Генерал-полковник Петров решил, что теперь, когда я найден, можно не торопиться. Поэтому отпустил меня восвояси, сказав напоследок, что ему нужно связаться и посоветоваться с Москвой. Я был не против, но прежде, чем уйти, поинтересовался о здоровье Петрова младшего, который, как оказалось, является сыном генерала. Петров старший, расстроенный моим упорством, был не многословен. Сказал, что врачи делают всё возможное и выразил надежду, что вскоре его отпрыск пойдёт на поправку. Я тоже выразил надежду и, отдав честь, развернулся было отбыть в казарму, но был остановлен. Генерал-майор просто и без затей отдал распоряжение командиру части, а тот, в свою очередь, довёл его до личного состава в моём лице, сказав: — Жить будешь пока там же, где ночевал давеча — в учебном кабинете! — А Кравцов за тобой присмотрит! — ехидно добавил Петров. Я, было, запротестовал, сказав, что в казарме меня ждут мои будущие боевые товарищи. Но этот здравый посыл остался абсолютно безответен, и вызвал лишь хмурые, неодобрительные насмешки высшего командного состава. Пререкаться смысла не имело, и Васин, отсалютовав на прощание, направился в своё новое жилище. Прибыв в расположение класса, я, первым делом, решил выкинуть, хотя бы на время, солдатский язык из обихода и, упав на скрипнувшую пружинами металлическую кровать, быстренько проанализировал текущее положение. А оно, как казалось, было вполне неплохим. Да что там говорить, оно было просто превосходным. Сейчас всё шло даже лучше, чем можно было бы предположить. Мало того, что я был найден, а не пошёл на попятную, позвонив в Москву, так ещё и сам генерал Петров примчался по мою душу. «А генерал, товарищи мои, это вам не хухры-мухры. Генерал — это всё-таки генерал! Да тем более — не просто генерал, а генерал, который мне симпатизирует и достаточно неплохо продвинул как меня, так и группу ‘БАК» с «Импульсом». А это значит, что он меня, скорее всего, в беде не бросит, и будет помогать. Так получается? Так! Тут главное, с моей стороны, палку не перегнуть. Принципиальность — это хорошо, но если совершенно не идти генералу на уступки, то очевидно, легко можно будет из симпатии вызвать антипатию. Что же касается компромисса, то на этот раз я не собирался идти на те компромиссы, которые мне были предложены в прошлом. Я собирался вложить в головы просящей стороны такую идею, которую бы они озвучили сами, считая её своей. А, как озвучат, я, естественно, поломаюсь немного и,в конечном итоге, соглашусь. И все будут счастливы. Они от того, что я выполнил, якобы их волю. А я, что они выполнили мои условия. А они — условия, у меня, в общем-то, просты. Я хочу творить. Хочу, чтобы меня не напрягали. Хочу получать честно заработанное. И хочу, чтобы в тюрьму, о которой уже несколько раз заикался Кравцов, меня не посадили. Условия простые, но в тоже время решающие. Особенно последнее, которое, по словам КГБшника, буквально висит у меня над головой. Нет, тюрьмы я не боялся. И там люди живут. Но попадать туда категорически не хотел, ибо это не только потеря свободы и здоровья, но и времени. А время, в данном случае, не только имеет весомую финансовую сторону, но и другую, возможно большую и существенную ипостась. Ведь своими действиями, постоянно меняя историю страны и мироздания я, возможно, отсрочу или вообще предотвращу гибель Страны Советов’. Хорошенько обдумав последнюю фразу, вспомнил о придуманном мной недавно методе и посмотрел на часы. Они показывали, что до обеда ещё далеко. А это значило лишь одно, можно выкинуть философию из головы и делом заняться. Встал с кровати, подошёл к стоящим у стен шкафам. Обыск полок и ящиков долгого времени не занял. И уже через пару минут, найдя искомое — стопку бумаги и цветные карандаши (что было, то и взял), я сидел за учебной партой и писал комедийный сценарий, по которому, возможно, в дальнейшем у меня получится снять фильм. А ведь, в том числе и для этого, я нужен нашему начальству. Именно желание того, чтобы я начал съёмки одного или даже нескольких новых фильмов, это и есть истинная цель уговоров-переговоров. В этом я иллюзий не испытывал. Уж слишком лакомый кусок я продемонстрировал руководству страны, чтобы они от него так просто отказались. Миллионы долларов, фактически ни за что. Десятки, сотни миллионов ежемесячно появляющиеся из ниоткуда. Разве это не магия? Разве это не счастье? А если учесть, что миллионы, в скором времени, превратятся в миллиарды кинодолларов, то с такой вот подсадки на киноиглу не так просто и слезть. Меркантильно, конечно, звучит, но, тем не менее, из песни слов не выкинешь. Деньги, именно деньги правят миром! Как не прискорбно это признать… Поэтому, очевидно, что руководству я нужен. А раз так, то к тому времени пока они созреют для прямого и недвусмысленного предложения, подготовить интересный сценарий будет совершенно нелишним. После обеда, который мне принесли два солдата прямо в класс, ко мне зашёл Кравцов. Поинтересовавшись тем, как я. А узнав, что всё в порядке, предложил прогуляться. — Не, Алексей Михайлович, не хочу. У меня сейчас послеобеденный сон. А потом собираюсь поработать, — показал я на исписанные листки. Увидел, что тот расстроился и выдвинул своё предложение: — Давай после ужина? — Давай, — согласился тот и попрощался. — Погоди. Скажи, чего там генерал решил? — Откуда я знаю? — фальшиво удивился тот. — Мне он, как ты понимаешь, не докладывает. — Ну, ты же должен быть в курсе дальнейших планов. А значит, можешь сделать вывод, и мне об этом рассказать. — Могу, — согласился Кравцов и, увидев, как я заулыбался, тут же, по своей издевательской натуре, жестоко обломал: — Но вот захочу ли? — Да ладно тебе, — махнул я рукой. — Мы ж с тобой в одной лодке. — В этом ты прав, но тут дело в том, что не спросил меня: хочу ли я плыть с тобой туда, куда ты собираешься? Я удивлённо поднял бровь. — А что не так? — Да всё, — нахмурился тот и показал рукой в окно. — Ты тут Москву и Кремль видишь? Ты думаешь, мне на старости лет хочется жить в казарме, пока ты тут будешь из себя угнетённого строить⁈ Думаешь, это верх моих желаний? — Так ты-то тут причём? — смутился я. — Езжай домой. Ждите меня там. Как я появляюсь на гражданке, вновь вернёшься к телохранительству. — Да кто меня теперь от тебя отпустит⁈ Особенно, если учесть все последние твои пропажи⁈ Его расстройство было понятно. И я решил предложить свою помощь. — Ну, хочешь, я сейчас генерала попрошу… — Уехал в Мурманск генерал. Так что уже не попросишь, — сказал тот и, поморщившись, махнул рукой. — Ладно, сиди, пиши, чего ты там пишешь. А я пошёл. Он вышел в коридор. А я крикнул в закрывшуюся дверь: — До вечера! — задумался. ‘Ну да, его, конечно, понять можно. Нафиг ему тут такое житие-бытие не нужно. Особенно на старости лет. Но ёлки-палки, что я могу сделать? Только с генералом поговорить. Больше ничего. А что ещё? Брежневу позвонить и попросить того об услуги? Мол, Кравцова верните в Москву, а за это я вам пару фильмов сниму? Бред! Кравцов военный. У него приказ. И такая просьба точно на его карьере крест поставит. Кому нужен солдат, который приказы не выполняет? Ясно, что никому не нужен. Тогда остаётся только беседа с Петровым. Вот с ним и поговорю, как вернётся. А почему бы, собственно, и нет? Объясню ситуацию. Пообещаю, что буду вести себя хорошо и что не сбегу. В конце концов, у меня с ним нормальные отношения. Так что, думаю, не откажет и вернём брата Кравцова старшего обратно в цивилизацию. Решено, как появится, так сразу и поговорю. Вот только бы узнать, куда он уехал? Может вообще в Москву улетел? Интересно, с кем он там советоваться будет? Может с самим товарищем Сусловым? Во жесть будет, если сам Михаил Андреевич сюда приедет. Нет, я-то, собственно, не против. Давно хотел лично познакомиться и переговорить с Секретарём ЦК. Но вот для местного начальства такой приезд будет холодным душем. Это ведь не просто какой-то генерал, а самый настоящий руководитель страны. Точнее сказать, один из тех, кто ведёт нашу страну к светлому будущему и тот, кто занимается идеологией. То есть, это настолько небожитель, насколько вообще бывают небожители в нашем бренном мире, — вполне логично пришло понимание того, что такое вряд ли возможно. — Нет, это я размахнулся. Петров же не Суслову подчиняется. У него другое начальство — военное. Тогда, кто ещё может подключиться к тому, чтобы меня уломать и вернуть в Москву? Генерал-полковник Порхунов? Или, быть может, вообще Министр обороны СССР товарищ Устинов? Тоже небожитель. Причём небожитель, которому, вроде бы, мои песни — те, что о войне, очень нравятся. В любом случае жесть, если это так! А может и не так. Возможно, и даже скорее всего, я просто нафантазировал лишнего, а всё намного проще. Возможно, генерал просто улетел домой, оставив Кравцова за мной присматривать. Тогда печаль полковника понятна. Ему придётся тут остаться несколько большее время, чем он и я предполагаем. Ну да ладно, об этом вечером, в разговоре при прогулке, постараюсь узнать более детально. А пока, что? Дневной сон? Нет, уже спать не хочется. Разбудил меня дядя Лёша и весь сон ушёл. Тогда что? Правильно! Тогда мы продолжаем сценарий, ржачной комедии, от которой у военных волосы встанут дыбом’. Мысль была здравая, и поэтому отбросил всю ненужную шелуху реала и сосредоточился на сценарии. За работой день пролетел не заметно. Когда настало время ужина и я, исписав огромную стопку бумаги, изрядно проголодался, на пороге возник командир части. — Товарищ Васин, к вам товарищ из министерства культуры просится, — доложил тот. — Э-э, кто? — удивился я, оторвавшись от увлекательного сюжетного хода с игрой в хоккей на роликах. Полковник Зайцев отошёл в сторону и пропустил вперёд замминистра по культуре СССР. — Ого! Ничего себе! — обалдел я, встав и направившись к бывшему, но потенциальному «тестю». — Здравствуйте, Иван Сергеевич. Какими судьбами? — Сашенька, здравствуй! — обрадовался тот и пожал руку.–Как ты? Катя про тебя спрашивала. — Катя? — я посмотрел по сторонам и, уже всё поняв, расстроился. Но на всякий случай поинтересовался: — А Вы без неё, что ль, приехали? — Да. Она с ребятами из ВИА сейчас отправилась с гастрольными концертами по стране. Завтра у них выступление в Свердловске. — Ясненько, — вздохнул я, вспоминая «котёнка», которая так сильно обиделась на меня, когда узнала про мою связь с немецкой Мартой. «Эх, а хорошо бы было бы и Катю сюда пригласить, мне, гм, в помощь. Всё вдвоём нести службу намного веселее, чем одному», — подумал я. Но, посмотрев на улыбку тестя, постарался столь сладкие мысли оставить в стороне, ибо сейчас начинался очередной раунд «Большой игры». Стало очевидно, что противоборствующая сторона вывела на игровое поле новую фигуру, которая, по их мнению, должна была, по их задумке, сломать волю к свободе Саши Васина. И в своём прогнозе я не ошибся. Не прошло и пары секунд, как товарищ Мячиков, присев на стул, приступил к вербовке. Минут через пять появился Петров, что присоединился к разговору, суть которого сводилась к одному: «Давай мы, Саша, отсюда уедем, туда приедем, а там уж видно будет». Я на это пойти не мог, а потому, внимательно всё выслушав, ответил всем четырём командирам и начальникам одним ёмким словом: — Нет! — а потом подумал и добавил: — Так что не упрашивайте. — Саша, страна ждёт от тебя результатов. Я уполномочен сказать тебе, что с нашей стороны будет всяческая поддержка, — не приняв мои доводы, заявил Мячиков и, вопросительно посмотрев на меня, произнёс: — Что не так? Тебя что-то не устраивает? — Хотелось бы более подробно узнать, что вы предлагаете мне делать? — Как что? В первую очередь, вернуться в Москву и… Дальше я слушать не стал и перебил собеседника. — Я в Москву вернуться не могу. Я на службе. — Но, Саша, здесь нет тех условий, которые есть там. Так что нам нужно ехать домой. — Домой? — Да-да, домой. Тебя ждёт Столица! Отчего-то очень захотелось на волю. Туда, где всегда можно пойти в ресторан. Туда, где нет режима и распорядка дня. Туда, где гуляют девчата. Да не просто девчата, а в платьицах и юбочках… Тогда нафига мне нужно упираться рогом и оставаться тут? Может быть, имеет смысл, быстро на всё согласиться, и уже завтра быть фактически в Раю, упиваясь беззаботной жизнью холостяка⁈ — Я её тоже очень жду, — прохрипел я и вновь вспомнил про Катю. «Да что со мной? Вроде не весна⁈ Чего мне девчонки в голову-то полезли⁈ Взрослею, что ль⁈» Попытался взять я себя в руки. Но сделать это было сложно, ведь там — на свободе, бурлила жизнь. Жизнь, в которую меня звали и манили, обещая блага, а я, как полный кретин, оказывался в неё вернуться. И неспроста. Тень возможной тюремной камеры меня вновь останавливала от такого без башенного возвращения. А потому я вновь и вновь отказывался от всех разумных предложений стараясь подвести собеседников к нужной мне идее. А они — отцы командиры, всё время заводили разговор в какую-то не ту сторону.