Красота и впрямь присутствовала. Хотя формально ларек с мятным зайцем на крыше и находился позади оперного театра, назвать задворками тыльную оконечность здания язык не поворачивался. Она, конечно, уступала в красоте парадному входу, но лишь самую малость. К тому же рядом, с противоположной стороны, всего в нескольких метрах, находилась, судя по объяснениям Федора, стена Альбертины, дворца эрцгерцога Альбрехта, украшенная роскошным фонтаном в виде греческих богов с конной статуей самого хозяина дворца на крыше. – Может, по шампанскому? – спросил Иван, покосившись на соседний столик. Кристина молча покачала головой. Не то чтобы она была ярой поборницей трезвости, вовсе нет. Но пить шампанское на улице в вечернем платье, закусывая его жирными жареными колбасками, казалось ей каким-то… Неправильным, одним словом. Другое дело, если бы это происходило в баре гостиницы. Кристина не видела Асиного лица, но была уверена, что подруга с ней солидарна. – Праздник же! – настаивал Рыбак. И тогда, чтобы поставить жирную точку в разговоре, тоном, дававшим понять, что дальнейшее обсуждение вопроса отменяется, Кристина сказала: – Наш преподаватель по философии говорил: «Чтоб праздник отличить от буден, давайте в праздник пить не будем!» Тут девушка из компании, стоявшей за соседним столиком, обернулась и удивленно посмотрела на нее. – Кристина? Светлова? – после непродолжительной паузы неуверенно спросила она. – Вот тебе и венцы, – пробормотал Рыбак. А Кристина растерянно кивнула: – Да… – Я Ольга… Ольга Котова… – Ольга?.. – по ее лицу пробежала улыбка узнавания. – Ольга! Она порывисто шагнула вперед, девушки тепло обнялись, а затем синхронно спросили: – Какими судьбами? – и засмеялись. – Это мои коллеги, – первой ответила Кристина. – Приехали в Вену на выходные. Ася, Иван, Федор и Тимур. К этому времени Федор с Тимуром уже расставляли на столе бумажные тарелки с аппетитными загорелыми колбасками, при виде которых рот невольно наполнился слюной. – А это – мои, – в свою очередь представила стоящих за соседним столиком Ольга. – Фигаро… – Тот самый Фигаро? – спросил Федор, сражаясь с колбаской с помощью пластиковых ножа и вилки. – Представьте себе, – усмехнулся невысокого роста блондин с выбритыми висками и креативным пучком на макушке – явно не обошлось без стайлинга. Он взял со стола бутылку, слегка встряхнул ее, отработанным жестом заправского сомелье снял фольгу, сдернул мюзле и еще раз, уже более энергично, встряхнул. Пробка с хлопком вылетела в венское небо, следом хлынула пена куда попало – в стаканчики, на стол и даже на газету хмурого гражданина. Тот нахмурился еще больше и, что-то пробормотав, отошел к соседнему столику. – Приятно встретить соотечественников, – сказал как ни в чем не бывало Фигаро. – Присоединяйтесь! Кристина тут же воспользовалась приглашением. Не ради дармового шампанского – ей действительно приятно было встретить одногруппницу. Следом, прихватив тарелку с непобежденной колбасой, подскочил Федор. – Это Нана, – продолжала представлять спутников Ольга. – Нана? – Федору наконец-то удалось справиться с колбаской, и, насадив кусок на вилку, он уставился на высокую брюнетку в темно-синем с едва заметной белой полоской брючном костюме. – Красивое имя. Наверное, грузинское? Девушка скривила губы, отчего ее лицо приобрело холодное и злое выражение. – Если каждый, кто задает этот вопрос, давал бы мне сто рублей, я бы уже насобирала на квартиру в центре Москвы. – А это Славик и Антон, – продолжала Ольга, очевидно, не в первый раз слышавшая эту отповедь Наны. – Славик – это я! – невысокий блондин похлопал себя по груди. Антон, высокий и полный, задумчиво кивнул. – Ну вы с нами или нет? – нетерпеливо спросил Фигаро, обращаясь к Тимуру, Ивану и Асе, по-прежнему стоявшим у соседнего столика. – Ася… – позвала Кристина. Та, не сводившая удивленных глаз с Фигаро, не заставила себя долго уговаривать. За ней к компании присоединился Тимур. Рыбак еще пару секунд постоял в раздумьях, а затем оторвался от столика с таким трудом, словно за те минуты, пока кусок железа служил ему подпоркой, тот врос в его бок и пустил там корни. – Тост? – Ольга посмотрела на Фигаро. – За Моцарта и Сальери, – торжественно провозгласил тот. – За Сальери, – повторил Антон. Тост показался Кристине странным, и пять минут тому назад она была против распития спиртных напитков на улице, но под взглядом Фигаро, направленным на нее, она смешалась и протянула руку. Стаканчик показался неприятным – мокрым и холодным, но шампанское понравилось. Фруктово-цитрусовое, с легкой кислинкой, оно показалось ей дерзким. Таким же, как Фигаро, который, несмотря на гламурный облик, выглядел вполне мужественно. – «Моцарт и Сальери» – это спектакль, который мы ставим, – пояснила Ольга. Глаза у Аси удивленно расширились. – Пушкина? – уточнила она, обращаясь к Фигаро. Филолог по образованию, Ася с трепетом относилась к классике. Лебедев, которому, очевидно, не понравилась интонация, с которой было произнесено это имя, недовольно фыркнул: – Как можно вводить народ в заблуждение? Ведь уже всем и каждому понятно, что Сальери не травил Моцарта! Правда, Михалыч? На застывшем лице Тимура, как обычно, не отразилось никаких эмоций. – Правда, – подтвердил он. – В 1997, если память мне не изменяет, году в Милане состоялся суд над Сальери. В итоге подсудимый был оправдан в связи с отсутствием состава преступления. – Вот-вот, – закивал Лебедев, – это просто треш какой-то. Я бы на месте родственников Сальери подал иск на родню Пушкина за клевету. – Какая же клевета? – мягко возразила Ася. – Это художественное произведение… – Если художественное, то надо было хотя бы фамилии поменять. Типа Иванов и Сидоров! – возразил Федор и радостно заржал – до того смешной ему показалась собственная шутка. Спустя полминуты, поняв, что смеется один, он успокоился, пожал плечами и вопросительно посмотрел на Кристину. – А что? Не так? – Мне кажется, во времена Пушкина версия отравления Моцарта Сальери была вполне актуальна, – сказала она. – Нана, – обратилась Ольга к подруге, медленно потягивающей шампанское, – скажи! – И да, и нет, – глубокомысленно заявила она, и Кристина поняла, что это не первая ее порция алкоголя за этот вечер. – Ну Нана! – с гримаской обиженного ребенка простонала Ольга. – Мы же договорились – завтра, – отрезала та. И тут Тимур Молчанов, который всегда и везде предпочитал своим поведением оправдывать фамилию, сказал негромко: – Насколько мне известно, Сальери сам сознался в содеянном… Тут он посмотрел на Нану с улыбкой, крайне доброжелательной, но с долей вызова. Причем это заметила только Кристина, с некоторых пор научившаяся считывать неуловимые постороннему глазу эмоции Тимура. И сейчас в его взгляде промелькнуло что-то сродни пресловутому 25-му кадру, который не привлекает внимания, но откладывается в подсознании. Впрочем, в отличие от 25-го кадра, на поверку оказавшегося элементарным мошенничеством, взгляд Молчанова был способен оказывать воздействие на подсознание человека. Иначе почему Нана, явно не приветствовавшая появление чужаков, вдруг сменила гнев на милость? – Документально это нигде не зафиксировано, наоборот, Бетховен в своих разговорных тетрадях отрицает версию отравления Моцарта. И сам Сальери перед смертью говорил, что на нем нет этого греха. Тем временем Фигаро снова наполнил «бокалы». – За Моцарта! – провозгласил он, подняв бумажный стаканчик. – За Моцарта, – хором отозвались присутствующие. – И чем вы с коллегами занимаетесь? – спросила Ольга, когда с шампанским было покончено. – Консалтингом, – ответила Кристина, пытаясь краем уха услышать продолжение разговора Тимура с Наной. Похоже, тема Моцарта заинтересовала и Асю, и, отлепившись от нее, она подошла ближе. Следом, разумеется, потянулся Лебедев. Компания, как это часто бывает после второго (а может, и не второго) бокала, разделилась по интересам: встреча выпускников (Кристина и Ольга), беседы на производственные темы (Фигаро, Антон и Славик), группа поддержки Пушкина и Сальери (Нана, Ася, Тимур и Лебедев). И только Рыбак продолжал держать нейтралитет, терзая пластиковым ножом забытую Асей колбаску. Когда работаешь в одном помещении с коллегами, волей-неволей приобретаешь свойство слышать все, что происходит вокруг тебя. Вот и сейчас Кристина пусть не дословно, но улавливала, о чем идет речь в каждой группе. Фигаро, Антон и Славик ссорились. Вернее, тон задавал Славик. Словно маленький задиристый воробей, он поочередно наскакивал на своих собеседников. Похоже, этот разговор заходил у них не в первый раз. – Ты же обещал! – выговаривал Славик невозмутимому Фигаро. – Обещал, что я буду Моцартом. – Разумеется, обещал, – согласился Фигаро. – При условии, что ты научишься играть на фортепиано как Моцарт. – Я свидетель, – кивнул Антон. – Ты вообще молчи! – наскочил на него претендент на роль Моцарта. – Сальери, между прочим, был худым. А у тебя центнер лишнего веса! – Ну и ладно, – с невозмутимостью слона, преследуемого Моськой, отмахнулся Антон. – Зато мне не надо играть. – Можно врубить фанеру, а я буду только изображать игру. Это же легко. – Ага! Легко! Да только у тебя руки, как грабли. И пальцы не бегают, а ползают. – Как будто в зале сплошные знатоки пальцев соберутся… – Соберутся, не соберутся, мне халтура не нужна! – возразил Фигаро. – Да и не похож ты на Моцарта.