Волна холода окатила Эфа: он вдруг осознал, что в ближайшие минуты почти наверняка расстанется здесь с жизнью. И абсолютно наверняка – если его план удастся. На самом деле больше всего Эф боялся, что его могут сразить до того, как он преуспеет в своем намерении убить Элдрича Палмера. Гудвезер определил – во всяком случае, ему показалось, что он определил, – направление к выходу на парковку. Повернувшись к Барнсу, он шепнул: – Притворись, что тебе плохо. – Что? – Притворись, что тебе плохо. По-моему, для тебя это не будет слишком трудно. Ведя Барнса под руку, Эф прошел мимо бокового зала до конца помещения. Здесь около двойных дверей стоял еще один стоунхартовский агент. Рядом с ним светился знак мужского туалета. – Сюда, сэр, – сказал Эф, открывая перед Барнсом дверь. Барнс ввалился в туалет, хватаясь за живот и откашливаясь в кулак. Проходя мимо стоунхартовца, Эф демонстративно закатил глаза, – выражение лица охранника не изменилось. В туалете, кроме Гудвезера и Барнса, никого не было. Из динамиков звучал голос Палмера. Вытащив пистолет, Эф провел Барнса в самую дальнюю кабинку и усадил на крышку унитаза. – Устраивайся поудобнее, – предложил Эф. – Эфраим, – произнес Барнс, – они наверняка убьют тебя. – Знаю, – сказал Эф, после чего вырубил Барнса, наотмашь ударив его рукояткой пистолета по голове. – За этим я сюда и пришел. * * * Конгрессмен Фроун между тем продолжал: – Теперь вот еще о чем. Перед тем как все это началось, в средствах массовой информации появились сообщения, что вы и ваши приспешники атаковали мировой рынок серебра в попытке монополизировать его, скупив весь доступный товар. Честно говоря, тогда ходило много самых диких историй насчет этой вспышки деловой активности. Некоторые из них – правдивы они или нет, судить трудно – нашли свой отклик в душах граждан. Множество людей поверили в них. Вы что, действительно наживаетесь на людских страхах и суевериях? Или это было, как я надеюсь, меньшее из двух зол – обыкновенный приступ алчности? Палмер взял в руки лежавший перед ним листок бумаги, сложил его в длину, затем сложил еще раз – поперек, после чего аккуратно засунул бумажный квадратик во внутренний нагрудный карман. Он проделал все это чрезвычайно медленно, не сводя глаз с камеры, транслировавшей его изображение в Вашингтон, округ Колумбия. – Конгрессмен Фроун, – наконец сказал Палмер, – полагаю, в ваших словах сквозят те самые мелочность, низость и нравственный тромбоз, которые и завели нас в эти темные времена. Есть документы, официально подтверждающие тот факт, что в ходе каждой из последних ваших избирательных кампаний я пожертвовал вашему оппоненту максимальное количество средств, разрешенное законом, и теперь всем видно, как вы воспринимаете то, что… – Это возмутительное обвинение!.. – заорал Фроун. – Джентльмены, – сказал Палмер, – перед вами старый человек. Хрупкий, нездоровый человек, которому осталось провести на этой земле очень мало времени. Человек, страстно желающий вернуть долг нации, которая столь много дала ему в жизни. И вот наконец я обнаружил, что нахожусь в уникальном положении, потому что мне по силам это сделать. В рамках закона, разумеется, – ни в коем случае не переступая закон. Переступать закон не дозволено никому. Вот почему я решил сегодня полностью отчитаться перед вами. Пожалуйста, разрешите патриоту сыграть последний акт – акт благородства. Это все. Спасибо. В Конгрессе поднялся гвалт, председательствующий на экранах видеостены принялся стучать молотком. Посреди этого шума господин Фицуильям отодвинул кресло от стола, и Палмер поднялся на ноги. Эф стоял за дверью мужского туалета и напряженно прислушивался. Снаружи явно наметилось какое-то движение, а вот гвалт на мониторах еще не поднялся. Эфа подмывало хоть чуть-чуть приоткрыть дверь, но она распахивалась вовнутрь, и его наверняка заметили бы. Он немного пошевелил рукоятку пистолета, чтобы оружие сидело за поясом посвободнее и было наготове. За дверью прошел человек, разговаривая словно бы сам с собой, – видимо, он был на радиосвязи: – Подавайте машину. Это и был сигнал, которого ждал Эф. Он сделал глубокий вдох, потянул за дверную ручку и вышел из туалета – навстречу смерти. Двое стоунхартовцев в темных костюмах двигались по направлению к дальнему концу зала – к выходу. Эф повернул в противоположную сторону и увидел еще двоих, появившихся из-за угла: это были впередсмотрящие – авангард процессии, – они мгновенно изучили Гудвезера взглядом. Вряд ли можно было выбрать менее удачный момент. Эф сделал шаг в сторону, словно бы уступая дорогу. Он изо всех сил старался изобразить полную незаинтересованность в происходящем. Сначала Эф увидел передние колесики. Из-за угла выруливало инвалидное кресло. На складывающейся подножке покоились две до блеска начищенные туфли. Это был Элдрич Палмер. Он выглядел чрезвычайно маленьким и щуплым. Его мучнисто-белые руки лежали на впалом животе, глаза глядели строго вперед и уж точно не на Эфа. Один из впередсмотрящих резко свернул в сторону Гудвезера, перекрывая ему поле зрения и мешая разглядеть проезжающего мимо миллиардера. До Палмера было менее полутора метров. Дольше ждать нельзя. С бешено колотящимся сердцем Эф вытащил из-за пояса пистолет. Все происходило как в замедленной съемке, и все происходило одновременно. Гудвезер поднял пистолет и метнулся влево, чтобы обогнуть стоунхартовца, перекрывавшего линию огня. Его пальцы дрожали, но рука была крепка, и прицел верен. Эф навел пистолет на самую крупную цель – грудь сидевшего в кресле человека – и нажал на спусковой крючок. Однако впередсмотрящий стоунхартовец бросился наперерез, жертвуя собой с куда большим автоматизмом, чем любой секретный агент, когда-либо заслонявший своим телом президента Соединенных Штатов. Пуля ударила мужчину в грудь и с глухим звуком впилась в бронежилет под пиджаком. Гудвезер среагировал мгновенно – он успел оттолкнуть мужчину в сторону, прежде чем тот навалился на него. Гудвезер выстрелил снова, однако теперь он потерял равновесие, и серебряная пуля отрикошетила от подлокотника инвалидного кресла. Эф выстрелил еще раз, но охранники уже сомкнулись, прикрыв Палмера, – пуля ушла в стену. Особо крупный мужчина с короткой армейской стрижкой – тот самый, который катил кресло Палмера, – припустил бегом, толкнув своего благодетеля вперед с такой силой, что стоунхартовцев буквально метнуло в Эфа, словно из катапульты, и тот рухнул на пол. Падая, Гудвезер извернулся и направил пистолет в сторону выхода. Еще один выстрел. Эф метил в спинку кресла, откинув руку так, чтобы пуля обошла огромного телохранителя, но в ту же секунду чей-то башмак с силой припечатал его запястье к полу, пуля вонзилась в ковер, хватка Эфа ослабла, и пистолет выпал из ладони. Через мгновение Эф был погребен под целой грудой тел, причем эта груда нарастала, а из главного зала выбегали все новые люди. Крики, вопли, визг… Чьи-то пальцы впивались в тело Эфа, чьи-то руки тянули его конечности в разные стороны. Он умудрился немного повернуть голову – в самый раз, чтобы сквозь частокол рук и ног увидеть, как кресло выезжает сквозь двойные двери в ослепительное сияние ясного солнечного дня. От тоски и отчаяния Эф завыл. Он упустил единственный шанс. Момент истины мелькнул и исчез. Старик выжил, он цел и невредим. Теперь мир почти полностью принадлежит ему. Блэк-Форест. Мясокомбинат «Решения» Владыка стоял в полный рост в большом помещении, упрятанном глубоко в недрах под мясокомбинатом «Решения». Вокруг царила кромешная тьма. Владыка был погружен в самосозерцание, при этом он не чувствовал никакой расслабленности – наоборот, Тварь пребывала в состоянии электрического возбуждения и оставалась, как всегда, начеку. По мере того как верхний слой его обожженной солнцем плоти отшелушивался от тела-вместилища, когда-то бывшего обычным человеческим организмом, и отваливался кусками, обнажая живую красную дерму, Владыка обретал все большую склонность к медитации. Голова Твари, сидевшая на большой широкой шее, дернулась и чуть-чуть повернулась в сторону входа. Смещение было небольшим – всего на несколько градусов, – но Боливар понял, что ему оказали некоторое внимание. Боливару не было нужды докладывать то, что Владыка и без того уже знал. То, что Владыка – глазами самого Боливара – и без того видел: в здании ломбарда появились люди-охотники, явно искавшие способ наладить контакт с Сетракяном, и как вслед за этим развернулось жестокое, губительное для вампиров сражение. Позади Боливара засуетились «щупальца» – они принялись резво бегать туда-сюда на четвереньках, словно слепые крабы. Боливар по-прежнему не очень-то понимал их поведение, но кое-чему уже научился и сейчас сделал вывод: «щупальца» «увидели» нечто, сильно их обеспокоившее. Кто-то приближался к спрятанному под землей помещению. Впрочем, Владыка не выразил ни малейшей озабоченности по поводу чужака, и это свело на нет тревогу «щупалец». Для дневной охоты Патриархи стали использовать наемников, – зазвучал в голове Боливара голос Владыки. – Еще одно доказательство безрассудства, на которое их толкает отчаяние. А что там со старым профессором? Он ускользнул перед самой нашей атакой, – откликнулся Боливар. – В его доме «щупальца» обнаружили признаки того, что он все еще жив. Скрывается. Замышляет. Строит планы. С тем же отчаянием, что и Патриархи. Люди становятся опасными, только когда им нечего терять. Жужжание моторизованного инвалидного кресла и шорох узловатых шин, катящихся по земляному полу, провозгласили визит самого Элдрича Палмера. Кресло направлял его нянька-телохранитель, который к тому же держал в руках синие светящиеся палочки, озаряющие путь в темноте, непроницаемой для человеческих глаз. Едва кресло приблизилось, «щупальца» бросились врассыпную и, злобно шипя, по-крабьи вскарабкались на стены, чтобы оказаться как можно дальше от сияния, производимого химической люминесценцией. – Этих тварей все больше и больше, – с гневом прошептал Палмер. Он был не в силах скрыть отвращение при виде слепых вампирских детей; от их огромных черных незрячих глаз ему было не по себе. Миллиардер был в ярости. – Почему в этой дыре? – спросил он. Она мне нравится. В слабом мягком свечении синих палочек Палмер впервые увидел, что у Владыки отслаивается плоть. Крупные ломти усеивали землю у ног вампира, напоминая клочья волос возле парикмахерского кресла. Сырое мясо, проглядывающего сквозь растрескавшуюся оболочку Владыки, сильно растревожило Палмера, и он принялся быстро говорить, надеясь, что вампир не прочитает его мысли, подобно тому как предсказатель прозревает сокровенное в глубинах хрустального шара. – Послушайте. Я очень долго ждал. Я сделал все, о чем вы просили, но взамен ничего не получил. И вот результат – на мою жизнь совершено покушение! Я хочу вознаграждения. Немедленно! Мое терпение достигло предела. Либо вы даете мне то, что обещали, либо я больше вас не финансирую. Вы понимаете, о чем я? Это все! Конец! Голова Владыки, макушка которой буквально скребла потолок, наклонилась вперед, – кожа вампира при этом угрожающе заскрипела. Вид у монстра был донельзя пугающий, но Палмер не собирался отступать. – Моя преждевременная смерть, если таковая наступит, поставит весь ваш план под большой вопрос. Вы уже не сможете управлять моей волей, и заявить свои права на мои ресурсы у вас тоже не получится. За спиной Палмера в дымке синего света возник Айххорст, порочный до мозга костей нацистский комендант лагеря смерти, призванный Владыкой в эту подземную камеру. Ты бы попридержал свой человечий язык в присутствии Der Meister.