— Хорошо, — сказала я, — спасибо вам, Лариса. — Да не за что. Я почти ничего и не рассказала. Я вышла из казино и решила поехать к таксисту Андрею Ворошилову. Сейчас, когда все варианты дознания практически исчерпали себя, надо было возвращаться к тем фигурантам, которые еще не были по-настоящему опрошены. Тот, первый раз, когда я разговаривала с Ворошиловым в таксопарке, можно не считать. Разговор в целом не получился. А парень неспроста так нервничал. Возможно, ему есть что скрывать. Посмот-рим. Я сверилась с адресом, который мне дал Кирьянов, и поехала. По дороге я продолжала размышлять. В частности, мог быть причастен к убийству Бартелеймонова криминальный авторитет Максим Прокопенко? Возможно, что Константин как раз и ехал к нему, чтобы отдать деньги, которые тот ему одолжил. Да, но денег в машине не было. Возможно, что Бартелеймонов уже отдал их Прокопенко и ехал от него. И тут его застрелили. Кто? Мог ли Прокопенко отдать такой приказ? Наверное, мог. Это в том случае, если Константин отдал не весь долг. Кто знает, как у них пошел разговор? Может быть, Прокопенко увеличил сумму. Бартелеймонова такой оборот дела не устроил, и… Однако такой вариант весьма сомнителен: ведь Бартелеймонов знал, что с Прокопенко шутки плохи. И вернуть не всю сумму долга — значит подписать себе смертный приговор. За размышлениями я и не заметила, как подъехала к десятиэтажному дому, в котором проживал Андрей Ворошилов. Я оставила машину в самом начале двора, а сама подошла к первому подъезду. У подъезда сидели две старушки. Я подошла к ним. — Здравствуйте, — сказала я. — Здравствуйте, — ответила мне одна из старушек. — Скажите, пожалуйста, квартира номер тридцать в этом подъезде находится? Женщины переглянулись. — Ты, дочка, никак к Людмиле? — Вообще-то… Мне к Ворошиловым надо. — Понятно. Только племянник-то Людин совсем недавно ушел. — Значит, дома никого нет? — спросила я. — Как это никого нет? — удивилась женщина. — У них всегда кто-то дома. То Андрюшка, то сама Люда. На кого же они Сергеевну оставят? А ты небось из собеса будешь? Я пока не очень понимала, что творится в этой семье, поэтому на всякий случай кивнула. Из собеса так из собеса. — Ты поднимайся на четвертый этаж, — подсказала мне женщина. Я вошла в подъезд и, поднявшись на указанный этаж, позвонила. Дверь открылась не сразу. Спустя какое-то время послышался звук открываемого замка и на пороге показалась женщина лет около пятидесяти с очень усталым лицом. — Вам кого? — спросила она меня. Я ничего не успела ответить, потому что в это время из квартиры раздался скрипучий старческий голос: — Людмила! Где ты? Ты куда пропала? Ты что, не слышишь, что ли, как я тут надрываюсь от крика? — Проходите, девушка, — пригласила Ворошилова меня, — а то мама сейчас начнет так кричать, что вся улица сбежится на ее крик. Людмила Ворошилова прошла вперед. Я последовала за ней. — Людмила!!! Ты что, вышла? Тебя просто невозможно дозваться! — старуха действительно начала кричать. — Мама, я здесь, здесь я, успокойся, пожалуйста. Никуда я не ушла. Сейчас подойду к тебе, — ответила женщина матери, а мне тихо сказала: — Вы пройдите пока на кухню. Я к вам сейчас приду. С этими словами Людмила прошла в комнату. На небольшой кухне стояли круглый стол и два стула. Я присела на один из них. — Людмила, почему в нашей квартире находятся посторонние люди? — строго спросила мать Ворошиловой. — Мам, это не посторонние, это моя… приятельница ко мне зашла. — Что еще за приятельница? Знаю я этих приятельниц! Небось прошмандовка какая-нибудь! Вот так всегда! Приглашаешь в дом неизвестно кого, а потом вещи пропадают! А потом и вовсе… Убивцы в дом придут!!! И пускаешь в дом кого ни попадя! Всяких проходимцев! — Мама, ну как ты можешь так говорить! Ничего не зная о людях, так о них отзываться! — А потому что я жизнь прожила и разбираюсь в отличие от тебя! У тебя все добрые и хорошие, а на самом деле все вокруг мерзавцы и негодяи! И воры-мошен- ники! — Господи, мама! Ну что ты говоришь! — Вот ты эту свою знакомую прохиндейку на кухне усадила, а у нас тама фамильное серебро находится! — Фамильное серебро?! Ну, мама, ты даешь! Откуда оно у нас? — Как «откуда», как это «откуда»? А набор ножей и вилок? А сахарница и две стопки? Или ты уже все спустила за бесценок, а? Отвечай, когда я тебя спрашиваю! Все в скупку загнала? Ведь это память о моих дедушке и бабушке! У тебя нет ничего святого! Послышались всхлипывания. — Мама, успокойся, пожалуйста. Вилки и ножи лежат в столовом шкафу в гостиной. Там же находятся и сахарница со стопками. Все на месте, не переживай. — И все равно! Ты все скрываешь от меня, все! Шепчешься с кем-то там. И врешь! Старуха перестала всхлипывать и снова перешла на крик. — Мама, пожалуйста, не кричи так. Ничего я от тебя не скрываю. И не вру. А тихо я говорю, потому что не хочу тебе мешать. Я поэтому и пригласила свою знакомую на кухню. — Да, конечно. Сейчас ты будешь разговоры разговаривать со своей знакомой, а я тут буду одна помирать! Вот как! Свой смертный час я встречу в одиночестве! Да что же это такое творится?! За что мне все это? Растила ее, кормила, поила, сама недоедала, самый лучший кусок ей пихала! Вот, дождалась! Некому стакан воды подать и корочку хлеба дать, — старуха всхлипнула. — Чужие люди ей роднее стали! А мать… что же… уже не нужна. — Мама, мамочка, пожалуйста! — с отчаянием проговорила бедная Ворошилова. — Не говори так, прошу тебя. Ты хочешь кушать? — А ты как думаешь?! — Сейчас все будет, сейчас. Подожди. — Нет, не подожди! Что ты сейчас собираешься делать? — Ну, я принесу тебе суп. — Нет уж, спасибо! Уволь, матушка! Твои помои совершенно невозможно есть! Даже свинья не станет есть то пойло, которым ты меня кормишь! — О господи! Людмила стремительно вошла на кухню и в изнеможении присела на второй стул. — Люда! — снова позвала старуха. — Да, мама. Ты что-то хочешь? — громко спросила Людмила, а мне начала шепотом объяснять: — Вы уж простите за этот… Даже не знаю, как и назвать. У мамы психическая болезнь. Не помню, как это по-научному называется. И еще это невыносимое брюзжание по любому поводу и без повода. Ну и возраст, конечно, сказывается. — Люда, ну когда же ты придешь? — Кажется, женщина немного сбавила свой напор. — Сейчас, мама, сейчас. Уже иду. Женщина вышла из кухни. — Ты идешь целую вечность! Тебя только за смертью посылать! — послышались недовольные реплики старухи. — Мам, я пришла к тебе. Ты что-то хотела сказать? — Да… — как-то неуверенно и тревожно сказала старая женщина. — А… где это мы находимся? — Как где?! Мам, да ты что? У себя в квартире мы находимся, где же еще! — А зачем ты ковер у моей кровати поменяла? У меня здесь висел прекрасный шерстяной туркменский ковер, а теперь какая-то тряпка! Верни все на место! И стены почему-то какие-то ободранные! Что вообще происходит?! — Мамочка, ничего особенного не происходит, ты успокойся, пожалуйста. Ты со мной, в своей квартире, в своей комнате. Все хорошо. Потом старуха на какое-то время замолчала, Людмила тоже. Затем старая женщина снова начала: — Чего ты смотришь на меня так? — Как так? — А то сама не знаешь как!