее теперешнем положении она могла контролировать и пролив, и Ревилладжиджедо Ченнел; «Лена» стала смертельно опасной для его планов.
На восточной стороне пролива, невдалеке от шхуны находилось устье узкого фьорда между островами Гравина и Аннетта, из которого, в свою очередь, открывался пролив Ревилладжиджедо Ченнел. Оттуда было несколько выходов, но три из пяти заканчивались тупиками. Если он «Сасквиханна» первой доберется до Николас Пэсседж и исчезнет в лабиринте островов, «Лене» вряд ли удастся ее найти, если только Зинновий не будет достаточно хитер и терпелив, чтобы вернуться на прежнюю стоянку и там караулить шхуну. Но если Зинновий обнаружит намеченную жертву, он не станет терпеливо дожидаться ее подхода.
Небо было закрыто облаками, море — серым. Шхуна Жана лежала недалеко от берега; он надеялся заманить русский корабль поглубже в пролив. Прибрежные холмы густо заросли лесом за исключением тех мест, где из моря выступали утесы или серые скалы. Пенящаяся вода разбивалась над подводным рифом. Дул крепкий ветер, однако он позволял шхуне стоять под зарифленными парусами, в то время как русский корабль приближался. Жан ждал, оценивая расстояние.
— Ну, все, — неожиданно сказал он. — Поднять паруса!
Через мгновение Коль выкрикивал приказы, а команда заработала, как слаженный, единый механизм. Словно горя желанием уйти от погони, как будто зная, что от нее требуется, шхуна тут же рванулась вперед. Матросы радостно закричали, когда ее паруса наполнились ветром, а под форштевнем запенились волны. С русского судна раздался глухой выстрел корабельного орудия — предупреждающий сигнал, приказ остановится. «Лена» была слишком далеко для прицельного выстрела.
Жан сменил у штурвала Ларсена, и, когда шхуна понеслась, он переложил руль и направил ее в канал, ведущий в Залив Браконьеров. За ними вновь нетерпеливо бухнула пушка. Стоя у штурвала, Жан наблюдал за береговой линией и вдруг заметил разбитую молнией сосну, о которой ему в свое время рассказывали. Тщательно отсчитывая время, ровно через три минуты он переложил руль и «Сасквиханна» скользнула между подводным рифом и скалой, пока не получившей названия. Затем она оказалась в проливе, где шла со скоростью более восьми узлов.
— Если доберемся до выхода в море быстрее русского корабля, мы спасены, — сказал он Колю.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — с беспокойством ответил Коль. — Здесь опасные воды.
— Знаю.
Жан надеялся, что информация, хранящаяся в маленькой черной книжечке его не подведет. Но риск, тем не менее, оставался. «Сасквиханну» надежно укрывали береговые холмы с мрачной стеной девственного леса, не тронутого ни человеком, ни огнем. Перед ними лежал выход из канала; здесь, даже если Жану удастся удачно развернуться, шхуну поджидало множество опасностей...
Лабарж оглянулся назад. Ничего... Несмотря на холодный ветер, на лбу у него выступил пот. Если они окажутся в тупике, тогда не останется ни одного шанса на спасение, потому что Зинновий может спокойно встать на якорь и не спеша расстрелять их из пушек, причем сделать это с величайшим удовольствием.
Он стоял, расставив ноги, чтобы компенсировать качку, и ждал своего часа. Море испещрили белые шапки пены, с гор сходили ледяные потоки воздуха. Все молчали, пока Ларсен, бросив взгляд через плечо, не сказал:
— По-моему, получилось.
Жан моментально передал ему штурвал. Он прошел к носу, оглядывая море и метки на утесах. Они ушли недалеко от русского сторожевого судна, и если «Лена» продолжала преследовать их, она сейчас должна входить в канал.
— Курс на остров, — указал он. — Если скроемся за ним, русские нас не найдут.
Коль стоял на корме с биноклем и с тревогой наблюдал за приближающимся проходом между островом Аннетты и подводным рифом, но патрульного корабля там не было. Темно-зеленые берега острова были теперь совсем рядом, и Жан различал даже ветки деревьев. В скалах посверкивали прожилки кварца, в самом конце росли несколько искореженных ветром сосен.
Коль неожиданно выкрикнул: — «Лена» за кормой, кэп! Она приближается!
— Думаешь, она видела нас?
— Сомневаюсь. Если они нас не видели, им придется обыскивать другие заливы, прежде чем они примутся за этот.
— Зинновий знает, что я не люблю ждать. Он пойдет прямо сюда.
Жан обвел шхуну вокруг зарослей бурых водорослей, надеясь, что с «Лены» их не заметили. Впереди появилась полоска темной воды, и он направил «Сасквиханну» к ней, бормоча неслышные молитвы, чтобы проход оказалась таким же глубоким, каким выглядел. Шхуна скользнула по этой полоске в нескольких ярдах от обоих берегов, затем повернула в узкий пролив Тонгасс Нэрроуз, разделяющий острова Пеннлок и Гравина. Перед ними лежало тринадцать миль чистой воды, а высота Пеннока была более трехсот футов, и остров мог бы послужить удачным прикрытием для шхуны. Даже если Зинновий догадался об их маневрах, оставался шанс, что «Сасквиханна», прежде чем ее заметят, успеет добраться до канала Бема.
Над истерзанными грозами хребтами опускались темные громады облаков, и серое, нахмуренное море лизало узкие песчаные пляжи и голые, черные скалы. Это была сильная земля, хорошая земля, нетронутая на протяжении тысяч лет. Справа над водой мелькнула черная, скалистая, блестящая арка, похожая на прыгающего дельфина, а коричневые полосы водорослей несли молчаливое предупреждение о скрывающихся в море подводных камнях.
Открылся пролив Тонгасс Нэрроуз, и огромный Пеннлок остался позади. Коль остановился у трапа, ведущего на нижнюю палубу, и потер шею. Ему очень не хотелось оставлять командира, но он знал, что скоро понадобятся свежие, отдохнувшие люди. Он спустился в каюту, упал на койку и заснул, как только голова коснулась подушки.
Вахтенным офицером стоял Данкан Поуп, второй помощник с грустным лицом. Это был неряшливо выглядевший человек, у которого косил один глаз, но Жан давно знал, что худощавый, почти тощий Данкан был способным офицером, он мог выносить огромные перегрузки: голод, холод и долгие утомительные часы вахты. Поуп надеялся только на себя. Он не любил русских. Он не любил головорезов из Сидней-тауна. Ему из принципа не нравилось большинство капитанов кораблей, нравилось Данкану очень немногое, не считая работы: он с удовольствием читал Библию и участвовал в драках.
Лабарж почти не обратид внимания, что на вахту заступил Поуп. Он наблюдал, как перед «Сасквиханной» открывался пролив Нэрроуз, он думал, что скоро придется огибать Ревилладжиджедо, где, как сообщала собранная им информация, существовал проход в открытое море. Жан ставил на эту карту все, рассчитывая, что Зинновий продолжит преследование. Если Жану будет везти по-прежнему, он пройдет на небольшом расстоянии от того места, где ждал патрульный корабль, а «Лена» потеряется в лабиринте островов, проливов и каналов между островами.
Через полтора часа, не обнаружив преследования, шхуна повернула и направилась на север. Перед ней высился поросший лесом округлый остров с желтым утесом, который, судя по карте Жана, должен быть Татушем. «Сасквиханна» держалась близко к острову, чтобы слиться с ним в случае, если кто-то наблюдал за морем.
Лабарж вдруг подумал о болоте, где мальчуганом прятался от чужих глаз. А затем вспомнил Роба, и их юношеские мечты о приключениях.
— Роб, — сказал он тихо, — тебе сегодня надо было бы стоять со мной. Тебе бы понравилось это приключение, я знаю, что понравилось.
Глава 19
Поздним вечером Елена стояла на террасе замка. Вот уже двое суток не было известий от «Лены», узнать какие-либо новости со сторожевого судна означало узнать новости о «Сасквиханне». Последнее послание, доставленное на каноэ, гласило, что «Сасквиханну» обнаружили и ее задержание последует в ближайшее время.
Новости в Ситке принимали по-разному. Несмотря на то, что американцы были иностранцами, они привезли в Ситку зерно, и их бедственное положение вызвало у многих симпатию. Барона Зинновия уже не любили, а тот факт, что он конфисковал пшеницу, не прибавило ему друзей.
Зерно было бы навсегда потеряно для города, если бы не неожиданно твердое вмешательство графа Ротчева, который запретил конфискацию и взял дело в свои руки. Рудаков, в большинстве случаев ухитрявшийся сидеть на двух стульях, поддержал графа, во-первых, из-за необходимости снабжения города хлебом, и во-вторых, потому что Ротчев представлял власть.
book-ads2