– Ядвига, – помолчав, ответила она. – Ядвига Полонская. А вы кто? – Волховские стрельцы, – Осецкий гордо похлопал по притороченной к седлу пищали. – Новейшее оружие. Это тебе не стрелы какие-то, это любой доспех пробивает. – Если подойти близко, – сказала Ядвига, усмехнувшись. – Так ты разбираешься в этом? – удивлённо и недоверчиво спросил Осецкий. – Немного, – Ядвига поправила заколку в волосах. – В общем, если хотите переночевать, место есть. Харч, выпивка, корм коням. Но плата сразу. – И сколько просишь? – Рубль серебром. Осецкий присвистнул. – Да за такие деньги в Волхове бабу снять можно. Ты чего, Полонская, рябчиками угощать будешь? Сбавь давай! – Попробуешь моей настойки, стрелец, – сверкнула глазами Ядвига, – сам выложишь этот рубль. А не хотите… – Ладно, ладно, – торопливо согласился Потапов. – Договорились. Рубль так рубль. Давай, Осецкий! Он вытянул руку. Осецкий нехотя полез в карман, достал кошель и вытряхнул два серебряных полтинника. Потапов протянул монеты Ядвиге. – Коней можете привязать здесь, – она спокойно забрала деньги, кивнула на ближайшее дерево. – Сейчас принесу овса, потом займусь вами. – Вот это баба, вот это баба! – восхищённо бормотал Осецкий, не спуская глаз с Ядвиги, возвращавшейся к домику. – И ведь она тут одна, Потапов. – С чего ты взял? – нехотя спросил Потапов, рассёдлывая коней. – Да ты видел, как она себя держит, как ставит? Замужняя никогда так дела не ведёт, сразу на мужа ссылается. А эта сама всё решает. Одна, одна, сразу видно, – Осецкий хищно щурился на домик. Потапов неопределённо хмыкнул. Он понимал, куда клонит Осецкий, и ему не хотелось поддерживать этот разговор. – Непонятно только, чего она тут одна делает? – Осецкий не собирался соскакивать с темы. – Ну, это мы выясним. Баба непростая, сразу видно. Цепляет. Эй, Потапов, когда у тебя последний раз было? – Угомонись, Осецкий, – пробормотал Потапов. – Вечно у тебя одни бабы на уме. Ядвига возвращалась с торбой в руках. – Н-да-а, – протянул Осецкий, не слушая Потапова. – Непростая, точно. Легко с ней не будет. Потапов не успел ответить, Ядвига уже подходила. Со смутной досадой он смотрел, как Осецкий забирает у неё из рук торбу, любезничает, расспрашивая и рассказывая о своих подвигах. Ядвига улыбалась, поблёскивая глазами и белоснежными зубами, но о себе рассказывала мало, больше слушала. Накормив коней, прошли в домик. Плохое предчувствие не оставляло Потапова и когда Ядвига угощала их сытным ужином, поставив, как обещала, бутылку рябиновой настойки. Он пил мало, больше следил за товарищем. Ему не нравился голодный алчный блеск в глазах Осецкого. Ядвига, казалось, ничего не замечала. Она постелила им на лавках, задула свечи и ушла в боковую клеть. Осецкий скинул сапоги и растянулся на лавке, весьма убедительно захрапев уже через пару минут. Потапов полежал минут десять, борясь со сном. Но храп с соседней лавки не прекращался, и он понемногу успокоился. На всякий случай тихонько встал, подошёл к двери в клеть, осторожно надавил. Дверь не поддавалась – видимо, Ядвига заперла на засов. Окончательно успокоившись, Потапов вернулся на лавку, вытянулся, зевнул и через пару секунд заснул. Он проснулся от громкого вскрика. Рывком поднявшись и спустив ноги на пол, Потапов прислушался. Несколько секунд больше ничего не слышалось, и он почти решил, что вскрик ему померещился во сне. Видимо, накрутил себя страхами, вот и… В маленькое слюдяное окошко проникал слабый утренний свет. Потапов бросил взгляд на противоположную лавку и похолодел. Осецкого не было. Он рванул к боковой клети. Дверь не поддавалась. За стеной слышались возня и приглушённое бормотание. – Да не дёргайся, дура! – расслышал Потапов. – Ещё рубль заплачу. А не то… Он саданул в дверь плечом, навалившись всем телом, сорвал с петель и ворвался в клеть. На узкой койке лежала Ядвига в разорванной рубахе и отчаянно отбивалась от навалившегося Осецкого. Одной рукой он зажал ей рот, а другой стаскивал с себя штаны. Клеть была крохотная, койка стояла рядом с дверью. Потапов схватил Осецкого за шиворот и что есть силы швырнул о стену. – Ты чего, Федька?! – заорал Осецкий, подхватывая штаны. – Рехнулся?! – Уймись! – посоветовал Потапов. – А не то руку сломаю. Осецкий оскалился, бешено втянул воздух и ринулся на него. Потапов не удержался на ногах, они выкатились из клети в горницу. Осецкому удалось попасть ему кулаком в висок так, что на пару секунд у Потапова поплыло в глазах, а когда он пришёл в себя, Осецкий уже сидел на нём и равномерно бил кулаками по лицу. – Сука, сука, сука, сука, – с тяжёлым свистом на выдохе приговаривал он с каждым ударом. – Из-за какой-то бл… на друзей бросаться! Тебе-то что… Он осёкся, как-то странно икнув, опустил руки, посмотрел на напарника остекленевшим взглядом. Потапов едва успел выставить руки и подхватить безвольно падающего на него Осецкого. Он спихнул с себя тело товарища, приподнялся, вытирая рукавом кровь с разбитого лица. В разодранной до самого низа рубахе над Осецким стояла Ядвига с саблей в руках. С опущенного клинка медленно капала кровь, на спине Осецкого расползалось по рубашке красное пятно. Потапов забрал саблю напарника. Посмотрел на Осецкого, на Ядвигу. Что делать дальше, он не знал. – Он бы убил тебя! – Ядвига отчаянно взглянула на него, стянув на груди разорванную рубаху и пытаясь унять дрожь. – Он и меня бы убил! – Наверное, – угрюмо буркнул Потапов. – Теперь-то уж чего… Он опять невольно взглянул на Ядвигу и тут же отвернулся, постаравшись отогнать подленькую мысль, что, ну так-то… в принципе… понять Осецкого можно. – Доложить теперь надо, – хмуро сказал Потапов, вытирая саблю тряпкой со стола. – Так, мол, и так, такая напасть случилась… – Нет! – вскрикнула Ядвига. – Фёдор, ты что?! Не надо, пожалуйста! Что со мной сделают за убийство стрельца?! – Да это же защита была, – возразил Потапов, старательно отводя глаза от Ядвиги. Она опустила руки и опять стояла перед ним в распущенной рубахе. – Он напал, ты защищалась. Имела право… – В спину? Заколот в спину – кто поверит в такую защиту? – Ну… меня защищала, – неуверенно предположил Потапов. – Он на тебя напал, потом мы дрались, и ты его ткнула… – Это же убийство, Фёдор! Это уже не защита. Нас обоих посадят! Потапов промолчал. В каком-то смысле Полонская права, конечно. На самозащиту это всё мало тянет, и то, что он защищал женщину от изнасилования, – это… это… Потапов не додумал. Ядвига приблизилась к нему, схватила за руку, горячо зашептала: – Давай никому не скажем! – Она вперилась в него горящим взором, Потапов старательно опускал глаза. – Никто не видел, никто ничего не знает. Скажи, медведь в пути задрал или волки. На переправе утонул… – Да ведь следствие же будет! – Потапов пытался отодвинуться от Ядвиги; она не давала, прижимаясь к нему грудью. – Всё равно ведь приедут тело искать. – Скажи: в Коленном болоте утонул. Там никто искать не будет. Про Коленное болото Потапов слышал. Там стадо коров могло пропасть бесследно, и они и впрямь рисковали наткнуться на него по пути. – А с ним что делать? – он кивнул на тело Осецкого. Он ещё пытался держаться, чувствуя, что уже на грани, что ещё вот-вот – и Полонская добьётся своего. – Я позабочусь о нём, – жарко шептала Ядвига, обхватывая его руками и заглядывая в глаза. – Я знаю, что делать с ним. Никто его здесь не найдёт, даже следа, что был тут. – Нет, я не могу так, – Потапов сделал последнюю отчаянную попытку. – Надо доложить. Мы же не разбойники… – Ничего не надо, Федя! – Ядвига смотрела так, что его бросало в дрожь и слабели ноги. – Не надо, хороший мой, не думай об этом. Я сама позабочусь обо всём. Она медленно отстранилась от него, потянула за руку. «Что мы делаем?! – мелькнуло в голове Потапова. – Это же скотство! Это же… Это же…» – Ты ничего плохого не сделал, ты спас меня от насильника, – бормотала Ядвига, медленно спиной придвигаясь к клети, не спуская с Потапова глаз и не отпуская руку. – Зачем нам страдать из-за этого? Потапов ничего не мог сделать, в голове не осталось ни одной мысли. Он медленно шагнул на слабеющих ногах, потом ещё раз, ещё. Ядвига завела его в клеть, пихнула на койку и встала перед ним. У Потапова пересохло во рту. Черноволосая ведьма неуловимо повела плечами и скинула с себя разорванную рубаху.