В ту ночь, ровно в 11.05, на втором этаже Анниного дома открылись шесть окон. Один за другим мы дружно повыпрыгивали наружу. Где-то за восемь футов от земли раскрыли крылья и взлетели. Летим сквозь темную холодную ночь. На небе — ни облачка. Луна светит так ярко, что деревья внизу на земле отбрасывают длинные резкие тени. Нас ждет пещера летучих мышей. Клык обнаружил ее уже несколько недель назад примерно в двух милях от Анниного дома, там, где на горизонте мы видели гряду невысоких утесов. Песчаник легко выдувается ветром, так что пещеры в таких местах не редкость. Но эта была особенно удачной. Выглядела она так, как будто именно ее снимали во всех фильмах ужасов. Вход, густо поросший диким виноградом, даже сейчас, когда все листья уже почти облетели, был хорошо замаскирован сорняками. Мы сами едва не запутались, и пришлось осторожно пробираться сквозь ветки. С потолка свисали, как зловещие клыки, сталактиты. Где-то в глубине капала невидимая вода. От этого гулкого и размеренного звука становилось жутковато. Поэтому, и чтобы не задохнуться, стараемся держаться поближе к входу — футах в тридцати от него в воздухе повисла точно стена какой-то кислой вони. — На что хочешь поспорю, здесь никогда не ступала нога человека. — Газ сидит на краю и вертит головой во все стороны. — Чтобы сюда добраться, надо быть альпинистом. — Вот бы посмотреть, что там, в глубине? — любопытствует Надж, которой тут же с энтузиазмом вторит Игги: — Я бы слазал, поисследовал. — Хватит. Давайте сосредоточимся на деле, — начинаю я серьезным тоном. — Я думаю, что нам давно пора отсюда улетать. Мы хорошо отдохнули, поднабрались сил, поправили здоровье. Настало нам время исчезнуть. Заявление мое радостными возгласами отнюдь не было встречено. — Вот вам мои доводы: Ари знает, что мы здесь. Наверно, давно уже настроил на Аннин дом свои камеры. Это раз. Два: найденные в школе файлы и особенно туннель очень меня беспокоят. Все это весьма серьезное дополнение к отвратной и хорошо нам знакомой общей картине заведений сомнительного назначения. О возможности того, что всплывут последствия общения Ангела с Президентом, я умалчиваю. Но бросаю на Ангела суровый взгляд в надежде, что она читает мои мысли. Она радостно улыбается. — Короче, надо отсюда убираться, пока эта выстроенная кем-то «волшебная комбинация» не обрушилась нам на головы. Надж и Газзи переглядываются. Ангел прислонилась к Иггиному плечу, и он гладит ее по голове. Все молчат. — Нам пора научиться продумывать каждый шаг на один ход вперед. Мы пока только и делаем, что бегаем, спасаясь, когда на нас нападают. По принципу, пока гром не грянет… А может, настало время остаться, научиться жить на одном месте, научиться наладить жизнь? Я оскалилась — вечно Голос лезет со своими советами: Твои прописные истины, Голос, может, еще к человеческим отношениям и применимы, а это совсем другое. Это ловушка или очередной тест. Или, в лучшем случае, халявный сюрреальный боковой проезд на большой дороге нашего безумного путешествия. — Понимаешь, — неуверенно начинает Надж, глядя на Газзи. Он подбадривает ее коротким кивком, и она продолжает. — Смотри, в четверг у нас День Благодарения. В среду в школе всего полдня. А потом уже сразу праздник. — Мы никогда не были на таком праздничном обеде, — вклинивается Ангел. — Анна собирается зажарить индейку и испечь тыквенный пирог. Как известно, устоять перед моими саркастическими замечаниями невозможно. Сарказму я и даю от расстройства волю: — Да уж, конечно. Аннина стряпня — это ровно то, ради чего стоит остаться подольше. Наши младшие смущенно смотрят в пол, а я чувствую себя настоящей свиньей, испортившей всем праздник. — Пожалуйста, поймите. Я дергаюсь от малейшего шороха и психую по любому поводу. Мне физически необходимо подняться в небо и заорать там во все горло. Просто, чтобы снять напряжение. — Мы понимаем, — говорит Надж извиняющимся голосом. — Просто Анна обещала нам сладкую картошку с изюмом и маленькими зефирами сверху. Ну, тогда конечно. Надо было раньше сказать. На что же еще можно променять свободу, если не на сладкую картошку с изюмом. Примерно такую тираду я с неимоверным трудом сдерживаю в себе, чуть ли не до крови прикусив губу. Только бы удержаться и не обрушить ее на мою стаю. Но вместо этого я скроила старательную улыбку и отвернулась от них, будто бы изучая ночное небо или путаницу виноградной лозы. Наконец, овладев собой, снова обвожу стаю глазами. — Так и быть. Останемся до Дня Благодарения. — Лица ребят прояснились, а я почувствовала, как на сердце мне лег тяжеленный камень. — Ho придется вам гарантировать мне, что у Анны не сгорят эти ваши сладкие картошки. 79 — Та штуковина уже выскочила? — через мое плечо Анна с беспокойством пытается заглянуть в духовку. — Нет, пока не выскочила. Но, по-моему, все в порядке. — Я сравниваю нашу индейку с румяной и поджаристой птичкой на картинке рецепта. — Смотри, наша такого же цвета. — Там написано, что когда эта штуковина выскочит, можно вынимать. — Не бойся, я помню. — Я уже по пятидесятому разу слышу ее причитания, и успокаивать ее мне уже изрядно надоело. Но ради праздника все равно стараюсь. — А что, если эта штуковина испорчена? — от беспокойства Анна не находит себе места. — Если сломана, она никогда не выскочит. Тогда индейка подгорит! Моя первая в жизни индейка! Это же наш первый День Благодарения, когда мы все вместе. А вдруг она пересохнет и никто ее есть не станет? — Ну, значит, это будет символом нашей совместной жизни, — мрачным голосом я говорю ровно то, что думаю. Но не обижать же ее. Чтоб подсластить пилюлю, я корчу рожу — мол, как тебе моя шутка? И уж совсем миролюбивым тоном добавляю: — Не волнуйся. Лучше пойди помоги Зефиру накрыть на стол. Он, по-моему, совсем в столовом серебре запутался. Анна снова смотрит на меня, потом опять на духовку и послушно идет в столовую. А я тем временем спрашиваю Надж, не подошла ли уже начинка. — Вот-вот будет готова. — Она взбивает начинку в кастрюле большой деревянной вилкой. Перечитывает рецепт и выносит приговор: — Теперь готова! — Выглядит хорошо. Отложи ее пока в сторону. На кухонном столе уже выстроилось добрых полдюжины кастрюль, ждущих своей очереди. Интересно, может кто-нибудь все эти бесчисленные компоненты синхронно готовить? — Клюквенный соус можно подавать на стол. — Игги трясет консервной банкой, пока ее содержимое не падает с мокрым всхлюпом в соусницу. — Я бы сам лучше из живых ягод приготовил. — Кто же сомневается, — я понижаю голос, — ты здесь вообще единственный, кто умеет готовить. Но в данный момент мы следуем ее программе. — Хочу от индейки ножку, — вертится у меня под ногами Тотал. — Брысь! За ножками очередь. С минуту наблюдаю за Клыком. Он замечает мой взгляд и всем своим видом показывает, что мои комментарии не встретят его решительного отпора. Но я все равно отваживаюсь: — Ты просто художник. Он с гордостью смотрит на ровный ряд маленьких зефирин, выстроенный на пюре из сладкой картошки. — Каждый из нас несет свой крест с достоинством, — парирует он и продолжает колдовать над картошкой. Наклонившись к духовке, обнаруживаю, что маленькое устройство, определяющее готовность индейки, наконец-то выскочило из поджаристой жирной птицы наружу. — Анна, — кричу ей в столовую, — штуковина выпрыгнула. Индейка готова. — О Боже! — Анна на всех парах несется в кухню и сгребает сразу все прихватки. Но вдруг останавливается, и ее уже протянутая к духовке рука повисает в воздухе: — А что, если эта штука все-таки сломана? Может, она выскочила раньше времени и птица еще сырая? Все, что я на эту тему думаю, она без труда может прочитать на моем лице. Но вслух я только коротко бросаю: — Достань индейку из духовки. — Хорошо-хорошо. Сейчас достану. Ш-ш-ш-ш-ш! Вот тебе и взрослые! 80 Пятнадцать минут спустя мы все сидим в столовой за празднично накрытым столом. Боже, какой выпендреж: белая скатерть, крахмальные салфетки, столовое серебро и парадный сервиз — прямо картинка из журнала по домоводству. Газ, конечно, слегка подпортил антураж, вертикально зажав в кулаки нож и вилку. Но я вовремя на него сердито зыркнула, и он быстро поправился. — А что если каждый из нас скажет вслух, кому и за что он хочет сказать спасибо? — предлагает Анна. — Давайте пойдем по кругу. Ариель, начинай. — М-м-м, — мычит Ангел и вопросительно смотрит на меня. Я слегка киваю ей. Давай, моя хорошая. У тебя получится. Только не проговорись случайно про наши планы. — Я благодарна моей семье, — она показывает рукой на всех нас. — Я благодарна за то, что у меня есть собака. Я благодарна за то, что Макс обо мне заботится. — Наконец, вовремя вспомнив, что Анна тоже сидит здесь за столом, Ангел добавляет: — И я благодарна за то, как нам здесь хорошо. Мне очень нравится. Анна улыбается. — Теперь ты, Зефир. — Э-э-э… Я благодарен за всю эту еду… — мямлит Газзи. — Ну и семье. И за то, что мы здесь. — Кристал? — Я благодарна за еду и моим братьям и сестрам, — тараторит Надж. — И я благодарна, что у меня большие карие глаза и длинные ресницы. Я благодарна, что мы можем здесь немного пожить. За МТВ и за мягкие леденцы.