— Что за концы такие? — удивился я. — А вот смотри, какой существенный недочёт есть — найденная белая одежда, которая реальна и не является плодом воображения. А раз так, раз она существует, значит, тот человек был! Лысый перевёл на меня взгляд и вопросительно уставился, мол: «Ну что ты на это скажешь?» И мне таки было что ответить. — Не обязательно, — отверг фантастическую гипотезу Шерлок Холмс и, видя удивление на лицах докторов Ватсонов, стал разъяснять, как было на самом деле. — Найденные вами простыни являются ничем иным, как просто чьей-то злой шуткой, насмешкой над поехавшими головой от пьянки «дедами». Кто-то из солдат, узнав про весь этот больной бред, который рассказывают потерпевшие, решил сделать его реальным. Именно по этой причине вы и нашли наскоро сделанный скоморошный наряд. Если бы преступник существовал, то он наверняка бы после преступления одежду уничтожил. Например, сжёг бы её в печи, тем более в части их аж две штуки. А раз вы её так просто нашли, то насмешник добился своего. Теперь вы пущены по ложному следу и ищете какого-то неадекватного загадочного мстителя в белом. Но его нет и быть не может, всё проще и обыденней. «Деды» обожрались технического спирта. Поймали галлюцинации. Передрались между собой. И теперь обвиняют кого угодно, только не себя. А всё почему? А потому, что за распитие спиртных напитков, за пьяный дебош и последующую драку боятся угодить в дисбат. Вот и придумали первую попавшуюся глупость, мол, их избили ку-клукс-клановцы. Представляю, как будут смеяться в генеральной прокуратуре, когда к ним попадут материалы дела о таинственном «белом братстве», промышляющем в частях Ленинградского военного округа. Смех, да и только. А представьте, если уж и эта информация уйдёт за границу… — Технический спирт? Галлюцинации? Думаешь, это правдоподобная версия? — Уж правдоподобней, чем ваша. Ваша — это не только тупик, но и позор на седины всех, кто к этому делу прикоснётся. К тому же моя версия основана не на показаниях алкашей, а строго на фактах. Наверняка у потерпевших брали кровь на анализы. Проверьте поточнее. Уверен, окажется, что они все были пьяны. Как и то, что пили они спирт. — Но с чего ты взял, что спирт был технический? — А какой ещё можно пить спирт, чтобы до чёртиков в голове? Причём чёртиков, которые приказывают драться между собой⁈ Естественно, жрали технический. А может быть и, кроме него, что-то более галлюциногенное. Что именно, я, конечно, не знаю. Но предположить могу — тормозную жидкость. Я слышал, что от неё тоже глюки ловятся. — Э-э, тормозную жидкость? — удивлённо поднял бровь лысый. — Ну не коньяк же двадцатипятизвёздочный они там, в кустах, бухали, — возмутился я, призывая к логике. — Точно спирт и жидкость, — посмотрел на озадаченных следователей и добавил: — Согласитесь, товарищи, моя версия намного правдоподобней звучит, чем та, в которой бегающие по ночам «ку-клукс-клановцы» избивают «дедов» и дембелей. Да и для начальства версия со спиртом является рядовой бытовухой, а другая — непонятной экзотикой и ЧП, о котором нужно докладывать чуть ли не в Кремль. Так стоит ли из бытовухи делать сенсацию, которая вряд ли добавит звёзд на погонах, ибо начальство всегда боится необычного. Вы не находите? А раз находите, то предлагаю с меня все обвинения снять и отпустить на все четыре стороны. Следователи оказались неглупыми людьми, поэтому согласились с моими доводами, тем более что в крови у всех потерпевших действительно присутствовали следы спирта, а у некоторых и тормозной жидкости. И меня выгнали в коридор. * — Подожди пока за дверью, — произнёс лысый следователь, остановив очередного новобранца, и обратился к коллеге: — Ну, что скажешь? — А что тут говорить? — хмыкнул усатый. — Парень уверен в себе, что просто поразительно. Такое впечатление, что он вообще никого и ничего не боится. — Это точно. Ему восемнадцать, а он ведёт себя, как человек, проживший жизнь. Вообще никакого пиетета к взрослым. Интересно, почему? Так себя юнцы не ведут. — Мне кажется, ответ очевиден — пацана откуда призвали? Из Москвы? Наверняка, мажор какой-нибудь, которого папа решил наказать, отправив в армию. Или спрятал в армии от грозящего тюремного срока. И если ты спросишь, за что этот Кравцов мог ходить под статьёй, я тебе отвечу: за драку. — Очень может быть. Во всяком случае, то, что у него отец или кто из родственников шишка, объясняет его уверенное и даже слишком самоуверенное поведение. Однако совсем не объясняет его физические способности. Ведь в казарме именно он избил тех семерых. — Тех да. Я тоже склоняюсь к этому. Но они были пьяные. А парень, очевидно — спортсмен. Что же касается этих шестидесяти, то мне кажется, Кравцов тоже участвовал. — Что значит «тоже»? Ты хочешь сказать, что там, кроме Кравцова, кто-то был? — Очень похоже на то. Возможно, мы просто не нашли ещё комплекты, сшитые для других участников данного ЧП. Мне кажется, их было не менее трёх. По преступнику на роту. — Так это они у тебя все должны богатырской силой обладать. А что-то, кроме Кравцова, тут таких не видно. Усатый вздохнул и негромко произнёс: — Знаешь, обдумывая это дело, я прихожу к выводу, что мы ввязались в плохо пахнущую историю. Если один боец способен избить семерых, и таких бойцов несколько, то, скорее всего и даже очень вероятно, что тут проводится какой-то эксперимент. И эксперимент этот, скорее всего, секретный. — Какой эксперимент? — удивился лысый, и тут догадка пришла ему в голову: — По уничтожению дедовщины? — Точно! Вероятно, именно эта часть была выбрана для опробования новой методики. А она до гениальности проста. В часть приходит новый призыв и среди новобранцев есть пара-тройка тех, кто может легко противостоять нескольким десяткам дедов. Далее в той воинской части происходит нечто подобное, что было у нас — деды будут избиты и теряют авторитет. Ну а после этого, то же самое происходит в другой части. В третьей… В десятой… Естественно, слухи об этом распространяются по всей стране. И уже вскоре дедовщина исчезнет как явление, ведь «деды» будут бояться обижать молодняк, справедливо опасаясь, что среди них есть спортсмен, который их покалечит. — Интересная теория. Правда, больше она похожа на фантастику. У тебя же получается, что в наших лабораториях генетики выращивают сверхлюдей — некую сверхрасу «Кравцовых». Не знаю, слишком мало пока данных, чтобы делать такие грандиозные выводы. Но, нужно признать, что и без этой фантастичной гипотезы голова идёт кругом. И разгребать это нам с тобой. Как мы оба заметили, наш Кравцов явно не простой парнишка, а потому надо бы более тщательно проверить его биографию. Мало ли что мы там нарыть сможем. Вдруг пригодится? Да и понаблюдать за ним немного не помешает. Ну, а пока, давай откинем, все фантастические домыслы в сторону, и будем работать над реальной и объяснимой версией, в которой потерпевшие перепились и передрались между собой. Так и нам легче будет и начальству спокойней. Возражения есть? Нет? Вот и отлично! — удовлетворённо произнёс лысый и, увидев одобрительный кивок усатого и вызвал в кабинет следующего новобранца. * Глава 18 Нет проблем Хотите, верьте, а хотите, не верьте, через час допроса меня отпустили. Никто подписку о невыезде с меня не брал, никто электронный браслет на ногу не надевал и вообще не настаивал на том, чтобы я без чьего-либо разрешения не покидал часть. Следователи просто сказали, чтоб будут за мной пристально следить. Чтобы я вёл себя впредь нормально. И чтобы массовых избиений больше не было. С первыми постулатами я был согласен, а вот по поводу последнего решил поспорить, ибо априори он подразумевал, что избил тех бедных и несчастных потерпевших именно я. — Товарищи следователи, я, как вы прекрасно знаете, Иннокентий, и мне приблизительно лет восемнадцать. А тех, кого избили, вы сами об этом сказали, было больше пятидесяти человек. Я кто, по-вашему? Илья Муромец, чтобы одним ударом семерых? Или трёхголовый змей Горыныч, который каждой пастью по о семнадцать добрых молодцев съедает? Как я, по-вашему, всех этих граждан победил? Руками? А такое вообще возможно — чтобы один против пятидесяти, да ещё и без оружия? Вот и я думаю, что такое подозрение даже в суде рассматриваться не будет. Ибо даже формулировка его настолько фантастично звучит, что и обсуждать это будет нелепо. Те согласились с тем, что высказанные мной доводы вполне логичны, но всё же настояли, чтобы в воинской части была тишина. Аргументировали это они не только желанием, чтобы во вселенной побеждало только добро, но и тем, что в случае ЧП происходит аврал и им приходится работать. А у них семьи. Мне это живо напомнило ситуацию, происходящую в принципе с данной воинской частью, и я не стал их обнадёживать, а лишь сказал: «Там видно будет». В общем, посовещались они, позвонили куда-то, и, вероятно, в конце концов осознав, как нелепо будет выглядеть обвинение против одного призывника, что якобы перебил половину гарнизона, решили прибегнуть к новой версии, что я им, от щедрот душевных, подкинул — переложить ответственность на потерпевших, которые, по новой версии следствия, напились химии и, поймав галлюцинации, все передрались. Меня данная интерпретация устроила, я выразил надежду, что всех дебоширов из части уберут куда-нибудь подальше и, попрощавшись («Надеюсь, больше не увидимся!»), пошёл продолжать службу, пропустив в кабинет следующего по списку новобранца. Расскажет он что-то или не расскажет, для меня всё это было неважно. Мне было важно остановить беспредел, и я со своей задачей справился. В том же случае, если меня всё же решатся сделать виновным и привлечь, у меня всегда была в запасе опция «звонок другу». Конечно, данная опция была не стопроцентной панацеей, но, тем не менее, она обеспечила бы, как минимум, честность расследования. Впрочем, исходя из той формулы, что мы вывели только что со следователями, было очевидно, что никакое честное расследование совершенно никому из высоких начальников и не нужно. Оно и понятно, ведь при тщательном следствии вылезет такое количество нарушений социалистической законности и порядка несения воинской службы, что никому мало не покажется. А поэтому на честное и объективное следствие, если бы оно вдруг решило быть таковым, можно было и не надеяться, а то мало ли, куда эта верёвочка выведет. Поэтому ну её на фиг, эту честность, лучше пусть всё будет просто и понятно. Виновные найдены. В результате проведённых экспертиз в крови обнаружены алкоголь и отрава, то есть — изобличены. Обязательно признают свою вину и очень скоро понесут заслуженное наказание. А значит, на этом моменте поиск новых версий можно прекратить, и заняться детальной проработкой текущей версии о массовом отравлении, повлёкшем за собой общий психоз и приступ шизофрении. Ну чем не версия? Золото, а не версия! Тем более в воинскую часть прибыло новое командование, которое непременно само разберется, как нужно правильно наладить службу. Так что, скорее всего, будет, так как я и рассчитывал. Что же касается вновь назначенных командиров, то следователи о них только обмолвились. Но мне и этого было достаточно, чтобы понять, что мои усилия по привлечению внимания к данной проблематике услышаны и штаб округа, наконец, вспомнил, что у него почти у моря есть позабытая небольшая воинская часть. Улица меня встретила разошедшимся дождём. Ещё ночью стояла довольно неплохая погода, а уже сейчас всё небо заволокло тучами, и лило как из ведра. Но, несмотря на непогоду, на улице творилось оживление. Солдаты ходили строем. Командиры зычно раздавали приказы. А группы проверяющих офицеров с большими погонами осматривали здания одно за другим. «Может, ремонт решат сделать? Здания-то, действительно, находятся в плачевном состоянии», — отметил я, решив держаться от начальства подальше, а к кухне поближе. Все новобранцы моего взвода после допроса должны были направляться на занятия в учебный корпус, куда мне сейчас идти совершенно не хотелось. До обеда было ещё далеко. «Пусть думают, что я всё ещё на допросе», — решил, что у меня сейчас свободное время и неплохо было бы провести его с максимальной пользой — то есть поспать. Прикинув, что на улице мало того, что мокро, но и опасно, стал думать над тем, куда бы мне лучше спрятаться, чтобы не попасться никому на глаза. Праздношатающийся солдат — это грубейшее нарушение устава. Солдат никогда не должен слоняться без дела. У солдата точный распорядок дня, в котором нет места и времени ни на что иное, что не предусмотрено утверждённым распорядком дня. А в нём — в распорядке дня, праздное шатание по воинской части — категорически не предусмотрено. Любой командир это прекрасно знает, и, увидев такое нарушение воинской дисциплины, обязательно поинтересуется у солдата, почему тот не при деле. И в том случае, если ответ офицера не удовлетворит, тот обязательно исправит данную оплошность и найдёт «счастливцу» какую-нибудь работёнку. Я это знал. А видя то, что отцов-командиров по территории части шатается просто огромное количество, не сомневался, что обязательно найдётся тот, кому не понравится моё бесцельное дефилирование. А, значит, нужна была нычка, в которой никто меня не найдёт, и я там смогу забыться сном. «Но где найти такое место? Казарма явно не подойдёт — там меня сразу же раскроют и отправят на занятия. Столовая? Туда меня просто не пустят. Как не пустят и в лазарет. Да и командиры там тоже часто шастают. Тогда что, учебный корпус? Его я как раз собираюсь избежать. Прачечная — слишком шумно и тесно. Котельная — слишком грязно. Трансформаторная будка — слишком опасно. И что остаётся? — задумался, быстро прикидывая, какие ещё есть здания на территории родной воинской части. И, через мгновение, удивился тому, что есть-таки здание, которое подходит под мои нужды и офицеры туда сейчас наведываться не будут потому, что делать там в это время попросту нечего. — Ну, конечно! Как я мог забыть, — говорил я себе, выбрав направление движения, — именно что дом, и именно что культуры может и должен стать моим спасением. А как может быть иначе? Ведь культура во все времена спасала души страждущих». На всякий случай перешёл на лёгкий бег и состроил уверенно-занятую морду лица, чтобы было видно, что солдат бежит не для того, чтобы найти себе укромный уголок для сна, а с целью, и, может даже, с ответственным заданием от руководства. Двери местного ДК, к моему удивлению и радости, оказались открыты. В противном случае пришлось бы искать открытую форточку и лезть через неё, но этого, к счастью, удалось избежать и я, пройдя через тамбур, вошёл внутрь, сразу же оказавшись в зале. Привычного для таких зданий большого холла, в котором должна быть, по идее, раздевалка, почему-то не было. Небольшой тамбур и сразу зрительный зал, чем-то напоминающий кинозалы старых кинотеатров. Стройные ряды стульев, которые заканчивались в двух метрах от сцены, что возвышалась на полтора метра от деревянного пола. По краям подмостков висели огромные красные шторы. Единственная стенообразная декорация была украшена транспарантом, на котором красовалась надпись «Мир! Труд! Май!» Очевидно, что с того весеннего праздника в здании этого ДК никакие культурные мероприятия не проходили. В правом углу сцены ютилось пианино. Неподалёку от него возвышалась полутораметровая тумба, на которой был установлен бюст Ленина. В этом времени подобные бюсты имелись во всех государственных учреждениях страны, включая детские сады, школы, институты, больницы и так далее. На всех предприятиях бюсты были не только в красных уголках, но и на самых видных местах в актовых залах. Точно такая же традиция была и в воинских частях — Владимир Ильич Ленин, в этом времени, для огромного числа людей был непоколебимым и вечным ориентиром, следуя по которому, гражданин великой цивилизации шёл к светлому будущему. То, что начертанный путь оказался не таким легким, как изначально предполагалось, человеку ещё предстояло узнать, ровно как и то, что не всем по душе та дорога, что ведёт к равноправию и всеобщему счастью в стране, которая занимает одну шестую суши на земной поверхности. Но всё это будет потом, а сейчас я собирался узнать, где находится тот, кто открыл ДК. После чего обдумать, как мне избежать встречи с ним. «Впрочем, вполне возможно, что тут вообще никого нет, а дверь просто забыли закрыть?» — задумался я, прислушиваясь. Постоял с минуту и ничего так и не услышал. Это означало, что без проведения более тщательной разведки я не пойму есть тут кто-нибудь или нет. Решив для себя, что моим алиби, в том случае, если меня поймают, будет рассказ, что я заблудился («я новобранец, поэтому поверят»), стараясь не топать, направился к единственной двери, что смог обнаружить. И находилась она рядом со сценой. Открыл дверь и попал в небольшой коридор. Нащупал выключатель. Включил свет. Оказалось, что в этом коридоре, стены которого были покрашены светло-синей краской, было ещё четыре двери. Одна вела в туалет. На второй висела табличка «Музыкальная комната». На третьей «Киномеханическая». А на четвёртой: «Склад». Все двери, кроме туалета, были закрыты на замок. Вернулся в зал. Осмотрелся и понял, что никого, кроме меня в здании нет, и моя версия о том, что тут просто дверь забыли закрыть, оказалась верна. — И где мне поспать? — задал я себе вопрос, вновь обводя взором пустые ряды кресел. Сидя спать не хотелось. Да и не моглось, потому что в таком положении я банально никогда не мог уснуть. Нет, если полностью быть вымотанным, то при желании заснуть можно и стоя. Лошади же так спят — и ничего. Но я не был лошадью и предпочитал при отдыхе всё же занимать горизонтальное положение. Ломать закрытые двери, которые, очевидно вели в более уютные комнаты, я не собирался, являясь законопослушным гражданином. На полу зала спать было явным моветоном. Поэтому, видя, что вариантов других нет, решил разлечься на деревянном дощатом полу сцены в том углу за декорацией, который не просматривался от входа. И как только это сделал, тут же вспомнил что именно так, вульгарно развалившись на сцене, совсем недавно, а быть, может, уже очень давно, рожала маленького Васю моя маленькая Матильда. «Как она без меня? Как ребёнок? Сложно ли ей его воспитывать в одиночестве? — задал я себе кучу вопросов, на которые у меня не было ответов. А затем меня всего затрясло: — Ёлки-палки! Зачем я так жестоко с ней поступил⁈ Зачем⁈» От этих неожиданно нахлынувших терзаний в груди защемило. Да так, что я очень испугался, что могу отбросить концы. И хотя я находился в крепком молодом теле и сердце и другие органы у меня были в полном порядке, я всё же испугался, что, настолько сильно разнервничавшись, просто помру — не выдержит сердце.