— Дело не в этом. Я просто не верю, что разговор о проблеме всегда лучший способ с нею справиться. — Английский характер, и все такое? Я просто посмотрел на нее. На виске начала пульсировать жилка. — Напавшую на вас женщину так и не поймали, верно? — продолжила через некоторое время Джейкобсен. — Нет. — Это вас тревожит? Что она может снова попытаться? — Стараюсь не страдать от этого бессонницей. — Но ведь страдаете, верно? Я поймал себя на том, что сижу, крепко сжав под столом руки. Когда я их разжал, они оказались влажными. — К чему все это? — Просто интересно. Мы уставились друг на друга. Но по какой-то причине я вдруг успокоился, словно перешагнул невидимый порог. — Вы пытаетесь меня спровоцировать? Ее ресницы дрогнули. — Я просто… — Это Гарднер вам приказал? Сам не знаю, откуда выпрыгнул этот вопрос, но когда она отвела глаза, я понял, что угадал. Отвела всего на секунду, но мне этого хватило. — Ради Бога, зачем? Вы что, меня прокачиваете? — Конечно, нет, — возразила она, но как-то неубедительно. Теперь настал ее черед избегать моего взгляда. — Дэн Гарднер просто просил оценить ваше душевное состояние, вот и все. — Мое душевное состояние? — саркастически хохотнул я. — Меня пырнули ножом, я расстался со своей девушкой, один из моих старых друзей лежит в больнице, а все вокруг, похоже, считают меня некомпетентным. Мое душевное состояние в полном порядке, спасибо. Щеки Джейкобсен вспыхнули. — Прошу прощения, если я вас задела. — Вы меня не задели, просто… — Я и сам не знал, что чувствую. — И вообще, где Гарднер? Почему его тут нет? — Он в данный момент занят в другом месте. Я не знал, что разозлило меня больше: то, что он решил проверить мое душевное состояние, или что не счел это достаточно важным, чтобы сделать самому. — И вообще, к чему сейчас это все? Работа уже практически завершена. Краска медленно уходила со щек Джейкобсен. Она задумчиво уставилась на свой кофе, рассеянно водя пальцем по краю чашки. — В «Стиплхилл» кое-что произошло, — проговорила она. Я ждал продолжения. Серые глаза встретились с моими. — Йорк пропал. 16 Дом Йорка со всеми освещенными окнами и в окружении кучи машин БРТ выглядел совершенно сюрреалистично, как в кино. Дом находился на территории «Стиплхилл», довольно далеко от самого кладбища, отгороженного стеной ельника. Как и здание похоронной конторы, он был низким. Прямоугольный блок из стекла и бетона, неудачная попытка перенести на южную почву калифорнийский модернизм 1950-х. Когда-то он, наверное, поражал, но теперь, в окружении темных башен елей, выглядел заброшенным и унылым. К передней двери вела выложенная треснувшими плитками дорожка, заросшая травой. Окружавшая дом лента полицейского кордона придавала ему причудливо-веселый вид; впрочем, это впечатление быстро пропало при виде обыскивающих дом криминалистов, похожих в своих белых комбинезонах на привидения. Сбоку от дома через заросшую лужайку шла подъездная дорожка к гаражу. Дверь гаража была поднята, виднелся кусок заляпанного маслом пола, но никакой машины там не наблюдалось. Машина исчезла вместе с хозяином. Джейкобсен по пути сюда ввела меня в курс дела. — Мы не рассматривали Йорка как вероятного подозреваемого в убийстве, иначе взяли бы его под стражу раньше. — Она чуть ли не оправдывалась, словно лично была виновата. — Он подходит в определенной степени под стандартный профиль серийного убийцы — подходящий возраст, холостяк, одиночка; к тому же это его неприкрытое самодовольство — типичный признак нарциссизма. Но у него нет криминального прошлого, даже никаких приводов в подростковом возрасте. Никаких скелетов в его шкафу мы тоже не обнаружили. Так что, кроме косвенных улик, ничто не связывает его с этими убийствами. — Эти косвенные улики кажутся мне довольно вескими, — сказал я. В машине было слишком темно, чтобы увидеть, покраснела ли она, но я был совершенно уверен, что так оно и есть. — Если только принять как данность, что он сознательно поставил себя под удар, обратив наше внимание на похоронную контору. Конечно, всякое бывает, но его рассказ о временном работнике вроде бы подтверждался. Мы нашли еще одного бывшего работника, заявившего, что помнит Дуайта Чамберса. Все указывало на то, что Дуайт Чамберс вполне может быть обоснованным подозреваемым. — Тогда зачем арестовывать Йорка? — Потому что задержание по обвинению в угрозе общественному здоровью дало бы нам больше времени для его допроса. — Джейкобсен явно испытывала неловкость. — А еще сочли, что есть некоторые… преимущества в том, чтобы предпринять более активные действия. Ну да, лучше арестовать хоть кого-то, чем вовсе никого. Политика и пиар одинаковы во всем мире. Только вот Йорк не стал дожидаться ареста. Когда агенты БРТ приехали за ним сегодня днем, то не обнаружили никаких следов Йорка ни на территории кладбища, ни в доме. Машины его тоже не наблюдалось, а когда агенты БРТ вломились к нему в дом, то увидели признаки поспешных сборов. А еще они обнаружили человеческие останки. — Мы бы их нашли раньше, если бы не путаница с бумагами, — призналась Джейкобсен. Изначальный ордер был выдан только на похоронную контору и территорию кладбища, а не на частную резиденцию Йорка. — Останки свежие? — спросил я. — Мы так не думаем. Но Дэн хочет, чтобы вы сами взглянули. Это заявление поразило меня больше, чем новость об исчезновении Йорка. Судя по всему, Пол был недоступен. У Сэм выдалась тяжелая ночь. Они даже подумали, что начались роды, и хотя тревога оказалась ложной, Пол не собирался пока оставлять ее одну. Поэтому он сказал Гарднеру, чтобы тот попросил меня. Когда я ему позвонил, Пол говорил устало и казался измотанным. Не то чтобы я не поверил Джейкобсен, но все же предпочел сперва переговорить с ним. — Я сказал Гарднеру, что займусь этим завтра в первую очередь, но если ему нужна консультация сегодня вечером, то пусть попросит тебя. Надеюсь, ты не возражаешь, — сказал Пол. Я ответил, что не возражаю, а просто удивлен, что Гарднер согласился. Пол кисло усмехнулся. — А у него выбор небогат. Он явно не забыл, что Гарднер встал на сторону Хикса против Тома. И хотя Пол был слишком хорошим профессионалом, чтобы проявлять личные чувства в ходе расследования, это вовсе не означало, что он не мог слегка закрутить гайки. Интересно, как воспринял это Гарднер? Джейкобсен в «Стиплхилл» не осталась. Высадив меня, она уехала выяснять, как продвигаются дела у экспертов с отпечатками на таксофоне. Мне указали микроавтобус, где я мог переодеться, а затем провели к дому. Гарднер стоял снаружи, разговаривая с седовласой женщиной в комбинезоне. Он был в бахилах и перчатках, и хотя покосился на меня, но разговора не прервал. Я остановился на дорожке и стал ждать. Закончив краткий инструктаж седой женщины, Гарднер наконец повернулся ко мне. Мы оба молчали. Его недовольство было буквально ощутимым, но, что бы он там ни думал, он держал свои мысли при себе. Лишь коротко дернул подбородком. — Это наверху. Дом соответствовал по дизайну стилю и периоду строительства. Спальни наверху, все остальное внизу. Некогда белые стены и потолок пожелтели от десятилетий воздействия сигаретного дыма, двери и фурнитуру тоже покрывала такая же желтоватая сальная патина. Здесь витал застарелый запах табака, смешанный с запахом старых ковров и грязного белья. Впечатление упадка и небрежения еще больше усиливала суета проходящего обыска. Эксперты обшаривали ящики и полки, выгребая оттуда для анализа барахло Йорка. Пока мы поднимались наверх, я ощущал на себе их взгляды. Они смотрели с эдаким предвкушением, знакомым мне по другим местам преступления, когда делают какую-то важную находку. Но присутствовало и чистое любопытство. Судя по всему, слух о моем возвращении уже прошел. Гарднер повел меня по лестнице, по пыльным ступенькам. Планировка верхнего этажа была свободной, кухня, обеденная и жилая зоны были объединены. Некоторые части обстановки казались подлинными: полки и шкафы для посуды с матовым стеклом вышли прямо из рекламы американской мечты об уютном доме образца 1950-х. Но мебель была явно куплена по случаю, причем покупали ее и в шестидесятые, и в семидесятые, и в последующие десятилетия. В кухне громко гудел здоровенный ржавый холодильник, а над обшарпанным обеденным столом со стульями висела имитация канделябра с лампами в форме свечек. В центре жилой зоны стояло слишком большое кожаное кресло, трещины на его подушках были заклеены клейкой лентой. Напротив кресла стоял большой телевизор с плоским экраном — единственная современная вещь. Тут работало еще больше криминалистов. В доме царил полный бардак, хотя трудно сказать, был ли это результат обыска или личных привычек Йорка. Повсюду валялась одежда, коробки с мусором, шкафы завалены старыми газетами. Раковину и стойку не видно под грудой грязной посуды, а раздавленные картонки от готовых блюд валялись там, где Йорк их бросил. Некоторые из проводивших обыск агентов оторвались от своих занятий, чтобы поглядеть, как Гарднер ведет меня через комнату. Я узнал внушительную фигуру Джерри, стоявшего на четвереньках на полу и рывшегося в ящиках обшарпанной тумбочки. Он приветственно поднял руку в перчатке. — Привет, док! — Агент энергично жевал жвачку, и его круглые щеки под маской ходили ходуном. — Клевое местечко, а? И вам надо взглянуть на его коллекцию фильмов.