— Придется тебя вырубить и постараться управиться побыстрее, — после короткой паузы рассеянно проговорил Шешель. Несколько секунд они помолчали, пока Чара пыталась придумать новый важный вопрос, чтобы не погрузиться опять в пучину мрачных мыслей, для которых добавился еще один повод. Стоило представить, что ее заколотят в маленький темный ящик, и уже сейчас начинало трясти от страха. Но ничего так и не придумалось, и Чарген решила воспользоваться другим доступным способом борьбы с тяжелыми мыслями. Погладила ладонью лежащего рядом мужчину по груди, по животу, а сводом стопы — по ноге вверх, по голени, по колену, на бедро. С удовольствием отметила, что эти ее прикосновения вызывают однозначную реакцию, и приподнялась на локте, чтобы вдохновенно, с удовольствием поцеловать чувствительную шею. Стеван запрокинул голову, охотно позволяя это. — Если ты надеешься так уговорить не сажать тебя в ящик, это не поможет, — со смешком предупредил он. — Дурак. Не напоминай мне про этот ящик, — проворчала она и подвинулась, чтобы закрыть болтуну рот поцелуем. Только она немного расслабилась и настроилась на позитивный лад! К счастью, продолжать тему Шешель не стал и вообще умолк, так что Чара поспешила развить успех, уселась верхом. Подсохшие волосы тут же полезли в лицо, она выпрямилась, отфыркиваясь, отбросила их за спину. В первый момент — просто потому, что они действительно мешали, но потом поймала жадный взгляд любовника и прогнулась уже намеренно, красуясь, тряхнула головой. Предложение Стеван принял, его ладони неспешно огладили ее талию, приласкали грудь. Потом одна опять вернулась на талию, потянула, заставляя наклониться. Волосы снова попытались попасть в лицо, но мужчина с явным удовольствием собрал локоны в обе горсти. Чара с иронией подумала, что у господина Сыщика все же есть как минимум одна маленькая слабость: длинные женские волосы. И как здорово, что уж эта деталь ее внешности — настоящая, если не считать их цвета. Последнюю опасную мысль Чарген поспешила откинуть, а потом на некоторое время стало совсем не до тревог и страхов. Появления Душана Чайки они дождались на той же постели, но сидя и уже полностью одетыми. Чара почти с нежностью сменила жуткие тряпки на собственное платье, хотя, конечно, предпочла бы сменить это платье и белье на чистое. Стараясь отвлечься от предстоящего потрясения, Чарген изо всех сил пыталась разговорить спутника на любую тему. Тот, кажется, понял ее проблему и неожиданно решил войти в положение, во всяком случае, разговорился быстро. В основном, конечно, он и рассказывал — о дирижаблях, о Регидоне, о Зоринке, когда Чарген высказала мысль поступить туда учиться. А еще он знал бесчисленное множество следственных баек, и с его чувством юмора все это звучало очень увлекательно. Капитан вернулся один, без машины, но с двумя свертками, в одном из которых оказалась одежда для Шешеля — раздолбанные ботинки, синие штаны, синяя роба и смешная кепка. Собственную одежду Стевана Чайка убрал в свой чемодан, туда же спрятали и пистолет, все равно быстро вытащить его из-под робы невозможно. — Красавец-мужчина! — не удержалась от замечания Чарген, насмешливо разглядывая переодетого следователя. — Зря только фингал смыли. В новый наряд тот вписался удивительно органично, словно родной, словно именно в таком проводил большую часть времени. Особенно если надвинуть козырек и спрятать уж очень цепкий взгляд. Не хватало цигарки в уголке рта, и образ вышел бы завершенным, у него даже как будто осанка поменялась. А вот второй бумажный пакет произвел на Чару еще более неизгладимое впечатление. — Душан, я вас уже люблю, так и знайте! — сообщила она, с нежностью вцепившись в свежий, еще теплый слоеный рогалик. Пилот рассмеялся, но с некоторым опасением покосился на Шешеля. Чарген, заметив это, едва не захихикала. Ревности, что ли, ждал? Наивный. А потом погрустнела, когда поняла, что была бы не против, если бы… — Хочешь? — щедро предложила она все-таки своему товарищу по несчастью, который тоже ел какие-то пирожки, но совсем не такие аппетитные. — Я, конечно, тронут, но я сладкую сдобу не люблю, — усмехнулся господин Сыщик. — А вы? — предложила Чара хозяину. — Ешьте, — улыбнулся он. — Я не голоден, а вам полезно сладкое, после всего пережитого. Оставшийся до погрузки час прошел в той неповторимой атмосфере, когда одной проблемой оказываются связаны люди, у которых нет больше ничего общего и которые скоро навсегда расстанутся. И обсуждать ее вроде бы глупо, все пять раз оговорено, и о чем-то светски болтать совсем не тянет. Капитан явно предпочел бы пофлиртовать с хорошенькой Цзетаной или почитать одну из книг, которые лежали в чемодане, но при Шешеле ему неловко было делать первое, а при девушке — второе. Чара тоже с удовольствием поговорила бы с кем-то из мужчин, но светский разговор ни о чем не клеился, только усугубляя чувство неловкости, а для чего-то большего мысли ее слишком занимал все тот же Шешель. Который, в свою очередь, при появлении постороннего напрочь растерял всю свою говорливость и с невозмутимостью изваяния сидел на стуле, рассеянно оглядываясь и о чем-то размышляя. Его ожидание явно не тяготило, вот уж точно — настоящий снайпер. Появление возле дома автомобиля с облегчением восприняла даже Чара, которой совсем не хотелось прятаться в коробку. Хотя там-то тоже предстояло ждать, причем в гораздо менее удобных условиях. Трясти Чарген, независимо от раскачивающегося кузова фургона, начало ровно в тот момент, как она села в стружку, насыпанную в продолговатый ящик, жутковато похожий на гроб, разве что пошире. Таких в кузове стояло несколько, а из людей компанию Чаре составляли только Шешель и Чайка. — Не волнуйся, дырок полно во всех стенках, — успокоил ее следователь, аккуратно пытаясь отцепить побелевшие от напряжения пальцы будущего ценного груза от бортика ящика. — А можно мне твою зажигалку? Ну или какой-нибудь еще источник света… — Хочешь сгореть заживо? — мрачно спросил следователь. — Цвета, я тебя сейчас правда вырублю. — Вырубай, — обреченно кивнула она. — Погодите, у меня же ручка есть, — опомнился капитан. — Какая ручка? — растерялся Стеван, а Чара уставилась на Душана с отчаянной надеждой во взгляде. Про ручку она тоже не поняла, но «погодить» готова была очень долго, лишь бы ее не запихивали в ящик. — Сувенир. Там очень слабый белый светлячок, местные такими деньги проверяют. Я ее с собой вожу — ручка хорошая, но писать ею очень неудобно, самое то в дорогу, когда много не надо. Чарген приняла подношение и теперь столь же отчаянно цеплялась за свой будущий маяк, выпустив наконец бортик ящика. — Убери в рукав, так, чтобы наружу светлячок торчал, — велел Шешель. Чара не поняла зачем, но все же послушалась. — До встречи в небе. Чарген ойкнула и вздрогнула, когда следователь одной рукой перехватил ее за горло, а второй больно нажал на какую-то точку у основания шеи. Последнее, что Чарген видела, прежде чем лишиться сознания, — слабая фиолетовая вспышка магического воздействия. Чайка молчал, помогая следователю уложить бессознательную девушку, закрыть ящик и аккуратно приладить на место «волшебные» пломбы — такие, которые легко можно снять, зная секрет. Капитан понимал, что лезть в чужие дела со своими замечаниями глупо, да и тысячу раз прав Шешель: нет других вариантов. Но молчал все равно укоризненно, потому что насмерть перепуганную девушку было искренне жаль, и стоило хотя бы сказать ей что-то ободряющее перед тем, как вот так… — Не скрипи на меня так зубами, эта дамочка крепче, чем кажется, — проворчал Стеван наконец. — Я не знаю, что там с ее крепостью, но напугана она была всерьез. У нее же явно фобия. Она и умереть в этом ящике может с перепугу… — Значит, нам надо как можно быстрее погрузить все это и выгнать проверяющих, чтобы достать ее на свет, — пожал плечами следователь. Как человек совсем непугливый по жизни и напрочь лишенный каких-либо фобий, он был совершенно уверен, что проблема преувеличена и ничего страшного с женщиной не случится. Однако с каждой минутой тревога покусывала все сильнее. То ли слова Чайки запали в голову, то ли тоскливо-обреченный взгляд Цветаны, которая до сих пор не давала повода считать себя отъявленной трусихой. И Стеван непроизвольно прислушивался, ожидая криков и стука из ящика: эффекта того фокуса, которым он отправил спутницу отдыхать, могло хватить максимум на час, который пролетел за погрузкой. Потом потянулись нервные минуты ожидания, которые, как назло, не получалось сократить: в трюме постоянно толклись посторонние. То кому-то не понравилось закрепление пары контейнеров, пришлось переделывать, то какие-то проблемы с сопроводительными бумагами на два мешка почты. Час, другой — из ящика не доносилось ни звука. Конечно, в «умереть» Шешелю совсем не верилось, но… Он волновался. За нее. Несмотря ни на что. Поэтому, когда трюмы наконец закрылись и дали разрешение на взлет, после одобряющего кивка Чайки — можно, никто не сунется, — отправился вызволять спутницу едва ли не бегом, благо сорвать крышку он мог и в одиночестве. Что все плохо, он понял, когда Цветана не откликнулась. А открыв ящик, убедился в этом. И на мгновение замер в беспомощной растерянности, не зная, что с этим делать. Свернувшись калачиком, насколько позволяли размеры ящика, она судорожно вцепилась обеими руками в ручку, не сводила с нее совершенно стеклянного взгляда и мелко-мелко тряслась всем телом. — Цвета! — окликнул он, коснулся локтя, тряхнул… Попытался. Тело было напряжено так, что пошевелить ее не получилось. На ощупь это выглядело один в один трупное окоченение, только дрожь и выдавала, что она жива. — Цвета! — позвал снова, потянул — без толку. Нужный ящик стоял на другом, тянуться было неудобно, пришлось тоже залезать в него, благо места оставалось предостаточно. Опять потянул за плечо, поднял — ровно в том же положении, в котором она находилась до этого. Кое-как вытащил, ругаясь сквозь зубы. По-хорошему стоило бы отнести ее в каюту и позвать врача, в штаге такой был, но… Он никак не мог поверить, что все это на самом деле. Ну правда, она пару часов просидела в ящике, что могло случиться?! А вот случилось. Стеван опустился прямо на пол, привалившись спиной к какому-то тюку, угнездил Чару у себя на коленях, отгоняя неприятное ощущение, что держит в руках деревянную болванку. — Да чтоб тебя… Цвета! Или как там тебя на самом деле? Биляна? Посереть!.. Не помогли оклики, тряска и пара легких пощечин. В раздражении он вывернул из ее рук светлячка с ручкой, который злил тем, что прицельно светил в глаз, и вот это неожиданно возымело действие. Она закричала, забилась, из глаз хлынули слезы. Шешель испытал облегчение — это состояние было гораздо более знакомым и не настолько впечатляло. Сжал крепче на несколько секунд, пережидая крики и не позволяя удариться или ударить его. А потом силы разом оставили молодую вдову, она обмякла и разрыдалась тихо, безутешно, цепляясь за робу на его груди. — Все в порядке, — тихо заверил он. Провел рукой по волосам, собранным в мягкую косу, выбрал несколько запутавшихся завитков стружки. — Все позади, мы в безопасности. Ты молодец, ты справилась, летим домой. Они долго так просидели. Чара рыдала, Стеван обнимал ее, гладил по голове и спине, говорил что-то рассеянно-приободряющее. И даже если бы он задался таким вопросом, то, наверное, и самому себе не смог бы ответить почему. Почему возится сейчас с этой сомнительной девицей, вместо того чтобы хорошенько встряхнуть и оттащить к врачу, что обязательно сделал бы в такой ситуации раньше. Почему несет всю эту утешительную чушь. Почему, наконец, чувствует себя виноватым в ее состоянии, хотя никак не мог на него повлиять. Ну не достанешь так просто и так быстро надежное снотворное, которое позволило бы ей спокойно проспать все эти часы, а другого выхода, кроме как с ящиками, не нашлось. Он-то нашелся чудом! — Цепляйся, — велел Шешель, когда истерика окончательно прошла и Чарген только изредка тихо всхлипывала, продолжая молча к нему жаться. — Попробую отнести тебя в каюту. — Попробуешь? — тихо и сипло спросила Чара. — Ну а вдруг не донесу? Ты, знаешь ли, тяжелая, а я уже за сегодня натаскался на год вперед. Проявлять гордость она не стала, послушно уцепилась за крепкие плечи. Да следователь явно не ждал от нее излишней стойкости, просто дурачился, потому что какой бы тяжелой она ни была, а поднялся с этой ношей он прямо так, с пола. С капитаном в сопровождении какого-то немолодого мужчины в гражданском они столкнулись буквально на выходе из трюма. — Цветана? Как вы? — с искренним сочувствием спросил Чайка. — Терпимо, — нехотя заверила Чарген, у которой не было никаких сил разговаривать и тем более улыбаться посторонним. — Это доктор Меккель, — представил тем временем капитан, придерживая Шешелю дверь. — Я попросил его осмотреть вас. — Нет нужды, я… — поспешила заверить Чара. — Доктор очень кстати, — одновременно с ней одобрил следователь, встряхнув свою ношу, которая от такого резкого движения ойкнула и едва не прикусила язык. Намек оказался более чем прозрачным, больше она спорить не стала, только вцепилась крепче. — Пойдемте. Каюту им, к радости Чарген, выделили одну на двоих — единственную свободную. Пассажирских мест на дирижабле имелось немного, рейс был больше грузовым, те, что имелись, выкупались заранее, а эту придерживали «для своих». Капитан благородно предлагал уступить свою, но его заверили, что они прекрасно разместятся вдвоем. Осмотра доктора Чарген опасалась по вполне объективной причине: вдруг он окажется слишком внимательным и обратит внимание на магическое воздействие, которому подверглось тело? Шанс невелик, такие вещи надо специально искать, но мало ли! К счастью, ничего этакого доктор не нашел, заверил, что стресс сильно на ней не сказался, выдал какие-то успокаивающие капли и прописал здоровый сон. Последней рекомендации Чарген последовала особенно охотно: пережитое в ящике оставило ее совершенно опустошенной и обессиленной. Даже мысли о господине Сыщике сейчас не тревожили. Кое-как раздевшись, Чара забралась в постель и отключилась еще до возвращения следователя, вежливо покинувшего каюту, чтобы не мешать осмотру.