— По пинте каждые пять дней. — Слушайте, я не хотела обидеть вас лично, просто… — Понимаете, я хочу помочь вам, — сказала Салли. — Вы достаточно молоды. У вас есть возможности. Вы еще можете зачать, родить ребенка. Зажить собственной жизнью в лагере. Некоторым повезло гораздо меньше. Нора вдруг взглянула на ситуацию глазами Салли. Она понимала, что потеря крови и плохое питание ослабили Салли и всех остальных, лишили их воли к сопротивлению. Она понимала пропасть отчаяния, цикл безнадежности, это ощущение постепенного умирания. Понимала, как перспектива деторождения может стать единственным источником надежды и гордости. — И кто-нибудь вроде вас, — говорила Салли, — кто находит все это отвратительным, может по достоинству оценить пребывание здесь, в изоляции от тех, других. Нора захотела убедиться, что правильно поняла Салли. — В изоляции? В родильном блоке нет вампиров? — Она огляделась и осознала, что так и есть. — Почему? — Не знаю. Это строгое правило. Им запрещено здесь появляться. — Правило? — Нора пыталась понять, что за этим кроется. — Так кого от кого изолируют — беременных женщин от вампиров или вампиров от беременных женщин? — Я уже вам сказала, что не знаю. Послышался звук, похожий на дверной звонок, и женщины отложили свои фрукты, чтение и поднялись с кресел. — Это что? — спросила Нора. Салли тоже немного подтянулась. — Директор лагеря. Я вам очень рекомендую вести себя наилучшим образом. Нора же, напротив, оглянулась в поисках двери, убежища, места, где можно скрыться. Но было поздно. Появилась целая толпа администрации лагеря — людей, бюрократов, облаченных в обычные деловые костюмы, а не комбинезоны. Они вошли через центральные ворота и теперь поглядывали на женщин с нескрываемой неприязнью. Норе показалось, что их приход — это своего рода инспекция, хотя и внеплановая. Следом плелись два громадных вампира с татуировками на шее и руках — напоминание о прошлой жизни, в которой они, как решила Нора, сидели в тюрьме, а теперь на этой кровавой фабрике крови стали охранниками высшего уровня. У обоих были черные зонты, с которых стекала вода, и Норе это показалось странным (вампиры обычно не обращали внимания на дождь), но потом вошел последний, и все стало ясно: судя по всему, это был директор лагеря, одетый в великолепный, без единого пятнышка ослепительно-белый костюм. Только что из стирки — такой чистой одежды Нора не видела вот уже много месяцев. Вампиры с татуировками были личной охраной коменданта лагеря. Он был стар, носил аккуратные седые усы и заостренную бородку, придававшую ему сходство с постаревшим Сатаной. Нору от вида этой персоны чуть не вырвало. Она увидела медали на белом костюме — любой адмирал позавидовал бы такому иконостасу. Нора недоуменно смотрела на него. Этот откровенный ошарашенный взгляд тут же привлек его внимание, а она не успела вовремя отвернуться. На его лице мелькнула тень узнавания, и тошнотное чувство страха распространилось по всему телу Норы, словно внезапный приступ лихорадки. Комендант замер, глаза его расширились в ответном удивлении, потом, повернувшись на каблуках, он направился к ней. Татуированные вампиры двинулись за ним. Старик приблизился к Норе, сцепив за спиной руки, удивление сменилось робкой улыбкой. Это был доктор Эверетт Барнс, прежний директор Центра по контролю и профилактике заболеваний. Босс Норы, он вот уже два года после падения правительства продолжал носить форму — знак того, что первоначально Центр был основан как учреждение в составе ВМФ США. — Доктор Мартинес, — сказал он с мягким и тягучим южным произношением. — Нора… Какой приятный сюрприз. Владыка Зак закашлялся и поперхнулся от камфарного запаха, обжегшего горло и нёбо. Когда он снова обрел способность дышать, а сердцебиение замедлилось, мальчик посмотрел на Владыку (тот стоял перед ним в облике рок-звезды Габриэля Боливара) и улыбнулся. Ночью зверье в зоопарке становилось особенно активным, инстинкты звали их на охоту за решетки. А потому ночь была полна звуков. Визжали обезьяны, рычали крупные кошки. В награду за охотничьи успехи теперь ухаживали за зверями и чистили дорожки люди. Мальчик превратился в довольно искусного стрелка, и Владыка поощрял каждое убийство новыми подарками. Зак стал интересоваться девочками. Вернее, женщинами. Владыка распорядился, чтобы привели нескольких. Не для разговоров. Зак хотел рассмотреть их. Главным образом с места, где они не могли его видеть. Не то чтобы он был чрезвычайно стыдлив или побаивался. Уж скорее он был хитроумен и не хотел, чтобы его видели. Он не хотел к ним прикасаться. Пока не хотел. Но он смотрел на них — так же, как смотрел на снежного барса в клетке. За все свои годы на земле Владыка редко испытывал что-либо похожее: возможность с таким вниманием, такой заботой ублажать тело, которое он собирался со временем занять. Сотни лет даже под патронажем сильных мира сего он скрывался, кормился и жил в тени, избегал врагов и был ограничен в своих действиях условиями перемирия с Патриархами. Но теперь мир изменился, и у Владыки появилась игрушка в образе человека. Мальчик оказался смышленым, а душа его — абсолютно податливой. Вампир был специалистом по манипуляциям. Он знал, как управлять человеком, знал его слабые места — корысть, желания, мстительность, и в настоящий момент его тело пребывало в великолепной форме. Боливар был настоящей рок-звездой, а по наследству таким же стал и Владыка. Если Владыка говорил, что Зак умен, мальчик мигом становился еще умнее: у него возникал стимул предложить наставнику самое лучшее. И точно так же, если Владыка говорил, что мальчик жесток и коварен, тот приобретал эти качества, чтобы угодить вампиру. И так в ходе вечерних бесед и общения на протяжении многих месяцев повелитель воспитывал мальчика, пестовал тьму, что уже поселилась в его сердце. И Владыка чувствовал то, чего не чувствовал уже много веков: восхищение. Неужели то же испытывал любой отец, принадлежащий к роду человеческому, и неужели отцовство — всегда столь чудовищное предприятие? Творить душу того, кого любишь, по собственному образу и подобию. Конец был близок. Решительные времена наступали. Владыка читал это по ритму Вселенной, по малым знакам и предзнаменованиям, по тембру голоса Бога. Вампир собирался переселиться в новое тело навечно и навсегда установить свою власть на земле. Да и кто сможет остановить его, тысячеглазого и тысячеротого? Владыку, который теперь повелевал армиями и рабами, который держал в страхе весь мир? Он мог одним усилием мысли немедленно проявлять свою волю через тело лейтенанта в Арабских Эмиратах или во Франции. Он прикажет — и тысячи людей уничтожат, но об этом никто не узнает, потому что пресса перестала существовать. Кто может противиться этому? Кто может преуспеть? Владыка заглядывал в глаза мальчика, в его лицо, и в них видел след своего врага. Того единственного врага, который при всей незначительности никогда не сдастся. Гудвезер. Атаки Гудвезера и членов его группы на базы Владыки практически не давали результата — так, какие-то мелочи. Но слухи об их делах доходили до ферм и фабрик, а с каждым новым актом их значение преувеличивалось. Они становились чем-то вроде символа. А Владыка знал, насколько важны символы. В ночь обнуления он решил уничтожить как можно больше зданий во всех захваченных городах. Он хотел, чтобы на земле остались пепел и расплавленный металл, чтобы карта пестрела символами его власти. Напоминаниями о его воле. Были у него и другие противники (наркоторговцы, контрабандисты, мародеры), но все эти анархические проявления никогда не пересекались с планом Владыки, а потому он почти не занимался прегрешениями преступников. Но с Гудвезером дела обстояли иначе. Он и его группа унаследовали дело Сетракяна, а потому само их существование оскорбляло Владыку. Но у него было то, что приведет Гудвезера прямо в его всемогущие руки. Владыка улыбнулся мальчику. И мальчик улыбнулся ему в ответ. Управление главного судебно-медицинского эксперта, Манхэттен После взрыва в больнице «Бельвью» Эф, прячась за брошенными машинами, направился на север по Ист-Ривер-драйв. Он быстро, насколько позволяли боль в бедре и рана на ноге, прошел по въездному пандусу в сторону выхода и двинулся к Тринадцатой улице. Он знал, что по его следу идут и, возможно, среди его преследователей есть и юные «щупальца», эти странные слепые ищейки-телепаты, передвигавшиеся на четвереньках. Эф достал прибор ночного видения и поспешил назад в Управление главного судмедэксперта, полагая, что вампиры никак не будут искать его в здании, в котором только что побывали и которое досконально прочесали. В ушах все еще стоял звон от взрывной волны. Дойдя до угла Тринадцатой и Первой, он увидел груду кирпича и бетона на дороге: часть фасада рухнула, усеяв обломками улицу. Подойдя поближе, он в зеленом свете своего прибора заметил две ноги, торчащие из-за высокого дорожного разделителя в виде бочки. Босые голые ноги. На проезжей части лицом в асфальт лежал вампир. Эф замедлил шаг, обошел бочку. Он увидел стригоя, рухнувшего на дорогу среди кирпича и бетона. Из-под головы натекла лужица крови, кишевшая червями. Вампир был жив: подкожные черви копошились под его плотью, а это означало, что кровь все еще циркулирует. Раненое существо явно пребывало без сознания, или как уж это называется применительно к немертвым. Эф нашел самый крупный обломок и занес его над головой вампира, собираясь довершить дело… но тут им овладело какое-то изуверское любопытство. Он носком ботинка перевернул тело на спину — существо осталось лежать неподвижно. Должно быть, стригой услышал грохот летящих кирпичей и посмотрел вверх, потому что его лицо превратилось в сплошное месиво. Кирпичный обломок оттягивал Эфу руку, и он отшвырнул его в сторону — тот упал на тротуар в каком-нибудь полуметре от головы стригоя. Никакой реакции. Здание Управления судмедэксперта находилось по другую сторону улицы. Эф понимал, что сильно рискует, но если кровосос и в самом деле ослеп, как казалось, то он не сможет передать Владыке изображение, а если у него к тому же поврежден мозг… то он вообще не в состоянии контактировать с повелителем, который, соответственно, не сможет установить местонахождение преследуемого. Эф действовал быстро, чтобы не успеть отговорить себя от задуманного. Он взял распростертое на асфальте существо под мышки так, чтобы не замараться белой кровью, и потащил его через улицу к пандусу, ведущему в подвал к моргу. Внутри он подтолкнул к секционному столу табуретку, чтобы легче было поднять стригоя. Наскоро связал запястья вампира резиновым шлангом, который завел под стол, зафиксировав руки, потом точно так же зафиксировал щиколотки, привязав их к ножкам стола. Эф оглядел подопытного на секционном столе. Да, он в самом деле собирался это сделать. Эф вытащил из шкафчика патологоанатомический халат во весь рост, надел латексные перчатки, клейкой лентой примотал перчатки к запястьям, а бахилы — к ботинкам, полностью защитив себя. В шкафчике над раковиной он нашел чистый пластиковый отражатель для защиты лица от брызг и надел его. Потом он подкатил к столу тележку и разложил на ней с десяток различных инструментов (исключительно режущих) из нержавеющей стали. Он посмотрел на вампира, и в этот момент тварь пришла в сознание. Она шевельнулась, повернула голову в одну, в другую сторону. Почувствовав, что связан, стригой попытался освободиться, дергая корпусом. Эф взял кусок шланга и, обвязав туловище, закрепил под столом. Потом то же самое проделал с шеей — прочно зафиксировал ее узлом снизу. Встав за головой стригоя, Эф нащупал зондом жало, не исключая, что оно все еще может функционировать, несмотря на сильные повреждения лица. Он увидел, что горло вампира напряглось, и услышал, как щелкают челюсти — стригой пытался активизировать жало, но мешали внутренние повреждения. Таким образом, лишь кровяные черви представляли для Эфа опасность, но для борьбы с ними у него была лампа. Он провел скальпелем по горлу твари, вскрыл его и, раздвинув складки, ввел внутрь резиновую трубку. Глядя, как подергивается горловой столб, Эф насторожился: стригой пытался разжать челюсть. Мясистый отросток оставался втянутым и вялым. Эф ухватил щипцами узкий кончик и потянул — жало легко подалось, выходя наружу. Мышцы у основания жала задергались. Ради собственной безопасности Эф отсек отросток маленьким серебряным ножом. Существо напряглось, словно его пронзила боль, и выпустило небольшую струйку — в нос Эфу ударил резкий запах аммиака. Вокруг рассеченного горла растеклась белая кровь, щелочная жидкость потекла в вытянутую резиновую трубку. Эф отнес извивающийся отросток к рабочему столу, положил рядом с линейкой и принялся рассматривать в свете увеличительного устройства — орган подергивался, как хвост ящерицы. Эф увидел крохотное разветвление на кончике, а потом рассек жало по длине, отслоил розоватую плоть, обнажив два широких разветвляющихся канала. Он уже знал, что, когда вампир жалит жертву, по одному каналу вместе с паразитарными червями-носителями вирусов поступает наркотизирующий агент и слюнная смесь антикоагулянтов. По другом каналу вампир получал кровь жертвы. Он не высасывал ее из человека — поступление крови обеспечивали физические процессы. Второй канал жала образовывал вакуумное соединение с сосудистой системой жертвы, и артериальная кровь поступала по нему так же легко, как вода от корней к кроне дерева. Вампир при необходимости мог ускорить капиллярное действие, работая основанием жала, как поршнем. Удивительно, что такая сложная биологическая система возникла вследствие роста, вызванного внутренними факторами. Человеческая кровь более чем на девяносто пять процентов состоит из воды. Остальное — это протеины, сахара и минералы. Но не жиры. Крохотные кровососы вроде москитов, клещей и других членистоногих прекрасно обходятся кровяной диетой. Не менее эффективные, чем преобразованные тела вампиров, они, как и большие кровопийцы, постоянно нуждаются в крови, иначе их ждет голодная смерть. А поскольку человеческая кровь главным образом состоит из воды, вампирам приходится часто выводить из себя отходы, что они делают даже в ходе трапезы. Эф оставил рассеченное жало на рабочем столе и вернулся к стригою. Белая кровь проела резиновую трубку на его шее, дергание вампира ослабло. Эф вскрыл его от грудной кости до поясницы классическим Y-образным разрезом. За обызвествленными костями грудной клетки он увидел, что внутренности мутировали в квадранты, или камеры. Он давно уже пришел к заключению, что весь пищеварительный тракт у стригоев подвергается трансформации вследствие синдрома вампиризма, но до этого момента ни разу не видел грудную полость стригоя в зрелом состоянии. Ученый в нем находил это воистину удивительным. Но для человека, пережившего завоевание планеты вампирами, зрелище было абсолютно отвратительным. Услышав шаги этажом выше, Эф приостановил работу. Тяжелые шаги обутых ног; впрочем, некоторые стригои носили обувь, поскольку хорошие ботинки или туфли держались дольше одежды. Он посмотрел на размозженное лицо стригоя, его пробитую голову, — дай Бог, чтобы он не недооценил телепатические возможности Владыки и нечаянно не нарвался на драку. Эф взял длинный меч и лампу, отошел в нишу у дверей, бывшую холодильную камеру. Отсюда открывался хороший вид на лестницу. Прятаться не имело смысла — вампиры чуяли бы биение человеческого сердца, качавшего красную кровь, которая пробуждала у них аппетит. Доктор слышал неторопливые шаги, но вдруг незваный гость пустился бегом, пинком распахнул двери. Эф увидел проблеск серебра, длинный клинок, похожий на его, и расслабился. Фет заметил Эфа у стены и прищурился, как делал обычно. На крысолове были шерстяные брюки и темно-синяя куртка, на плече висела сумка с кожаным ремнем и пряжкой. Он скинул с головы капюшон, открывая заросшее щетиной лицо, вложил меч в ножны.