Кстати, про «бабушкины» черты. Подозреваю, вы уже заметили, что Дахху очень любит вот это все — всплескивать руками, носить свитера и шапочки крупной вязки, сидеть в тепле и читать книжки перед сном. А еще занудничает по делу и без дела. Идеальный внук. Дело в том, что до того, как поступить на обучение к мастеру Уорлину, Дахху жил с бабушкой. У них был свой дом в северном уголке поместья Смеющихся, старый, скрипящий на ветру, немного скособоченный и вообще настолько непрезентабельный, что родовитые родственники предпочли развести вокруг него пышный яблоневый сад. Так, чтобы с улицы развалюху было не слишком-то видно. На кухне у Дахху и его бабушки, госпожи Эльши, сервант ломился от огромного количества чашек. Все они были разные и принадлежали некогда тем или иным родственникам. Причем даже если родственник умирал, переезжал или просто переставал заходить в гости, чашка оставался закрепленной за ним по некой священной традиции. В детстве Дахху постоянно играл с бабушкой в эти чашки. Не очень достойное занятие для молодого человека, конечно, но что поделаешь! Старая Эльша с удовольствием рассказывала внуку о всех ветвях и поколениях Дома Смеющихся, кто чем был знаменит, чем грешен. Когда после завершения обучения Дахху переехал в пещеру, он забрал все это фарфоровое богатство с собой. Но, чтя историю, пьет только из одной чашки — своей. Все остальные пылятся за стеклом серванта и периодически вынимаются, чтобы скрасить Дахху его нередкие часы ностальгии. Я испытываю к его чашке какое-то дружеское сочувствие. Иногда я вспоминаю, вспоминаю и никак не могу вспомнить — а случалось ли мне хоть разок видеть Дахху, но не видеть с ним чашки? Мы с Кадией даже придумали ей имя — Майор Трещинка, потому что непрекращающаяся война чашки со временем оставила на ней свои следы… Утром Майор Трещинка браво сторожит черный медовый кофе. Днем наполняется чаем или нектаром. Вечерами в ней зачастую можно увидеть вино, а в промежутках на дне весело плещется родниковая вода. Однажды мое любопытство пересилило воспитанность, и я втихомолку попробовала попить из Майора Трещинки. Мне было интересно, что случится? Вдруг меня пронзят гром и молния, или же я почувствую в себе невероятные силы? Или просто превращусь в Дахху? Но, конечно же, ничего не произошло, кроме того, что до конца вечера я чувствовала волшебное покалывание тайны пополам со стыдом. Мне кажется, Дахху об этом не догадывается, но Майор Трещинка все-таки очень сильный талисман. Наверняка в ней что-то есть. Сейчас, проводив меня на кухню, друг, конечно же, залез в сервант — надо же меня из чего-то поить. Привычным жестом обогнул стройные ряды «семейных» чашек и достал мою, личную, — темно-фиолетовую, из тонкого фарфора, с золотыми звездами по ободку. Друг заварил травяной сбор и осторожно протянул мне: — Не обожгись, — молчание. Дахху потеребил ушные мочки, а потом скрыл их под шапкой, натянув ее плотнее: — Ты просто так заглянула? — Да, — я кивнула. Очень хотелось добавить «а что, нельзя?», но я сдержалась. Дахху явно хотел примирения, как и я. Иначе бы вообще не открыл дверь. И не вел бы себя, как заботливая бабушка. О нет, продолжайся наш конфликт, все было бы иначе. Между рявкающим пассажем про то, что «теперь у него есть секреты», на котором остановился наш диалог в тот раз, и нынешней кротостью была настоящая бездна. Друг пересек ее, как канатоходец, и теперь не хочет оборачиваться назад. Во всяком случае, пока. Поэтому я тоже поддержу его и тоже сделаю вид, что все в порядке: — Как продвигаются дела с «Доронахом»? Дахху заметно оживился. Искренне, не наигранно. Сел напротив, отодвинул в сторону шахматную доску (он их коллекционирует, как минимум раз в день играет партию сам с собой) и деловито поставил локти на стол: — Шикарно. Замечательно. Пре-вос-ход-но. У меня невероятно много информации. Я улыбнулась: — Дашь почитать? — Я был бы счастлив сделать это, — признался Смеющийся и бросил осторожный взгляд в сторону письменного стола, заваленного бумагами. — Но, как и всякий молодой автор, я жажду отзывов. Если я дам тебе «Доронах», то потом буду бесконечно требовать комментариев. И тоскливо заглядывать в глаза при каждом удобном случае. А еще мне очень нужна будет похвала. И когда ты соврешь — а ты соврешь — похвалив мое сырое сочинение, я все пойму. И это разобьет мне сердце. Так что я очень, очень, очень хочу дать его тебе. Но не могу, прости. — Вау, — промолвила я, — Вот это накал. Помолчала. Повозила мизинцем по чайной ручке и, наконец, предположила: — Мы… больше не в ссоре, да? Дахху глянул на меня искоса. Уютно обхватил Майора Трещинку руками, предварительно натянув на ладони рукава, чтобы не обжечься, подул на темный травяной сбор внутри. Потом медленно-медленно покачал головой: — Нет. Ты была права. Я боялся их — тех сновиденческих людей. До дрожи. Поэтому я решил покончить с этим и обратился в Лазарет. Мне назначили процедуру, которая должна избавить меня от снов. Я с облегчением выдохнула: — Фух! Поздравляю! А я поняла, что погорячилась на ужине. Как всегда. — О да, это ты умеешь, — засмеялся Дахху. Несмотря на имя своего Дома, он мало смеялся — так что это было непривычное зрелище. Ровные, идеально белые зубы Дахху — этот педант чистит их пять раз в день — казались неприлично здоровыми на фоне усталого лица. Я спросила: — А как твоя рука? И почему ты до сих выглядишь таким…ну…? — Таким люмпеном? Работал без перерыва, чтобы успеть законспектировать как можно больше снов. Я увлечен, как никогда. — И что, рассказанные в снах вещи — они все реальны? Ты проверял? — Конечно, — Дахху смерил меня негодующим взглядом. — Я же говорил тебе — это все реально. Это не те сны, которыми нас снабжает подсознание, это сны, пришедшие извне. Я открыла рот, чтобы возразить, что второго типа снов не существует, но тотчас одернула саму себя. Мне ли не верить в невероятное? Вместо этого я пожала плечами: — Тогда удивительно, что ты все-таки согласился от них избавиться. — Просто взвесил все «за» и «против» и послушался доводов рассудка, — Дахху забрал у меня пустую чашку и отнес к раковине. Строго обернулся: — Это не означает, что я больше не пишу "Доронах". Наоборот, я пишу "Доронах" так, как никто и никогда еще не писал своих книг! Ну-ну. Фразочка про «доводы рассудка» была типично даххова, но общая перемена мыслей друга меня удивила. Он будто что-то недоговаривал. Впрочем, принятое им решение — к лучшему. Не буду его пытать о подробностях. Я предложила: — Может, позовем Кадию и отпразднуем установившийся между нами мир? — А давай. Друг достал из кармана блокнотик с ташени. Я жестом остановила его и ссадила с плеча задремавшего было Мараха. — Давай, птичка, покажи класс, — шепнула я филину. Тот встрепенулся, нахохлился и с глубочайшим сомнением воззрился на только свеженаписанную мною записку. Потом, совсем по-человечески, вздохнул и вылетел в отрытое окно с ней в клюве. — Надо же, — оценил Дахху. — Воспитала его? — Обратилась к специалисту. Где Карл, кстати? — Во дворе, что-то мастерит. — Пойду проведаю его, прогуляемся немного. Если хочешь, можешь пока заняться «Доронахом». Я же вижу, что тебе не терпится, — покривила душой я. На самом деле, не терпелось мне — увидеться с волшебным подростком. Но Дахху не почуял странности и с готовностью отправился за письменный стол. Я вышла обратно на улицу. *** Дождь кончился. Моя летяга от этого суше не стала, ну да ладно. Карл сидел в дальней части двора в окружении птичек, оленят и крустов. Не мальчик, а просто какая-то сказочная принцесса — из тех, на чье утреннее пение ежедневно слетается вся окрестная фауна… — А Дахху не видит ничего странного в том, что животные столь неравнодушны к тебе? — полюбопытствовала я, подходя. При моем появлении крусты, недовольно шипя и поскрипывая, разбежались, оленята попрятались за поваленным бревном. Смелые птицы остались на местах. Марах радостно к ним присоединился, тяжело взлетев с моего плеча. Я с облегчением покрутила шеей туда-сюда: кто бы раньше сказал, ни за что не подумала бы, что таскать филина на плече — такое физически изматывающее занятие… — Дахху не видит ничего, кроме «Доронаха», — возразил Карл. — Ну, мне он сейчас показался вполне нормальным, — я не согласилась. — Не знаешь, на какую такую процедуру в Лазарете он записался? — Он не говорил мне, — Карл поднялся с бревна, и предложил мне прогуляться прочь с участка, в глубину леса. — Я думала, может, ты прочитал его мысли, — невинно предположила я. Мальчик отрицательно покачал головой: — Я очень уважаю господина Дахху и не хочу лезть к нему в голову без крайней необходимости. — Тоже верно, — вздохнула я. — Ладно. Ты наверняка догадываешься, с какой целью я к тебе пришла. — Конечно, — серьезно кивнул Карл. — Поэтому мы и уходим подальше. Моя магия не терпит чужих глаз. Он ловко перескакивал с кочки на кочку, между которым до сих пор блестели лужи не успевшей уйти после дождя воды. Длинный серый плащ мальчика испачкался грязью по подолу, треугольный капюшок полностью скрывал лицо. Когда полы плаща подлетали при прыжках, был виден красный комбинезончик под ним. Карл смешно размахивал руками для того, чтобы удержать равновесие на скользких кочках, и я, бредя вслед за ним прямо по лужам (мокрее не стану), в который раз подумала: боги-хранители, меня учит магии ребенок с амнезией. Ну что за бред. *** Тренировка вышла короткой, так как мы были ограничены во времени, но весьма эмоциональной. Учитель из Карла был так себе, прямо скажем. Кажется, ни я, ни он не представляли себе весь объем его пугающих возможностей, но при этом подросток не умел объяснять что-либо внятно. Мы еще раз обсудили тему «ручейка и моря», я снова успешно погрузилась в некий медитативный транс, позволяющий открыться навстречу унни и почувствовать ее благорасположение, но дальше дело не шло… — Сделай сейчас точь-в-точь как я, и у тебя получится, — заверил меня Карл, в сотый раз проделывая одну и ту же штуку: он вставал очень прямо, скрестив ступни, вытягивал руки вдоль корпуса, а потом резким, мощным движением вскидывал их вверх вместе с головой.