— Да, это мы выяснили. — По-моему, о крупных суммах речи не было. Но он крал со склада и перепродавал в кабаки на Хеймё и на Фриселе. Здесь он такие делишки проворачивать опасался. — Каковы были его связи с “ОР”? Новый вздох. На сей раз потяжелее. — Вот поэтому я и решила развестись, — отвечает Катя Стууб, и эти слова как будто бы приносят ей облегчение. — Пожалуй, он был чем-то вроде hang around, не больше, однако норовил попасть в prospect[19]. Она говорит ироническим тоном, словно защищаясь от смысла сказанного. И как раз когда Карл открывает рот, чтобы задать вопрос, Катя добровольно продолжает: — Он крутился возле них, особенно возле главарей, Кенни, Аллана и Одда, или как их там кличут. Думаю, какие-то мелкие делишки для них обстряпывал, обеспечивал алиби, передавал угрозы… Ну, и на “харлея” пересел, хотя денег у нас не было. Только вот, — добавляет она, — сдуру он еще и свой супчик варил. — Воровал у Гротов? Катя кивает: — Это был его личный гешефт, и я знаю, что Габриель опасался, как бы они там не узнали. Но он словно бы зациклился, все время искал способы облапошить людей. Своего работодателя, страховую компанию, букмекеров на собачьих бегах, налоговое ведомство… — И “ОР”, — добавляет Карен. — Я до смерти перепугалась, когда поняла, чем он занимается. Они бы никогда такого не потерпели, даже мне понятно. Мы жутко ссорились из-за его контактов с ними, с самого первого дня. Я не из тех, кто… — Она умолкает, снова подыскивает слова. — Знаю, звучит пафосно, но вообще-то мы не подходили друг другу. Мама с папой в конце концов оказались правы. Карен незачем оглядывать превосходно оборудованную кухню, и без того понятно, о чем она толкует. Складской работяга с Ноорё, вдобавок со связями в кругах криминальной байкерской группировки, наверняка не тот зять, какого желали себе родители Кати. Бегло взглянув на Карен, Катя продолжает: — Вообще за Габриеля я вышла в пику родителям, взбунтовалась. Папа сейчас на пенсии, но занимал весьма высокий пост в рыболовном ведомстве, а мама — зубной врач. Они считали, что мне надо учиться, а не выходить замуж и рожать детей, но я была влюблена и верила во все мечты о будущем, какие Габриель мне расписывал. А когда двери захлопнулись и я поняла, как выглядит мое будущее, было уже поздно. У нас родились дети и… пожалуй, гордость не позволяла мне просить прощения у родителей. — Как долго вы прожили в браке? — Почти семь лет. И вначале все шло вполне хорошо. Как я уже говорила, Габриель всегда по-доброму относился ко мне и к детям, хотя во всем остальном был безнадежен. Его грандиозные планы вечно кончались ничем. То он собирался открыть автомастерскую, то фирму по импорту, но все уходило в песок, он так и торчал на складе у Гротов. А когда начал увиваться вокруг “ОР”, я поняла, что дело всерьез пахнет керосином, жди беды. Катя, кажется, решила высказаться начистоту. Она продолжает рассказ, то печально, то со злостью, а они слушают. — В конце концов я поставила ультиматум: выбирай — я или они. И некоторое время думала, что он все это бросил. Как-то успокоился, работал, приносил домой деньги. Сказал, что получил у Гротов повышение, стал вроде как мастером и жалованье ему прибавили. Я и поверила. — Но?.. — Немного погодя я поняла, что это все обычная его трепотня. Когда я приперла его к стенке, выяснилось, что никто его не повышал, а дополнительные деньги шли от краж. Кроме того, он, по его словам, нашел “железный” способ надувать Гротов. И тут я не выдержала. Забрала детей и в тот же вечер уехала от него. — Каким же образом он надувал Гротов? Вы не знаете? Катя Стууб качает головой: — Понятия не имею, я не спрашивала. Ясно ведь, это просто фантазии. * * * — А я вот не так уверен, — говорит Карл Бьёркен, когда спустя полчаса они опять сидят в машине на борту одышливо пыхтящего парома. На этот раз возвращаясь в Люсвик. — Да, какую-то хитрую аферу он проворачивал, только вот грозила ли она кому-то достаточной опасностью, чтобы перерезать ему горло. И какова в таком случае связь с убийством его деда? — Ведь мы совершенно уверены, что оба убийства связаны? Или? — Да ладно, Калле-Малыш. Сам-то ты как думаешь? По-твоему, это забавная случайность? — Не знаю, забавная ли. Ладно, ясно, что они взаимосвязаны. Хотя вовсе не обязательно, что убийца один и тот же. Габриель мог убить деда, а потом стал жертвой другого убийцы. — Это не имеет значения, пока мы не выяснили мотив. Вряд ли мы раскроем это дело через улики криминалистов. Сёрен Ларсен ничуть не похож на рог изобилия. Они обдумывают беседу с начальником НТО. Прямо из машины говорили с Сёреном Ларсеном по громкой связи несколько часов назад, как раз когда он закончил технический осмотр дома Габриеля Стууба. — Я не ожидал ДНК на тарелочке с голубой каемкой, — безнадежно говорит Карл, — но надеялся хотя бы получить распечатки звонков по мобильнику. Кто теперь звонит по карточкам? — Такие, как Габриель Стууб, — роняет Карен. — Правило номер один, если вздумал заигрывать с парнями из “ОР”. Но Сёрен сказал, что у Габриеля, по крайней мере, был официальный мейл-счет. Мы все проверим и посмотрим, найдем ли. Есть также шанс, что мы обнаружим в его доме что-нибудь, что подскажет нам возможный мотив. Карл смотрит на нее скептически. — Кроме того, надо до конца досмотреть файлы из компьютера Фредрика Стууба, — говорит она. — Призовем на помощь Корнелиса и прошерстим все. Обычно он находит иголки в стогу сена, если они там есть. 61 — Ничего себе! — Карл обводит взглядом ящики с бутылками виски и банками органических добавок и протеинового порошка. — Думаешь, кто-нибудь заметит, если я прихвачу пару литров? — со смешком добавляет он, поднимая вверх бутылку “Гротс рёк” 2006 года. Они начали обыск в гараже с мастерской и быстро установили, что помимо “харлея” и старенького “вольво” там есть все, что значилось в списке, присланном Сёреном Ларсеном: набор инструментов, две канистры бензина, канистра моторного масла, надувной розовый плавательный бассейн, два взрослых велосипеда и один трехколесный, рулон зеленой рабицы, восемь пустых пластиковых канистр и три банки грунтовочных белил. Точка. Теперь они перебрались в подвал Габриеля Стууба и осматривают полки, целиком занимающие одну длинную стену. Предметы здесь, пожалуй, поинтереснее, чем в гараже, но ничего из ряда вон выходящего. Карен поднимает одну из банок, читает указанный на этикетке состав: — Молочный белок, соевый лецитин, ароматизаторы… черт, понятно, что иной раз ему надо было тяпнуть виски, чтобы выдержать нагрузки. Но разве культуристы не остерегаются выпивки? — Ты имеешь в виду спортсменов, — говорит Карл, нехотя отставляя бутылку. — А большинство тех, кто качает мышцы, самые обычные парни. — Вроде тебя? Ты тоже держишь дома в подвале протеиновый порошок и виски? — Я бы не прочь. Но ведь он, если верить его жене, большую часть продавал. А Брудаль сказал, что состояние печени вполне может свидетельствовать о приеме анаболиков. Или анаболиков и выпивки. Карен кивает: — К сожалению, экспертиза будет готова только на следующей неделе. Но криминалисты не нашли в доме следов анаболиков. К тому же для нас это, пожалуй, особой роли не играет. Меня больше интересует, как Габриель облапошивал окружающих, а не как он обращался со своим телом. Давай глянем на остальной дом? Они запирают подвал и поднимаются по лестнице, правда, без особых надежд. Осмотр жилых помещений в особняке семейства Стууб, вероятно, даст столь же скудный результат, что и полученный Сёреном Ларсеном. — Три спальни на верхнем этаже, гостиная и небольшой кабинет рядом с кухней, так он сказал. Там есть письменный стол с кой-какими бумагами, хотя мы, мол, вряд ли найдем что-нибудь интересное. По правде говоря, большей частью это справки о выплате заработной платы и счета, но просмотреть все равно надо. Все верно. Особняк, может, и броский по сравнению с окружающей ноорёской застройкой, но в остальном вполне заурядный, не обнаруживающий никаких признаков нелегальной деятельности, отмечает Карен, пока они с Карлом обходят дом. Две детские спальни и одна побольше, где Габриель, судя по всему, последние два месяца ночевал один. В том помещении, которое Сёрен Ларсен назвал кабинетом, на видавшем виды письменном столе красуются швейная машинка, компьютерный монитор и принтер. Корзинки с нитками и швейными принадлежностями, лоскутья детских тканей и папки с выкройками заполняют длинную полку на противоположной стене. Кой-какие рассортированные бумаги в форме справок о выплате зарплаты у Гротов и в информационном бюро, где последние два года неполный день работала Катя, долговые расписки и квитанции о выплатах за дом и несколько справок о состоянии текущих счетов. Все аккуратно уложено в подвесные папки с четкими этикетками. Либо Габриель был аккуратнее, чем она ожидала, либо здешний порядок — дело рук Кати Стууб, думает Карен, закрывая последний ящик. Искать тайник она даже не пытается; после прокола в доме Фредрика Стууба Сёрен Ларсен заставил своих людей обшарить буквально каждый миллиметр дома на предмет скрытых пространств. К тому же компьютер Габриеля стоял на виду, посреди письменного стола рядом со швейной машинкой. “Компьютерные игры, — подытожил Ларсен. — По-видимому, в основном пиратская продукция”. “Наверно, там было и что-то еще?” “Мейл-счет, соединенный с широкополосным провайдером. Я успел только бегло глянуть, но, насколько понял, там главным образом переписка со службой опеки. Да, еще есть поисковая история в Сети, несколько игровых сайтов, спортивные страницы газет, несколько анонимных форумов сплетен, порнушка… Обычные дела, иными словами. Ты уже все получила, глянь во входящие. Развлекайся!” Сейчас Карен задвигает верхний ящик письменного стола, оборачивается к Карлу и молча вопросительно глядит на него: не заметил ли он чего интересного. — Ничего, — качает головой Карл. — Просмотрим остальное и идем отсюда, а? Гостиная выглядит так же, как в тот раз, когда они были здесь, относительно прибранная, с огромным телевизором, диванами и креслами. Она подходит к книжному шкафу. На верхней полке четыре фотографии: дети — Локе и Лава, принаряженные, стоящие рядышком на диване, видимо, запечатленные в фотостудии; молодой Габриель на мопеде; белокурая девушка-выпускница, наверно Катя; свадебное фото, где они счастливо улыбаются друг другу. Как всегда, при виде фотографий в доме жертвы преступления Карен становится не по себе. Нарядный парень на снимке, в неловко завязанном галстуке и с широкой улыбкой, мог провиниться черт знает в чем, но никак не заслуживал кончить свои дни в снегу с перерезанным горлом. По наитию она обводит взглядом полки и замечает то, что искала. Фотоальбом. Каждый снимок аккуратно вставлен в пластиковый кармашек, не иначе как и здесь тоже приложила руку Катя Стууб, разобрала фотографии, которым не нашлось места на полке. Порядок хронологический, Карен перелистывает всего две страницы, и ее подозрения подтверждаются. Фото сделано, должно быть, тридцать пять лет назад. Худенькая молодая женщина с темными кругами под глазами равнодушно смотрит в объектив, словно бы сгибаясь под тяжестью младенца в голубых ползунках, который сидит у нее на руках. Выглядит Ульрика Стууб совсем не радостно. Рядом с ней стоит Фредрик Стууб — ему лет сорок, — одной рукой обнимает дочку за плечи, а другой заслоняется от солнца. Стариком с седыми клочьями волос, которого Карен помнит по вскрытию, он станет еще не скоро. В солнечных лучах волосы на фотографии сияют огненной рыжиной. Точь-в-точь как у Одда. — Нашла что-нибудь или можно уходить? — доносится из кухни голос Карла. — Ничего. Идем отсюда. Чертыхнувшись про себя, она ставит альбом на место.