— Должна сказать, милорд, — я встала так, чтобы больной не смог до меня дотянуться, — что без должного ухода уже очень скоро ваши раны загноятся, и вы будете испытывать боль, и близко несоизмеримую с той, что чувствуете сейчас. Лорд Горн едва заметно поморщился, но промолчал. На его лбу выступили капельки пота. Тьма исчезла. — Я понимаю, что вам не нравится чувствовать себя беспомощным, но… — Понимаешь? — перебил меня раненый. — К ресу твое понимание! Мне никто не нужен! Иди отсюда! Он пошарил рукой по постели, пытаясь отыскать что-то, чем мог бы в меня запустить, но арсенал метательных предметов, к счастью, уже успел закончиться, и Горну ничего не оставалось, как смириться с моим присутствием. — Я не уйду, милорд, можете даже не стараться, — твердо ответила я, а потом наклонилась, разглядывая сбившиеся повязки. Дело было плохо. Одна нога покраснела и сильно распухла, из-под бинтов проступали буро-желтые пятна гноя. Вторая выглядела не лучше, разве что ран на ней было меньше. На груди виднелись два воспаленных шрама, а на шее — длинный, глубокий порез, стянутый редкими швами. — Пошла вон! — дернулся раненый. — Чтобы духу твоего здесь не было! Ага. Так я и послушалась! Если я сейчас уйду, к утру у него, скорее всего, начнется горячка. А там и до надгробного памятника недалеко. Я обвела комнату взглядом, увидела стоящий на подоконнике бокал и удовлетворенно кивнула. То, что нужно. Стеклянный бокал был наполовину полон. Достав из сумки касильскую настойку, я капнула десять капель в воду и неслышно подошла к больному. — Милорд. — Ты еще здесь? — рявкнул тот и грубо выругался. А я, не мешкая, влила ему в рот разведенное лекарство. — Ты! — от неожиданности проглотив микстуру, взбешенно просипел больной, но губы облизал с видимым облегчением. Видно, графа давно мучила жажда. — Как ты посмела? Я тебя… В этот момент голова его свесилась с подушки, и он затих. — Ну вот, — удовлетворенно кивнула я. — Как говорится, через «не хочу» к выздоровлению. Времени у меня было немного. Кто знает, как надолго хватит действия настойки? Обычно я могла с точностью до минуты предсказать, когда пациент очнется, но этот случай был слишком тяжелым, и сложно было делать какие-либо прогнозы. Не медля больше ни секунды, я тщательно протерла руки обеззараживающей настойкой и принялась за перевязку. Работа была привычной — снять старые бинты, промыть раны, подсушить их, оросить раствором апеса, обработать края, заложить в полость вытяжку из крапеня и перевязать. Со второй ногой мне пришлось повозиться. Там понадобилось ставить дренажи и откачивать гной. Время шло, гора грязных, окровавленных бинтов и салфеток росла, а раненый лежал, не шевелясь и не подавая признаков жизни. Я закончила почти со всеми его ранениями, оставалось только лицо. Кинув взгляд на наручные часы, я едва слышно выругалась. Действия настойки надолго не хватит, нужно было поторапливаться. Понять бы еще, что не так? От ран ощутимо веяло холодом, и это было явным признаком того, что в них попала какая-то магическая дрянь. Я наклонилась над графом, чтобы удобнее было срезать повязку, но в этот момент крепкая рука ухватила меня за шею и сжала, лишая воздуха. — Отпустите! — придушенно прошептала я. — Тебе не удастся меня добить, ресово отродье! — рявкнул Горн. — Говори, кто тебя послал? Хватка у мужчины, несмотря на все его раны, оказалась сильной. — Я всего лишь сиделка, милорд, — с трудом пробормотала я в ответ. — Меня привел к вам лорд Каллеман. — Сиделка? В голосе Горна послышалось недоумение. М-да… Похоже, мужчина еще не отошел от действия настойки. Но каков? Силен. И не скажешь, что при смерти. Горн разжал руки и откинулся на подушки. — Я промыла и перевязала ваши раны, — потирая шею, отчиталась я о проделанной работе. — Осталось сменить повязку на лице, и вы сможете отдохнуть. Больной напряженно, сквозь зубы выдохнул, но ничего не сказал. — Нужно будет совсем немного потерпеть. Я постараюсь сделать все быстро. Я говорила ровно и спокойно, стараясь не нарушить хрупкое «перемирие». — Что за дрянью ты меня опоила? — глухо спросил раненый. — Это не дрянь, а касильская настойка, милорд. Горн ничего не ответил. Он плотно сжал губы, чтобы не застонать, когда я снимала последний слой бинтов. Повязка присохла, и мне пришлось ее отмачивать. — Что там? — не выдержав, через силу спросил он. — Не так страшно, как можно было ожидать, — уверенно ответила я. Нет, вид воспаленных, заплывших гноем век не внушал оптимизма, но говорить об этом больному мне не хотелось. — Не ври! — повысил голос мужчина. — Даже не собиралась, — фыркнула я в ответ и тут же мысленно выругалась. Рес! Нужно быть осторожнее. Не стоит забывать об уважении к высшим. Это сейчас Горн не обращает внимания на мой тон, а вот потом… Впрочем, с чинопочитанием у меня давние проблемы. Где-то глубоко внутри сидит с детства вбитое убеждение, что все люди равны, и я ничего не могу с собой поделать. Нет, у меня хватает ума не высказывать свои мысли вслух, но иногда я забываюсь и веду себя слишком вольно с точки зрения нанимателей. — Почему я не могу открыть глаза? — недовольно спросил Горн. Чувствовалось, что он задал этот вопрос через силу. М-да, батенька, да вы тот еще гордец! Не терпите слабость и не любите признавать собственную беспомощность. Но ведь вам страшно. Страшно остаться слепым калекой. Страшно зависеть от других людей. Страшно потерять свою привычную жизнь… Страшно умереть. — Воспаление и отек, — коротко ответила я. — Когда мы с ними справимся, станет легче. — А ноги? — Откуда эти раны? Такое ощущение, что их нанесли каким-то зазубренным оружием. — Тебя это не касается, — отрезал Горн. — Лучше скажи, смогу я подняться? — Пока рано об этом говорить, милорд. Должно пройти время. Я говорила, а сама осторожно обрабатывала раны, пытаясь понять, откуда они взялись. Судя по характерным белесым полоскам на висках, это было похоже на действие кислоты. Из тех, что при попадании на кожу разъедают ее до язв. Хорошо хоть, сами глаза не пострадали, только веки. — И все-таки ты врешь, — отрывисто произнес больной. — О чем вы, милорд? — Ты не можешь знать, вернется ко мне зрение или нет. — Почему же? Сами глаза не повреждены, видно, вы успели их прикрыть и увернуться от вашего недоброжелателя. Скорее всего, вам досталась лишь малая часть раствора, иначе все было бы гораздо хуже. — Что б ты понимала, — тихо пробормотал Горн. Он чуть привстал, опираясь на локти и спросил: — Ты закончила? — Да, милорд. Я как раз закрепила последний слой повязки. — Уходи. Голос больного прозвучал глухо. Что ж, неудивительно. Как бы ни был силен мужчина, после неприятной процедуры ему требовался отдых. — Скажи Эрику, чтобы зашел, — устало произнес Горн и обессиленно рухнул на подушки. Я молча собрала использованные бинты, сложила в сумку инструменты и пошла к выходу. — И не мельтеши тут слишком часто, — бросил мне вслед больной. Я хмыкнула. Можно было считать, что меня приняли на работу. Вот и отлично. Осталось выяснить, где я буду жить, и сменить дорожную одежду. * * * — Следуйте за мной, тера. Кунц, тот самый слуга, что встретил нас в доме Горна, не задерживаясь, направился к лестнице. Эх, а я-то рассчитывала послушать, о чем будет разговаривать с Каллеманом мой пациент! Не повезло. Теперь гадай, что на самом деле произошло с магами и в какие неприятности они попали. Явно же что-то с этими ранениями нечисто. Я с сожалением покосилась на плотно закрытую дверь, неохотно подхватила саквояж и отправилась вслед за слугой, от нечего делать разглядывая своего провожатого. Кунц выглядел невзрачно. Худой, невысокий, с маленьким морщинистым лицом. Пепельно-седые волосы зачесаны набок. Фалды старомодной ливреи смешно подпрыгивают при ходьбе, придавая лакею вид скачущего кузнечика. Судя по тонким ножкам, обтянутым зелеными штанами, и длинным ушам с характерными острыми кончиками, в роду Кунца не обошлось без эльфов.