– Прости, прости, – сказала она через некоторое время. – Мне очень, очень, очень жаль. Я куплю тебе машину, расширю твою комнату, и мы все будем питаться одним только йогуртом, и… Она не договорила. Наконец они выпустили друг друга из объятий. Серый Человек стоял рядом. Мора обернулась и поморщилась, а затем коснулась его поросшего щетиной лица. – Мистер Грей… Он молча кивнул. Деловито, спокойно и очень нежно он провел пальцем по брови Моры и взглянул на Блу. – Давайте найдем остальных, – сказала она. 51 Адам Пэрриш бодрствовал. Противоположность бодрствования – это теоретически сон, но большую часть последних двух лет своей жизни Адам провел, делая то и другое сразу, или не делая ни того, ни другого. Если хорошенько подумать, вряд ли до сих пор ему было известно, что такое «бодрствовать» на самом деле. Он сидел на заднем сиденье «Камаро» вместе с Ронаном и Блу, смотрел, как мимо катятся огни Вашингтона, и чувствовал в себе слабеющее биение силовой линии – по мере того как он все дальше отъезжал от Генриетты. Прошла неделя с тех пор, как они побывали в пещере скелетов, и жизнь постепенно приходила в норму. Нет. Ничего нормального не было. Мора вернулась в дом номер 300 на Фокс-Вэй, а Персефона нет. Мальчики вернулись в школу, а Гринмантл нет. Все газеты писали о смерти Джесса Диттли. Кто-то даже намекнул, что долина становится опасным местом для жизни. Ниалл Линч, Джозеф Кавински, Джесс Диттли, Персефона Полдма. Все удивились, узнав, что у Персефоны была фамилия. – Вы получили все, что хотели? – спросил Ганси у Мэлори. Мэлори и Пес оторвались от созерцания посадочных талонов. – Больше. Намного больше. Слишком много. Не сочти это за оскорбление для себя и своей компании, Ганси, но я очень рад на некоторое время вернуться к своей скромной тихой линии. Адам ковырял царапину на руке, самую маленькую из тех, что заработал, когда лез в пропасть, а потом выбирался обратно. Наиболее болезненной раной была незримая, зато незаживающая. Мысль о смерти Персефоны неумолчно гудела в душе Адама, как пульс силовой линии. Персефона сказала, что есть трое спящих. Одного нужно разбудить, другого нет. И один в остатке. Прочие думали, что этот лишний спящий – Гвенллиан, но та никогда и не спала. Адам не знал, правда это или нет, но ему отчасти хотелось верить, что третий спящий – он сам. – Обязательно приезжай в гости, – говорил Мэлори. – Покажу тебе гобелен. Побродим по старым тропам, вспомним прежние времена. Пес будет рад, если и Джейн приедет. – Спасибо за приглашение, – вежливо ответил Ганси. Как будто он и правда собирался приехать. Но не приехал бы. Мэлори, возможно, этого не понял, зато понял Адам. Ганси хотел остаться здесь и искать Глендауэра. Накануне ночью Адам, пытаясь уснуть, прибег к старому трюку – он прокручивал в уме различные формулировки просьбы, пытаясь найти нужную, ту, которая не растратила бы дар Глендауэра зазря и исправила бы все, что пошло не так. Но в процессе Адам понял, что не может вкладываться в это всерьез. Просить успеха он не желал: он собирался дожить до конца школы и рассчитывал получить стипендию как минимум в одном из намеченных колледжей. Адам привык думать, что использует подарок Глендауэра, чтобы освободиться от Кабесуотера, но теперь эта идея казалась странной. Все равно что желать освобождения от Ганси или Ронана. И тогда Адам понял, что единственное, для чего ему нужен королевский подарок, – это спасение Ганси. – Приехали, – сказал Мэлори, глядя на терминал. Пес впервые за все время завилял хвостом. – Пожелай своей маме удачи во время выборов. Ох, американская политика! Опасней, чем силовая линия. – Я передам, – сказал Ганси. – Не лезь в политику, – строго произнес Мэлори, когда машина остановилась. – О, это вряд ли. Его голос по-прежнему казался Адаму встревоженным, хотя в самом разговоре ничего тревожного не было. Просто настало время найти Глендауэра. Они все это знали. Ганси поставил «Кабана» на ручник и сказал: – Как только я провожу профессора, кто-нибудь из желающих может сесть вперед. Адам? Если он не спит. – Нет, – ответил Адам. – Не сплю. Эпилог Не то чтобы Пайпер пролежала без сознания несколько часов. В боевиках, которые Колин ненавидел, а она обожала, герои всегда вырубали приспешников злодея, вместо того чтобы пристрелить их. Именно так можно отличить хорошего парня от плохого. Злодеи стреляли во второстепенных лиц, а герои давали им по башке. Потом, через пару часов, они приходили в себя и продолжали жить своей жизнью. Пайпер однажды прочитала пост в Интернете, где говорилось, что это на самом деле невозможно: если ты пролежал без сознания дольше нескольких минут, значит, у тебя поврежден мозг. Этот пост написал какой-то врач или человек, утверждавший, что раньше был врачом, ну или как минимум жена врача, поэтому Пайпер подумала, что, скорее всего, так оно и есть. Во всяком случае, выглядело убедительно. Лежа в пещере, она думала про всех этих стукнутых на голову злодеев там, в Голливуде, которых пощадили блистательные герои, решившие, что оглушить их – гуманнее, чем убить. Пайпер не лежала в отключке постоянно, но она провела на земле много часов – или даже дней. Она то погружалась в сон, то просыпалась. То и дело она слышала в пещере чей-то стон. Возможно, это был Моррис, а может быть, она сама. Иногда Пайпер приоткрывала глаза и думала, что, наверное, пора встать, но тут же решала, что это слишком утомительно, и оставалась лежать. Наконец, впрочем, она перестала жать на кнопку «сон» и собралась с силами. Выглядело это нелепо. Пайпер, с гудящей головой, села и подождала, когда глаза привыкнут к темноте. Она сама не понимала толком, откуда проникает свет. Вокруг были камни и вода. Пайпер внезапно вспомнила, что Колин свалил, бросив ее умирать в этой пещере, которую вообще-то изначально хотел исследовать сам. Ну разумеется. Он всегда и все делал только для себя, а притворялся, что ради них обоих. Вдруг до Пайпер дошло, откуда исходит свет – от старомодного на вид фонаря, похожего на шахтерскую лампу. По другую сторону этого фонаря виднелись руки, сложенные вместе. Пухлые, красивые руки. Они крепились к туловищу. Туловище принадлежало женщине. Она смотрела на Пайпер, не двигаясь и не моргая. – Ты настоящая? – спросила Пайпер. Женщина спокойно кивнула. Пайпер, впрочем, не сочла этот кивок гарантией реальности. Пещера не походила на место, где ни с того ни с сего могла появиться какая-то женщина. – Тебя парализовало? – добродушно спросила та. – Нет, – ответила Пайпер. И задумалась. – Да. Нет. Одна нога не слушалась, но это вряд ли считалось параличом. Пайпер подумала, что, наверное, сломала ее. Ситуация постепенно переставала ей нравиться. – Это мы поправим, – сказала женщина. – Если ты его разбудишь. Обе посмотрели на дверь гробницы. – Если мы разбудим его, он сделает нам подарок, – объяснила женщина. – Нас здесь трое, но это ненадолго. Она помахала рукой в том направлении, где слышался стон Морриса. Пайпер, которую в первую очередь волновало собственное благополучие, немедленно исполнилась подозрений. – А почему ты просто не разбудила его сама? – Скучно быть королевой в одиночестве, – ответила женщина. – Втроем было бы лучше, однако придется обойтись двумя. Два – не так надежно, как три, но лучше, чем один. Пайпер совершенно не интересовала магия чисел. Теперь, когда она задумалась об этом, то поняла, что нога действительно болит. А еще из нее текла кровь. Происходящее начало бесить Пайпер. – Ладно. Ладно. Женщина подняла лампу и помогла Пайпер встать. Та произнесла слово, которое обычно поднимало ей настроение; оно не помогло. Зато, по крайней мере, теперь она убедилась, что эта женщина – не призрак: незнакомка крепко сжимала туловище Пайпер. – Ты вообще кто? – Меня зовут Нив. Ковыляя к двери, Пайпер заметила: – Дурацкое имя. – Пайпер тоже, – кротко произнесла Нив. В конце концов не понадобилось никакой церемонии. Они просто уперлись руками в дверь и толкнули. Ничего магического в ней не оказалось – просто кусок дерева. Гробницу что-то освещало изнутри. Света было не больше, чем от фонаря, который Нив поставила возле ног. Вообще-то – как убедилась Пайпер – только от него он и исходил.