Судя по шороху и скрипам, а также тяжелому дыханию, искусственный человек не тратил время и драгоценный воздух, а сразу направился к указанной точке, доверившись коллегам. — К воротам не подходи, сейчас будем вышибать их ракетой. — Мохито, дай схему башни в объеме, — пробормотал тем временем Нах, барабаня по клавишам. — Витька, запускайте «Скорпа» и сразу в маневр, я беру наведение на себя. — Понял, — отрапортовал по радио Фирсов. — Если выберешься, плыви дальше и вызывай «рапидов», — закончил инструктаж Копыльский и напутствовал. — Удачи. — Понял, — отозвался Матвей, тяжело, с присвистом дыша, похоже, у «мичуринца» было пробито легкое. — Спасибо. — Пока не за что, — осклабился «флибустьер», хотя собеседник и не мог видеть его лица. — Если выберешься, ты нам должен. — Сочтемся, — пообещал Матвей и оборвал связь. — Ракета пошла, — уведомил Нах. — Я веду. — Поясните ка мне, — вмешался Кадьяк. — В башне будет дырка? — Ну да. В этом и суть идеи. — Соответственно, десант тут же помчится к ней, чтобы не тратить время на взлом, — уточнил наемник, глядя на экран, где маркер, отмечающий транспорт со штурмовой группой, почти добрался до прямоугольника, символизирующего остров. Катер на воздушной подушке двигался быстро, но крестик, изображающий ракету, перемещался намного быстрее. — Надо полагать. — То есть, чтобы клон сумел выбраться, придется их еще чем-то занять. — В точку! — щелкнул пальцами Копыльский. — Попадание, — сказал Нах. — Как в тире, — и добавил с нескрываемым триумфом. — А руки то помнят! — Сейчас из вертолетчиков будут вышибать la merde, — покачал головой Кадьяк. — Надеюсь, папа это видит с небес. — Началось. Одно короткое слово, произнесенное Копыльским, сразу поставило точку в сумасшедшем разговоре. Потому что действительно — началось. Транспортный маркер на экране подошел к причалу, самой низкой точке острова, где амфибии было проще выбраться на сушу. И в то же время двинулся, ускоряясь, значок в виде игрушечного вертолетика. Костин и Фирсов пошли в бой. * * * Зенитный «Абрамс: https://warhead.su/2018/10/18/raketnopushechnaya-tragikomediya-kak-amerikantsy-o-pvo-ubivalis «Metal Storm» https://warhead.su/2017/12/12/million-vystrelov-v-pustotu-kak-v-avstralii-elektropulemyot-izobretali И вспомним еще раз проекты реконструкции подводных ракетоносцев: https://youroker.livejournal.com/64350.html Глава 26 Максиму приходилось тяжело. В числовой вселенной понятие «время» утрачивало стабильность, объективность. Время становилось дискретным, обретало выражение в символах, раскладывалось одновременно по множеству осей и потоков, а зачастую могло даже обернуться вспять, если удавалось обнулить процесс и запустить новый каскад обсчета. Больше всего это напоминало океан (что сам по себе живет сообразно неким законам и представляет сложнейшую динамическую систему), в который сунули циклопический миксер. И миксер сразу начал взбалтывать структуру на всех мыслимых уровнях, от перемешивания температурных слоев и далее — на что хватит фантазии. Лишь удивительное колдовство совмещения разума и электроники, глубин сознания и цифр позволяло Мохито удерживаться в логической структуре башни. О том, чтобы контролировать охранную систему не было и речи, все заглушки и предохранители давно сломались под напором неотключаемых протоколов аварийного реагирования. Теперь архитектор сосредоточился на грабеже, ломая шифры и защитные программы без изысков и тайных плетений, грубым напором алгоритмов. У архитектора получалось, но жесткая работа требовала разгона электроники, неумолимо сокращая время пребывания в числовой вселенной. Сейчас у архитектора оставалось не более часа плюс-минус десять-пятнадцать минут. С учетом все нарастающего темпа невидимой схватки Мохито полагал, что на самом деле у него минут тридцать, не более. Уже стало ясно, что весь архив скопировать не удастся, поэтому взломщик старался вытащить максимум возможного и параллельно запускал в систему орды цифровых паразитов, уничтожающих данные по принципу «так не достанься ты никому». Не для того, чтобы оставить с носом конкурентов, а ради более эффективного заметания следов. Судя по «отблескам» числовых потоков, к башне уже пробивались программисты из авральной команды. «Правителя», но дело у них шло не быстро — Мохито успел нашпиговать систему ловушками и заглушками, так что башня воспринимала спасителей как врагов или, по меньшей мере, сомнительных вторженцев, блокируя их шаги. Однако возврат контроля был предрешен, вопрос заключался в том, сколько времени трестовые электронщики будут распутывать сети архитектора. Полностью сосредоточившись на работе, Мохито перестал следить за маневрами винтокрыла, предоставив летчиков их судьбе. * * * — Бля… — вырвалось у Костина, что само по себе казалось удивительным, поскольку трестовик избегал всяческой обсценной лексики. — Чего? — рявкнул Фирсов, лихорадочно щелкая тумблерами. Стандартная номенклатура вооружения «Птеродактиля» насчитывала с десяток наименований, и в обычной ситуации винтокрыл имел хорошие шансы на победу. Однако здесь и сейчас оставалось надеяться лишь на спаренную ГШ-30-2, так что зенитный танк имел решающее преимущество. Однако имелись разные и неопределенные аспекты, способные качнуть маятник в ту или иную сторону. Начиная с загадки — насколько современная система управления огнем стоит на «Абрамсе»? Оптимизирована она для боя с воздушной целью или танк должен был исполнять роль типичного «чистильщика окопов» в стремительном штурме. — У клона же нет радио! — зло гаркнул пилот. Теперь выругался Фирсов. Действительно, рации у Матвея не имелось, а значит, даже отплыв куда-нибудь, он не сможет вызвать экстренных медиков. Следовательно, придется забирать «мичуринца» от башни. Или все же бросить его. Все произошло одновременно. Пронзительно пискнул тревожный звонок, мигнула красная лампа, указывая, что винтокрыл на прицеле. В полутьме индийской ночи, озаряемой светом пожаров на острове и огнями гигаполиса, сверкнула ярко-желтая вспышка, дробная, словно ее составили из пучка отдельных искр. Костин издал короткий и страшный звук, похожий на зубовный скрежет, объединенный с судорожным вдохом. Одновременно пилот бросил машину в пике, выполняя по десятку операций в секунду, от «рулежки» до сброса газа, чтобы гравитация помогла технике. «Птеродактиль» наполовину снизился, наполовину свалился к поверхности воды, и стальной ураган прошел над винтами. Зенитный «Абрамс» дал первый залп и промахнулся. Вертолетчикам не нужно было переговариваться, чтобы действовать в унисон, как единый организм. Словно и не было десятилетий мирной, сытой жизни в окружении конторской мебели и техники, под защитой эшелонированной охраны. Костин и Фирсов, пилот и стрелок, играли, как оркестр из двух человек, выучивших каждый элемент каждой ноты. Комитетчик выжал газ и повел машину буквально впритирку к волнам по широкой дуге, так, что волны забрызгивали солеными каплями пушечную гондолу. Фирсов щелкнул переключателем, задав точку привязки для оружейной электроники — транспорт на воздушной подушке. Кресло оператора развернулось вместе с блоком управления вооружением, синхронно с оператором крутилась и орудийная установка под брюхом винтокрыла. Теперь катер можно было обстреливать вообще не глядя, просто нажимая кнопку, но Фирсов наклонился к прицелу, сжимая штурвал. Пальцы обхватили пластмассовые рукояти мягко и в то же время жестко, как рука опытного фехтовальщика берет рапиру. Фирсов и чувствовал спаренную пушку как шпагу, готовую пронзать броню. Почему-то вспомнилось, что на советском винтокрыле расположение пилота и стрелка зеркально по отношению к американскому собрату, оператор сидит вторым номером, а не первым. Вспомнилось и тут же забылось, мысль растаяла в хладнокровной готовности к бою. Второй залп «металшторма» снова прошел чуть выше. У зенитного «Абрамса» не было пушек в обычном понимании, их заменяли семь орудийных блоков, интегрированных в башню и способных независимо наводиться по вертикали. Семь на тридцать, всего двести десять стволов, в каждом пятнадцать зарядов с электровоспламенителями. Революционная схема позволяла развить чудовищную скорострельность, но и имела оборотные стороны. Перезарядить установку в полевых условиях было невозможно, и блоки не могли опускаться на отрицательный угол. Как и рассчитывал Костин, танк, установленный на катере, оказался не в силах достать винтокрыл, буквально прижавшийся к поверхности моря. Не хватало какой-нибудь пары метров. Фирсов обстрелял транспорт короткой очередью в режиме автоматического сопровождения цели, скорее пробно, нежели рассчитывая на серьезные повреждения. Оператору нужно было «почувствовать» технику, вспомнить нужные ощущения, пробудить заново инстинкты охотника на бронированных мастодонтов. Вибрация спаренной пушки передавалась через корпус, заставляя дрожать каждую клеточку. Фирсов почувствовал, как во рту пересохло, а под сердцем словно замерз кусок льда. Все как в старые недобрые времена… все как прежде. — Еще минута, может две! — завопил Костин, так, что Фирсов даже скривился. Слишком уж хороши были микрофоны, уши заболели. Пилот не тратил слов, и так было понятно, что сейчас «LCAC 200» доберется до берега и полезет вверх, там расстрелять танк будет гораздо сложнее. Гораздо правильнее было бы утопить его сейчас вместе с катером. Не отрываясь от прицела, стиснув зубы, Фирсов перекинул рычаг и повел стволами, разворачиваясь на механизированном троне. Пляска зеленых теней на экране складывалась в мозаику, совершенно нечитаемую для неискушенного глаза и хорошо понятную для стрелка. Транспорт напоминал большую калошу с двумя импеллерами, он мчался по прямой к острову, разогнавшись до тридцати пяти узлов. — С носа под углом, — приказал Фирсов, и, повинуясь руке пилота, винтокрыл помчался вперед, обгоняя транспорт. Пока летательный аппарат заходил на оптимальную позицию, Фирсов опустошил первый «барабан», то есть снарядный контейнер, целясь по ходовой и кабинам управления. Шансы уработать «американца» были неплохие, однако «LCAC 200» слишком велик, к тому же модернизирован в направлении дополнительного бронирования. Одна за другой короткие очереди впивались в светло-зеленый силуэт, вышибая яркие вспышки, но без видимого результата. Фирсов хорошо представлял, что сейчас творится на транспорте — бронебойные снаряды дырявят переборки, крушат механизмы, убивают людей, в первую очередь штурмовую группу. Крики, брызги крови, мертвые тела, отчаянная ругань бойцов и экипажа, требования любой ценой уничтожить внезапную помеху. С десантного катера азартно и зло отстреливались, пунктиры трассеров кромсали воздух, несколько зеленых нитей скользили по корпусу «Птеродактиля» — лазеры нащупывали оптику и глаза летчиков. По броне часто и противно колотило, будто попадали гравием или металлическими шариками, но броня пока держалась. Винтокрыл чуть сбросил скорость, заняв идеальную позицию — впереди и под углом к носу, так, чтобы одна из двух кабин оказалась между танком и вертолетом. Теперь «Абрамс» вообще не мог стрелять, зато «Птеродактиль» открыл шквальный и прицельный огонь. Стрелка теплового индикатора прыгала в желтой зоне, пушка была на грани перегрева, запах сгоревшего пороха чувствовался даже в «Птеродактиле», но Фирсов раздолбал обе кабины и, кажется, сильно покромсал один из двигателей. Катер загорелся, но упорно двигался к берегу. Стрелок дернул рычаг, загремел скрытый за переборкой механизм перезарядки. Третий и последний «барабан» встал на место, лязгнул автомат подачи. Все шло к тому, что не понадобится никакой дуэли зенитчиков с летунами, катер просто уйдет на дно или сгорит. — А вот сейчас я тебя… — зашепелявил Фирсов, прикусивший от усердия и адреналина язык. Оператор приноровился к пушке и управлению, теперь он мог стрелять даже без электронной обработки изображения, по «голой» оптике или даже силуэту, который хорошо подсвечивался огнем. Фирсов оскалился и выжал пару миллиметров хода кнопки, готовясь к добиванию, а в следующее мгновение Костин бросил винтокрыл вбок и еще ниже, буквально чиркнув левым крылом темные волны. Одной из причин, определивших принятие винтокрылов на вооружение, стала их «резкость» в горизонтальной плоскости. Толкающие винты подарили удивительные возможности по ускорению и торможению. Фигурально выражаясь, Костин втопил тормоз, и стрелок почувствовал, что у него сейчас оторвется голова. «Птеродактиль» потерял без малого шестьдесят узлов за три секунды, лишь это спасло его от полигонного расстрела сверху. Линия трассеров прыгала вокруг, как лазерный луч из космического боевика. Костин бросил машину в неровный зигзаг, сбивая прицел, а невидимый противник все еще обстреливал винтокрыл одной, кажущейся бесконечной очередью. Но резкое «торможение» сделало свое дело, противнику пришлось уйти выше, заходя на второй круг. Первой мыслью и желанием Фирсова было «какого?!!..», но почти сразу он задушил крик, бешено давя на педали. «Трон» развернулся на противоположную сторону корпуса, оператор вскинулся от прицела, шаря по небу невооруженным взглядом — так быстрее. Нужное стрелок нашел почти сразу, одна из звездочек оказалась ярче остальных, к тому же она быстро перемещалась, разворачиваясь для атаки. Костин бешено выругался, пытаясь сообразить, как сманеврировать, чтобы Фирсов разобрался с новым противником и при этом не попасть под огонь танка. Летающий робот-корректировщик подводных налетчиков был вооружен слабо, всего лишь одним курсовым пулеметом или малокалиберной пушкой, но летал гораздо быстрее и находился выше. Винтокрыл получил несколько попаданий, ощутимых, но пока не критичных, топливный бак в левом спонсоне изрешетило в клочья, впрочем, обошлось без пожара. Кажется, пострадало и электронное имущество Мохито, а следовательно, эффективность дистанционного грабежа упала. Однако состояние числовых станций архитектора сейчас волновало Костина в последнюю очередь. Пожары на участке «Правителя» разгоняли ночной мрак желтыми всполохами, искры поднимались к небу как горящий пепел. На соседних островах и башнях загорались прожекторы, предупреждающе мигали красные огни, завывали сирены. Полиция не торопилась к полю боя, зато уже приближались крошечные одно- и двухместные вертолетики гонзагамо, а также управляемые робокамеры новостного телевидения, ведущие прямую трансляцию. Прямо здесь «ковалось» самое яркое медийное событие дня, недели, месяца, возможно и года, наравне с потоплением биотанкера. Костин бросил машину вперед, к острову, решив поставить между собой и танком башню треста. Несколько секунд каждая сторона решала задачу взаимного перемещения трех тел: корректировщик выходил на позицию для новой атаки, катер спешил к берегу, теряя скорость, «Птеродактиль» взял чуть левее и наоборот, выжал максимум из двух моторов. — Нет смысла, — почти спокойно произнес Фирсов. — Я его не достану. Глянцевая тьма волн, бликующих отраженным светом, резко сменилась береговой линией и яркими пожарищами. Кое-кто из персонала все-таки остался жив, внизу угадывалось сметное движение, вертолет даже обстреливали, слабенько и разрозненно, чуть ли не из пистолетов. Похоже, вся оборонительная система была разбита в ноль. Башня возвышалась серой громадой с обильной россыпью черных оспин — следов от крупнокалиберной шрапнели. На макушке темного шпиля, как веселая шапка оранжевого цвета, разгорался очередной пожар, видимо рвануло что-то топливное. Несколько уцелевших каким то чудом габаритных огней судорожно мигали синим и красным. — Сейчас в «бочку», — выпалил Костин. — Сними его! Фирсов не тратил время на крик и возражение, хотя был, мягко говоря, в корне не согласен с намерением пилота. Но кто рулит, тот и решает. Фирсов резко выдохнул и одной рукой крепче взялся за рукоять, другой хлопнул по широкой кнопке с кривой подписью «экстр. маневр.». Механизм, упрятанный в спинке операторского кресла, резко подтянул ремни до упора, буквально сковав намертво стрелка и его трон.