– Не так близко, – предупредил профессор. – Он превращается в вампира. – Старик сунул руку в карман. – Ваше зеркало. Достаньте его. Во внутреннем кармане пиджака Эфа лежало зеркало размером восемь на десять сантиметров в серебряной рамке, одно из многих, собранных Сетракяном в его подземном арсенале. – Вы видите в нем свое отражение? Эф посмотрел в старинное зеркало: – Конечно. – А теперь, пожалуйста, посмотрите на меня. Гудвезер повернул зеркало, поймал отражение: – И вас вижу. – У вампиров нет отражений, – вставила Нора. – Не совсем так, – возразил Сетракян. – Но, пожалуйста… только осторожно, попытайтесь взглянуть на него. Из-за малых размеров зеркала Эфу пришлось еще на шаг приблизиться к койке. Он вытянул руку, держа зеркало над головой Джима. Поначалу поймать отражение не получалось. А потом… отражение выглядело так, будто рука Эфа сильно тряслась. Но фон, подушка и изголовье при этом не потеряли четкости. А вот лицо Джима превратилось в смазанное пятно. Казалось, голова вибрирует с невероятной частотой, поэтому разглядеть черты лица невозможно. Эф быстро убрал руку. – Серебряная амальгама. – Сетракян постучал пальцем по своему зеркалу. – В ней дело. В нынешних зеркалах напыление из хрома, вот они ничего и не показывают. Но зеркало с серебряной амальгамой всегда говорит правду. Гудвезер вновь посмотрелся в зеркало. Нормальное лицо. Разве что рука чуть дрожит. Он поставил зеркало под углом, нацелил на Джима и вновь вместо лица увидел смазанное пятно. Судя по отражению, голова продолжала вибрировать, хотя на самом деле недвижно лежала на подушке. Эф протянул зеркало Норе, разделившей его изумление и страх. – Так это означает… он превращается в… в такого же, как капитан Редферн. – При обычном заражении на трансформацию и переход к кормлению уходит день и ночь. Для полного преобразования требуются семь ночей. За это время болезнь поглощает тело и трансформирует его под собственные нужды. Для достижения зрелости нужны тридцать ночей. – Зрелости? – переспросила Нора. – Молитесь, чтобы мы не увидели этой стадии. – Старик указал на Джима. – Артерии на шее – кратчайший путь к нашей крови. Еще один путь – бедренная артерия. Надрез на шее Джима был таким аккуратным, невидимым. – Почему кровь? – спросил Эф. – Кислород, железо, другие питательные вещества. – Кислород? – повторила Нора. Сетракян кивнул: – Вирус изменяет тело хозяина. Часть превращения – слияние сосудистой и пищеварительной систем в одну. Как у насекомых. В их крови отсутствует комбинация кислорода и железа, которая придает красный цвет человеческой крови. Их кровь – белая. – А внутренние органы? – спросил Эф. – У Редферна они выглядели так, будто покрылись раковыми опухолями. – Все тело захватывается и трансформируется. Вирус меняет его под себя. Они больше не дышат. Вдыхают, это остаточный рефлекс, но не получают кислорода. Легкие не используются по назначению, они съеживаются и изменяются. – У Редферна при нападении изо рта выскакивал некий хорошо развитый орган с жалом на конце. Сетракян кивнул с таким видом, будто согласился с тривиальным высказыванием Эфа о погоде: – Да, он увеличивается в размерах во время кормежки. Их плоть становится чуть ли не алой, белки глаз, ногти. Жало, как вы его называете, – это новый орган, видоизмененные глотка, трахея и легкие. Вампир может выстреливать этим органом из грудной клетки на расстояние от полутора до двух метров. Если вскрыть взрослого вампира, обнаружится, что он состоит из мышечной ткани и соединяется с резервуаром, в который поступает кровь. Им необходимо регулярное поступление человеческой крови. В этом смысле они похожи на диабетиков. Не знаю, врач у нас – вы. – Я тоже так думал, – пробормотал Эф. – Теперь уверенности нет. – Мне казалось, что вампиры пьют кровь девственниц, – подала голос Нора. – Они способны к гипнозу… превращаются в летучих мышей… – Их очень уж романтизировали. Правда более… как бы это сказать? – Ужасна, – предложил Эф. – Отвратительна, – добавила Нора. – Нет, – качнул головой Сетракян. – Банальна. Вы почувствовали запах аммиака? Эф кивнул. – У них очень компактная пищеварительная система, – пояснил Сетракян. – В ней нет емкостей для хранения пищи. Непереваренная плазма и другие остатки выбрасываются, чтобы освободить место вновь поступающей пище. Зачастую выбрасываются во время кормления. Внезапно атмосфера внутри пластикового шатра, поставленного над больничной кроватью Джима, изменилась. Голос Сетракяна упал. – Стригой, – прошипел он. – Здесь. Гудвезер посмотрел на Джима. Его глаза открылись: черные зрачки, сероватые с оранжевым отливом белки, совсем как небо в сумерках. Он лежал, уставившись в потолок. Эф почувствовал укол страха. Сетракян подобрался, готовясь нанести удар. Скрюченные пальцы обхватили трость чуть ниже набалдашника в форме волчьей головы. Эфа поразили глубина и сила ненависти в глазах старика. – Профессор… – прошептал Джим, с его губ сорвался стон. Веки упали, он вновь погрузился… не в сон – в транс. Эф повернулся к старику: – Откуда он… знает вас? – Он не знает, – ответил Сетракян, не расслабляясь, по-прежнему оставаясь начеку. – Он теперь тот же трутень, часть улья. Общность из многих тел, объединенная единым разумом. Старик посмотрел на Эфа: – Эту тварь необходимо уничтожить. – Что? – вскинулся Эф. – Нет. – Он более не ваш друг, – настаивал Сетракян. – Он – ваш враг. – Даже если так, он мой пациент. – Этот человек не болен. Он перешел в состояние, где болезней более нет. Через несколько часов он переменится полностью. А кроме того, это чрезвычайно опасно – держать его здесь. Как и в случае с пилотом, вы подвергаете опасности людей, находящихся в этом здании. – А что, если… если он не получит крови? – Без пищи он начнет пожирать себя. Не получив крови в течение сорока восьми часов, червь берется за мышцы и жировые клетки, процесс этот медленный и болезненный. И так будет продолжаться, пока не останутся только вампирские системы. Эф все качал головой: – Мне необходимо составить программу лечения. Если болезнь вызвана вирусом, нужно искать лекарство. – Лекарство есть только одно, – ответил Сетракян. – Смерть. Уничтожение тела. Милосердная смерть. – Мы не ветеринары, – отрезал Эф. – Мы не можем убивать людей, которые больны слишком тяжело, чтобы выжить. – Вы убили пилота. – Там другое, – пробормотал Гудвезер. – Он напал на Нору и Джима… бросился на меня. – Ваша философия самозащиты, правильно истолкованная, полностью соответствует и сложившейся ситуации. – Тогда это философия геноцида. – А если их цель – уничтожение человечества… каков ваш ответ? Эф не хотел общих рассуждений. Он смотрел на коллегу. Друга. Сетракян понял, что ему их не переубедить. Пока. – Отведите меня к останкам пилота, – сказал он. – Возможно, вы измените свою позицию. Они спускались в подвал молча. Дверь в морг была открыта. Рядом стояли полицейские и администратор больницы.