– Вы извините, Лилия Тимофеевна, нам при исполнении категорически запрещено все это. Чаю еще куда ни шло, мы выпьем и побежим. А вас оставим в компании с Олегом Сергеевичем. Устроит такой вариант? Судя по потупленному взору женщины и торжествующему виду мужчины, вариант обоих устраивал. – Вы нам только расскажите, как в квартире Наны появился Фигаро. – Так я и рассказываю. Алевтина, бабушка Наночкина, при жизни дочку с внучкой не особо привечала. Даже когда мужа схоронила и одна осталась. Но перед смертью опомнилась и квартиру со всем имуществом успела внучке отписать. Конечно, по отношению к дочери, Людочке, это было не очень хорошо, но у нее же имелась своя квартира. Пусть не такие хоромы, но все-таки жилплощадь. А Наночке надо было личную жизнь устраивать. С матерью-то никак – строгая та была, с такой не забалуешь. И ведь, главное, не потому, что строгость эта соответствовала ее жизненной позиции, нет! Она таким образом Наночку наказывала за то, что та не оправдала ее надежд. Слышала я, что мать Наночкина даже собиралась в суде оспорить завещание, мол, Алевтина его составляла, будучи в глубоком маразме. Так ли это, сказать не могу, но знаю точно, что не было никакого маразма. До последнего дня Алевтина сохраняла ясный ум и здравый рассудок. Рассказывая, Лилия Тимофеевна разрезала пирог, и как-то само собой получилось, что Рыбак взял кусок. – Вкусный! – не удержался он от похвалы. – Сами пекли? – Конечно, сама. В магазинах сейчас одна химия, а что поприличней – цены такие, и не подступишься с нашей-то пенсией. Я вот на днях… Щедрый строго посмотрел на Рыбака, а затем демонстративно перевел взгляд на висевшие на стене часы. – Так о чем это я? – спохватилась Лилия Тимофеевна. – О Фигаро, – напомнил Рыбак. – Да-да, о Фигаро. Вы, молодой человек, еще обязательно печенье попробуйте. Тесто песочное, рассыпчатое… Масло настоящее, сливочное, не маргарин. Он сейчас та еще отрава. Вот раньше можно было спокойно в тесто маргарин добавлять… Так вот. Наночка вселилась в эту квартиру сразу после похорон Алевтины. – Простите, что перебиваю, а от чего умерла бабушка Серовой? – спросил Щедрый. – От чего мы, старики, чаще всего умираем? От сердца… Приступ, точного диагноза не знаю. Вот из десятой квартиры Ольга, у той диабет был. А она все виноград ела. Кишмиш, знаете, такой, без косточек. Разве можно виноград при диабете? Там же столько сахара! Я читала, что весь виноград сейчас специально выращивают сахаромодифицированным. Рыбак пожал плечами и постарался максимально приблизить разговор к интересующему их субъекту: – И когда в квартире появился Куцак? – Почти сразу. Самое большее через неделю. – «Вовремя умерла бабушка, ничего не скажешь», – подумал Рыбак, а Лилия Тимофеевна продолжала: – Он был такой видный, красивый, блестящий. Блондин, кудри до плеч, как у Ленского, на красной иномарке, «Пежеот» называется. Знаете такую? – Ага, – подтвердил Рыбак и протянул руку за печеньем. – Наночка прямо расцвела вся. Пошла на курсы вождения. Научилась быстро, ездила осторожно. Даже меня пару раз возила в супермаркет. Удобно, скажу я вам. Нагрузила полную тележку, в багажник забросила и сидишь себе, словно английская королева, а не прешь на себе. Знаете, каково это – переть тяжелую сумку? Из супермаркета же с пустой не уйдешь, как ни старайся… – А вы, случайно, не замечали между ними каких-нибудь разногласий? – поинтересовался Щедрый. Лилия Тимофеевна задумалась. – Насчет разногласий… Нет, не скажу, свидетелем не была. Хотя… – Снова последовала довольно продолжительная пауза, во время которой Рыбак отдавал должное печенью, а Щедрый нервно потирал указательный палец на руке. – Вот их следы я точно видела. – Кого? – удивился Рыбак, потерявший за время пауз нить беседы. – Так разногласия эти, – охотно пояснила Лилия Тимофеевна. – Иду я как-то от Агнии Сергеевны, в соседнем доме она живет, в седьмой квартире, и вижу: Фигаро наш идет, да как-то ногу подволакивает. Я ему: «Здравствуйте, молодой человек», он оборачивается – батюшки! – половина лица черная, глаз заплыл. Он обычно вслед здоровается, а тут просто зыркнул глазом – который здоровый – и похромал побыстрее в подъезд. Потом смотрю – «Пежеот» пропал, машинка красненькая. Я подумала, что он в аварию попал. Тут узнаю – Наночка квартиру продает. Я так и поняла – Фигаро, видно, попал в аварию и теперь должен возместить ущерб. Не выдержала я, пошла к Наночке. Так, мол, и так, говорю, не продавай квартиру. Есть у меня на примете пара человек, которые готовы приобрести Алевтинин инструмент. Концертный рояль в отличном состоянии, миллиона два за него точно можно получить. А она головой качает, нет, говорит, нужно три с половиной миллиона, причем срочно. Такие деньги за рояль точно никто не даст. Больше я их не видела, ни Наночку, ни Фигаро. Квартиру продали буквально через пару недель, думаю, отдала задешево. – Спасибо большое, – поблагодарил женщину Щедрый. – Позволю себе отнять еще немного вашего времени. Вот вы говорите, что больше Фигаро не видели. Откуда же вы тогда узнали, что убили именно его? – Так он же пел! Шел по улице и пел. Как будто ночную серенаду всем женщинам нашего переулка. Глава 21 – Серенаду он пел, понимаете ли, – никак не мог успокоиться Щедрый, возвращаясь с Рыбаком к машине. – Тот еще хлыщ этот ваш Фигаро! – Никакой он не наш, – возмутился Рыбак. – Ну не ваш, так не ваш, – согласился Щедрый, – но мотив на его убийство у Серовой был железный. Я бы даже сказал, железобетонный. А что? Нана отхватила в наследство бабушкину квартирку… – Ты, кстати, не считаешь, что старушка-пианистка слишком вовремя умерла? – Может, и считаю, но речь сейчас не об этом. Нана наконец обретает счастье вдали от авторитарной матери, считавшей ее неудачницей, и поселяется в роскошной квартире. Тут же появляется ваш, – Рыбак активно изобразил возмущение, и Щедрый с притворно-извиняющейся миной исправился, – наш Фигаро, весь из себя красивый, натуральный блондин на красном «Пежо». Мы-то с тобой знаем, что за плечами у него статья за мошенничество, а для Наны это самая что ни на есть настоящая любовь. – Кстати, что за дело о мошенничестве? – спросил Рыбак. – Да обычная история. Охмурил дамочку, через какое-то время уговорил ее взять кредит, получил денежки и смылся. – А что за сумма? – Два миллиона. – То есть та самая дамочка имела повод убить Куцака весом в два миллиона? – Ну как-то так… – В голосе Щедрого слышалось явное сомнение. – В любом случае пообщаться с ней стоит, – не обращая внимания на скепсис майора, вынес вердикт Рыбак. – А еще с новыми жильцами квартиры номер пять. Зачем-то Фигаро пришел в Благодатный переулок в тот вечер. Что, если у него и на этот случай была припасена какая-нибудь мошенническая схема? Пока Щедрый вырулил со двора, Иван набрал номер Лебедева. – Федя! Нужно срочно найти жильцов квартиры номер пять. Судя по всему, семейная пара. Интересует абсолютно вся информация: ФИО, фото, номера телефонов, где работают, чем живут и где находятся в настоящий момент. Все, жду. Следующий звонок он сделал Асе. Убедился, что с ней все в порядке, пообещал сильно не задерживаться, поинтересовался, нет ли известий от Кристины, и с чувством выполненного долга пообещал вернуться пораньше. – Теперь едем к тебе, – скомандовал он Щедрому. – Хочу своими глазами заглянуть в дело Куцака. Надеюсь, ты еще не вернул его в архив? Щедрый помотал головой. Конечно, никакого права показывать дело Рыбаку он не имел, но если потихоньку, за закрытой дверью, чтобы никто не увидел, большого вреда не будет. Правда, насчет пользы майор тоже сомневался, но выбор у него был небольшой: либо посадить пятнадцатилетнего пацана, либо расписаться в собственной беспомощности и через полгода прекратить уголовное дело в связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности, либо найти настоящего убийцу. Разумеется, это не так просто, как показывают в кино и сериалах, и хороший помощник никогда не помешает. В том, что Рыбак действительно является таковым, Щедрый уже не раз убеждался, поэтому спорить не стал. Он только спросил: – Что с Кристиной? – Они не знают, ждут шести часов, слышал же, что доктор сказал. – А может, есть смысл позвонить Тимуру? Рыбак счел предложение разумным и тут же набрал Молчанова. Однако тот тоже не располагал никакой информацией, но то, что Кристину положили в обычную палату, а не в реанимацию, и девочка по-прежнему с ней, вселяло определенную надежду. Одно из двух – либо сильный организм, либо чувство долга перед ребенком должно в конечном счете победить. Кабинет Щедрого в городском управлении МВД был хоть небольшим, но очень приличным: недавно отремонтированный, с большим столом цвета венге и прекрасным видом на город из окна. Немного портили вид разномастные стулья для посетителей да изрядно обшарпанный сейф, очевидно, перекочевавший из предыдущего места обитания майора. Именно из него Щедрый достал тонкую папочку и положил перед Рыбаком: – Изучай! В принципе, ничего нового, кроме уже озвученного, Иван в деле не обнаружил, кроме личных данных. Костина Виктория Владимировна на момент совершения с ней мошеннических действий гражданином Куцаком проживала на улице Пролетарской. Рыбак посмотрел на часы – пожалуй, еще вполне можно увидеться с гражданкой Костиной и между делом уточнить, имеет ли она алиби на момент убийства. – Поехали! – скомандовал он Щедрому. Идея майору не понравилась. – Давай-ка ты сам, мне тут еще кое-какие дела нужно поделать. – Как это сам! – возмутился Рыбак. – Ты забыл, что я без машины? На своих двоих до Пролетарской я, даст бог, за пару часов доползу. А к Тимуру как прикажешь добираться? Если пешком, то я только к завтрашнему обеду финиширую. А на работу? И Аську я на Лебедева оставить не могу. Так что сегодня, уж извини, ты меня возишь. Как говорится, назвался груздем – так тебе и надо. Глядишь, в следующий раз я тебя покатаю. Годится? К тому же мне не очень прилично заваливаться к одинокой женщине. Согласись, вдвоем будет более представительно. Согласия Щедрый не ощущал, но отказываться не стал, чувствуя, что поездка к Костиной может принести неожиданные плоды. Но на этот раз предчувствия обманули майора: довольно долгий – минут сорок – путь до Пролетарской они проделали зря. Оказалось, за время, прошедшее с момента подачи Викторией Костиной заявления на Куцака, жизнь ее разительно изменилась, о чем Рыбаку с Щедрым поведала ее соседка, бывшая одноклассница по имени Светлана. Виктория встретила замечательного мужчину, который стал ее мужем и отцом будущего ребенка. Беременность проходила очень тяжело, и женщина, спасаясь от летнего зноя, уехала в деревню, к матери. Муж Костиной – впрочем, теперь ее фамилия Нестерова – работал в городе и вырывался к жене только на выходные. – То есть он уезжает туда в пятницу, после работы, а возвращается в понедельник утром? – уточнил Рыбак. – Нет, обычно он возвращается вечером в воскресенье, – ответила Светлана. «Значит, у супругов Нестеровых алиби, – подумал Рыбак, – хотя муж мог изменить график, вернуться в субботу поздно вечером и отомстить обидчику жены. Зачем? Ну, хотя бы чтобы доставить ей удовольствие. Говорят, у беременных женщин бывают разные причуды…» «Ты сам-то в это веришь? – спросил он себя. – Не в причуды беременных, а в то, что человек, собирающийся стать отцом, будет планировать вещи, благодаря которым может присесть, причем довольно надолго. Нет, это полная ерунда. Но он мог планировать хотя бы частично вернуть присвоенные Куцаком деньги и таким образом усилить семейный бюджет перед столь важным и финансово затратным событием». – А кто у нас муж? – поинтересовался Щедрый. – Я точно не знаю. Вика говорила, что он работает в банке, но в каком и кем – не могу сказать. На вид приличный, не красавец, но и не урод. Средний такой. Зовут Валентином. Вике на свадьбу кольцо подарил с настоящим бриллиантом и настоял, чтобы обязательно банкет в ресторане. Вика банкета не хотела, у нее были проблемы с деньгами, вы же в курсе. – Рыбак кивнул. – Народу собралось немного – его сестра, из банка пять человек, Викина мама, свидетель, Саша, – тоже из банка, и я.