– Ну, судя по тому, как дерешься, ты и сам из таких же. Василич кивнул и сказал: – Был из таких. – Он не стал распространяться дальше, хотя и привык уже говорить много. – Ну ладно, пора мне. – Россомахов вытащил из кармана куртки часы без ремешка, невиданную для бомжа роскошь, совершенно ему ненужную, посмотрел на время и добавил: – Да, уже точно надо идти. Этот человек и без часов прекрасно чувствовал время. Он вытащил их только для того, чтобы подчеркнуть разницу между собой и этими двумя бомжами, предлагающими ему свою помощь. Еще Василич хотел показать, что он – человек, отягощенный заботами, требующими выполнения определенного расписания. А бомжи привыкли считать себя самыми свободными на свете людьми, никогда за временем не наблюдающими. После чего он встал, забрал свой пакет, кивнул на прощание Кирилычу и Гоше и двинулся по центральной аллее в одному ему известном направлении. – Ну, где нас найти, ежели что, ты знаешь. Здесь только наши контейнеры. По той стороне улицы. – Кирилыч махнул рукой. – Везде наша территория. В одном месте не застанешь, в другом найдешь. А где дома жилые, мусорники везде стоят. Свой социальный статус подполковник Россомахов определил сам, назвав себя интербомжом. Большинству людей это было бы непонятно, но сам он и не думал никому рассказывать, почему именовал себя так странно. Расставшись с простыми бомжами, не носящими приставку «интер», Виктор Васильевич свернул в тот же квартал, где судьба свела его с новыми знакомыми, только сделал это дальше того места, откуда они втроем вышли. Он просто не пожелал никому показывать, какой именно район его интересует. Мало ли что. Подполковник догадывался, что бомжи смотрели ему в спину и обсуждали его как человека со странностями. Вроде бы и бомж, но не совсем бомж. А еще эта странная приставка «интер». Он убедился в этом, когда словно невзначай обернулся перед переходом дороги, вроде бы на фигуристую девушку в мини-юбке посмотрел и даже оценивающе головой покачал. Дальше Россомахов вышел к остановке общественного транспорта, где люди ждали в одной будке и рядом с ней и троллейбус, и автобус, и трамвай. Короче говоря, народу собралось много. Виктор Васильевич остановился, посмотрел в сторону новых знакомцев, покинутых им, и убедился в том, что они издали за ним наблюдают, хотя, скорее всего, сами не знают, почему и ради чего. Тогда он сделал вид, что собирается дожидаться транспорта, осмотрелся и просто зашел за будку остановки, где тоже стояли люди, курили и там же бросали окурки. Уже оттуда Россомахов перешел на тротуар и продолжил движение вдоль улицы, среди других прохожих, которые в этот час, видимо, уже шли с работы, а на ближайшем повороте свернул во двор. Бомжам со скамейки, скрытой кустами и будкой остановки, его не было видно. Пройдя через знакомые дворы, Виктор Васильевич оказался перед теми же самыми четырнадцатиэтажными одноподъездными домами-свечками, возвышающимися над этим районом. К мусорным контейнерам он теперь уже не пошел. Россомахов и раньше подходил к ним и в них даже заглядывал только ради маскировки своего рекогносцировочного визита сюда. Его рекогносцировка оказалась удачной. Женщина в белом махровом халате, которая не стала выбрасывать мусор в контейнер из-за ссоры бомжей, была соседкой Виктора Васильевича по лестничной площадке, женой его сослуживца полковника Личуткина. Она не узнала Россомахова, хотя с момента его отъезда прошло всего восемь с половиной месяцев. Конечно, он за это время сильно изменился. Угадать в бородатом бомже подполковника, всегда подтянутого и строго следящего за своей внешностью и одеждой, было довольно сложно. Его волосы, некогда короткие, теперь отросли и блестели серебром, которого прежде было почти не видно. Подбородок прикрывала такая же седая борода, уже достаточно длинная и всклокоченная, ни разу не имевшая удовольствия встретиться с расческой. Густой темный загар делал лицо Виктора Васильевича совсем неузнаваемым. Подполковник Россомахов сел на скамейке за детской площадкой. У своих ног он пристроил пакет, который до этого держал в руках. Тот самый, из-за которого и началась его ссора с двумя бомжами. Оттуда, со скамейки, ему прекрасно были видны и вход в подъезд, и вся дорожка, которая к нему вела, и даже автомобильная парковка во дворе. Конечно же, разглядел он и машину полиции, которая стояла возле тропинки, идущей к бачкам с мусором. Трое патрульных беседовали с женщиной в белом махровом халате, которая их и вызвала, став свидетелем драки. Один из них что-то записывал в служебный блокнот. Виктор Васильевич помнил, что эту женщину звали Ларисой Витальевной. Ей было уже за шестьдесят лет, но она всегда сильно молодилась, следила за собой. Зимой подполковник часто встречал эту особу с лыжами, на которых она постоянно бегала в парке. Сейчас подполковник Россомахов хорошо рассмотрел, как женщина обиженно пожала плечами. Видимо, она услышала упрек со стороны полицейских за напрасный вызов. После чего Лариса Витальевна ушла в подъезд, к счастью, не оборачиваясь. Иначе она обязательно увидела бы Россомахова и могла сообщить ментам о его присутствии во дворе. Но они уже садились в свой «уазик» с фирменной раскраской. Машина двинулась в сторону улицы, когда кто-то из ментов увидел Виктора Васильевича через стекло. Очевидно, прозвучала команда. «Уазик» тут же перескочил через бордюр, который в силу собственной невеликой высоты никак не мог стать преградой для такой машины, и быстро пересек детскую площадку, где малышей с мамашами, к счастью, не было. Он остановился рядом со скамейкой. Обычно менты внимания на бомжей не обращают, но в этот раз они это сделали. Наверное, как раз из-за вызова по поводу драки между этими личностями. Из «уазика» вышли трое сотрудников полиции. – Чего сидим тут? – спросил верзила-сержант с рябой физиономией. Но эти рябинки на лице были не последствием оспы. Они только говорили о многочисленных прыщах, которые мент старательно выдавливал. – Где хочу, там и сижу, – спокойно ответил Россомахов. – Что вы хотели? – А похож он, кстати, по описанию на того типа, который дрался, – заметил второй мент, младший сержант. – Скорее всего, тот самый и есть. – Чего сидим? – уже куда более настойчиво и довольно грубо поинтересовался сержант. – А тебе, сержант, какое дело? Ты свое место знай. Веди себя в соответствии со своим званием. – Вот это ни хрена себе! – вступил в разговор второй младший сержант. – Совсем бомжи охамели. Развелось их в нашем районе видимо-невидимо. – Сам ты бомж! – ответил Виктор Васильевич. – Или скоро станешь им. Учти, у меня слово верное. Если скажу что-то, то оно рано или поздно сбывается. Вот и говорю, что станешь ты бомжом, и никуда тебе от этого не деться. Сержант, конечно же, почувствовал неладное. Обычно бомжи не разговаривают с полицией вот так, с неприкрытым вызовом. – Кто такой? Документы имеются? – Подполковник спецназа военной разведки Россомахов, – представился Виктор Васильевич, не вставая со скамейки. – Вернулся из командировки, а дома никого нет. Жду вот, когда жена с работы вернется. – Он вытащил из кармана куртки паспорт и протянул менту. Сержант посмотрел сначала фамилию, потом сразу перешел на страницу регистрации. – Извините, товарищ подполковник, – сказал он, козырнул, вернул документы, сделал знак двум младшим сержантам и пошел к машине, даже не поинтересовавшись причиной такого странного обличья подполковника. Словосочетание «военная разведка» всегда действовало на представителей власти однозначно. – Здесь живет. Прописка стоит, – сообщил коллегам, когда садился на переднее пассажирское сиденье. Машина сразу двинулась напрямую через детскую площадку в сторону выезда из двора. По дороге она слегка зацепила колесом угол песочницы, но не остановилась из-за такой мелочи, как расщепленная доска. Инцидент был исчерпан. Однако на выезде «уазик» с трудом избежал столкновения с кроссовером, въезжающим сбоку. Виктор Васильевич увидел, что со службы возвращался полковник Личуткин. Внутренний и заграничный паспорта, удостоверение личности офицера, водительские документы у Россомахова были. Без них ему пришлось бы гораздо труднее. Так, недавно на трассе «Дон» он остановил легковую машину, на которой возвращались с отдыха в Крыму муж, жена и малолетний сын-школьник. Подвезти его глава семейства согласился без разговоров, ничего особо не спрашивал у путешественника, странного даже внешне. Потом, когда подполковник Россомахов предъявил этому человеку свое водительское удостоверение, тот разрешил ему даже садиться за руль. Но только по ночам, когда на дороге меньше постов ГИБДД, потому что страховое свидетельство ОСАГО было выписано исключительно на владельца автомобиля. Однажды ночью сотрудники ДПС все же остановили подполковника. Владелец машины без всяких проблем сумел договориться с ними. Оказалось, что он сам был майором ГИБДД. По пути Виктор Васильевич почти сдружился с этой семьей. Жалко только было, что она ехала в Тулу, а Россомахову необходимо было добраться до Москвы. Его подсадил в свой грузовик говорливый молодой парень-дальнобойщик, которому было просто скучно ехать одному. Он сразу попросил пассажира показать документы, первого попавшегося человека с собой не брал. Хорошо, что они у подполковника были в кармане. Он добыл их, можно сказать, с боем, еще там, в Сирии. Где-то за городом звучной канонадой грохотала война. Била тяжелая дальнобойная артиллерия сирийской армии, но как-то лениво. Она просто вела выборочный обстрел позиций противника, никак не более. Должно быть, где-то на высоком месте сидел наблюдатель и передавал артиллеристам координаты точек, по которым следовало наносить удар. Туда снаряды и летели. Потом следовала необходимая коррекция: «Недолет», «Перелет», «Попадание». Обстрел переносился в другое место. Там все повторялось заново. Координация артиллерийских обстрелов – самое опасное для разведчика мероприятие. Официально должность этого бедолаги называется так: «наводчик на цель – корректировщик огня артиллерии». Этот офицер, как правило, работает один и каждую минуту рискует жизнью. Противник тоже неглуп. Он всегда старается вычислить места, где может сидеть корректировщик. Они должны быть высокими, с которых хорошо видны все обстреливаемые участки. Другие места, важные, но сейчас не обрабатываемые, могут быть и не заметны. Именно это, последнее обстоятельство и помогает неприятелю вычислить месторасположение наводчика, который часто гибнет. В последнее время, правда, роль наводчиков стали играть обыкновенные дроны, то есть беспилотные летательные аппараты. Но их пока категорически не хватает для обеспечения всего театра боевых действий. Поэтому люди по-прежнему участвуют в подобных мероприятиях. Надо сказать, что все они обладают большим опытом, потому что работа эта сложная, не каждому по плечу. Кабинет полковника Личуткина располагался на втором этаже трехэтажного штабного корпуса. Сам полковник сидел за большим и почти шикарным инкрустированным письменным столом, что занимал едва ли не половину помещения. Сирийцы вообще всегда, уже много веков слыли мастерами инкрустации предметов мебели. Они знали, что иностранные специалисты такую отделку ценят и уважают, с гордостью за своих мастеров притащили этот стол из развалин какого-то городского особняка и отремонтировали его специально для русского полковника. Эти добрые люди даже добыли где-то в другом месте толстое органическое стекло, которое теперь покрывало столешницу, чтобы инкрустацию не портили круги от чашек с кофе, который полковник пил регулярно и помногу. Такие следы могли быть оставлены и чем-то иным. Особенно сложно было убирать белые круги от спиртных напитков, которые разъедают лаковое покрытие и изменяют его цвет. Россомахова привели к Личуткину на второй по счету допрос, заставили сорок минут ждать в коридоре под приглядом двух охранников из российских военных полицейских. Полковнику за время ожидания дважды приносили в кабинет поднос с чашечкой кофе. Видимо, он звонил и заказывал этот напиток. Россомахов сначала подумал, что в кабинете, кроме самого полковника, есть кто-то еще. Пока этот человек оттуда не выйдет, ему предстоит ждать. Но оказалось, что Личуткин просто работал с бумагами и был в одиночестве. Держал задержанного в коридоре он, скорее всего, умышленно. Возможно, хотел унизить его и в какой-то мере сломать. Сам Россомахов над такими вариантами воздействия тихо подсмеивался, потому что в своей психической энергетике был уверен. Когда Виктора Васильевича все же ввели в кабинет, полковник Личуткин старался не смотреть ему в глаза. – Василий Андреевич, вы себя совсем не по-соседски ведете, – высказался Россомахов. – Вы, Виктор Васильевич, рассчитываете, что мы будем сидеть в соседних камерах? Простите, но на каком основании? Меня пока привлекать не за что. – Полковник Личуткин был в хорошем расположении духа и даже пытался шутить. – Я имел в виду, Василий Андреевич, наше с вами московское соседство. – Скажу честно, Виктор Васильевич, что я только выполняю приказ, собираю и систематизирую данные, чтобы передать их для дальнейшего разбирательства старшему следователю следственного управления ФСБ полковнику Савелкину. У ГРУ, как вам, думаю, хорошо известно, нет собственных следственных органов и соответствующих полномочий. В этот раз ФСБ попросила помочь. Поэтому я и работаю с вашей проблемой, по мере своих сил помогаю полковнику Савелкину. Он, кстати, с минуты на минуту ко мне сюда пожалует. Только что звонил. Именно этим и вызвана, кстати, заминка. Задержался полковник, и вам пришлось его ждать. Вы еще не знакомы с ним? – Не знакомы, товарищ полковник. К счастью. – Ну так через несколько минут познакомитесь. Он человек интеллигентный, с ним можно приятно побеседовать на любую интересующую вас тему. Савелкин всегда умеет поддержать разговор о любом предмете, например, книге, театре, почтовых марках. Он много чего знает, но при этом сам очень любит расспрашивать. Сказывается профессия следователя. Россомахов знал, что полковник Личуткин является страстным коллекционером почтовых марок. Он, видимо, замучил своими разговорами о них старшего следователя ФСБ, как раньше всех сотрудников своего отдела. Арестант предполагал, что полковник Савелкин постарается вести допрос без присутствия Личуткина. – А пока присаживайтесь. Охрана! Снимите с Виктора Васильевича наручники и подождите, как вам положено, в коридоре, – приказал полковник. – Будет необходимость, я вас вызову. Сам Виктор Васильевич смотрел при этом в пол. Он, настоящий представитель спецназа военной разведки, еще в предыдущий, первый свой визит в этот кабинет посмотрел на окно и убедился в том, что оно не зарешечено. Второй этаж здесь пусть и высокий, но все же не настолько, чтобы не позволить тренированному человеку спрыгнуть. Теперь Россомахов, только переступив порог, опять бросил взгляд на окно. Он сразу же увидел, что ничего там за два дня не изменилось. Решетку на окно так никто и не поставил. Военные полицейские не додумались это сделать по той простой причине, что недооценивали уровень подготовки и решительности бывшего комбата спецназа военной разведки или же просто поленились. Этот факт был только на руку подполковнику и открывал перед ним множество возможностей. Но какие из них следует использовать, ему еще предстояло решить, исходя из обстоятельств. Охранники в красных беретах едва успели выйти, как в дверь кто-то достаточно громко и бесцеремонно постучал. Не дожидаясь приглашения, раскрыл дверь и вошел в кабинет двухметровый гигант с богатырским размахом плеч. Этот человек был в обыкновенной гражданской одежде. – А вот и товарищ полковник, – воскликнул Личуткин. – Легки же вы на помине. – Ну, поминки по мне устраивать, кажется, рановато. «Обеспечим своевременность», – подумал Россомахов, но вслух, разумеется, ничего не произнес. Он вообще по натуре своей недолюбливал излишне больших людей, считал их тугодумами и носителями замедленной реакции, хотя и понимал, что это касается далеко не всех. Полковник ФСБ бросил взгляд на окно, слегка нахмурился и сделал Личуткину выговор таким тоном, словно носил по крайней мере погоны генерал-полковника: – Я же просил вас поставить на окно крепкую решетку! – Извините, Николай Валентинович, я просто подумал, что уже завтра встречаться с подполковником Россомаховым вы будете в его камере или в своем кабинете, поскольку я свою миссию завершаю.