– То, что он привез с собой, ели все. И пили. Пусть по глотку, но все пригубили вина. Яд не мог попасть в организм Арарата через рот. – А как еще? – Не знаю. Инъекция? Но ее тоже не Игорь сделал. Он своей захворавшей козе укол не смог поставить. Ждал ветеринара. – Виски, – осенило Леру. – С ним тоже все в порядке. Пока мы вас ждали, Жоржик пригубил. То есть Евгений Анатольевич Лавров. – Из стакана покойного? – Нет, конечно. В чистый плеснул. – Тогда яд мог быть в посуде. Когда проходил ужин, «Чивас» пил исключительно Арарат Аникян. – Если был отравлен исключительно Арарат Аникян, то я бы предположила, что его напичкали какой-то дрянью до того, как он оказался у меня. Вы жену не подозреваете? – Она с детьми проживала на Кипре последние две недели. Вернулась, когда узнала о смерти мужа. Кстати, завтра состоятся похороны, мы уже выдали тело. Будете присутствовать? – Нет. Потом схожу на могилку. На девятый или сороковой день. – Вы на чем сюда приехали? – На машине. – За рулем? – Нет, я не вожу. У меня всегда были шоферы. Сейчас, когда я их лишилась, пользуюсь такси. В том числе междугородним. – Тогда хорошая новость. Домой вас отвезет наш сотрудник. Он же еще раз осмотрит замок. С ним вы уже знакомы. Капитан Васильев, Дмитрий Валентинович. Лера решила, что если друг поедет с Могилевой в Дрозды, то убьет двух зайцев: и попробует что-то нарыть, и с семьей повидается. Глава 6 Кира утерла пот с лица и швырнула влажное полотенце в корзину для грязного белья. Сорок минут она занималась на кардиотренажере, устала, но нужно еще хотя бы четверть часа потягать железо. Присесть со штангой, качнуть ноги, дать нагрузку рукам. Без занятий до изнеможения Кира чувствовала себя неполноценной. Поэтому у нее дома имелось несколько тренажеров. Даже временное жилье должно быть оснащено ими. Сейчас она жила на съемной квартире и каждый день занималась. Серьезно четыре раза в неделю. Чаще не получалось, но она все равно выделяла время на спорт. Сегодня оно было. Настроение отсутствовало, и чувствовала себя Кира не лучшим образом, но если есть полтора-два часа, то лучше их потратить с пользой. Отзанимавшись, она отправилась в ванную. Ополоснулась. С тюрбаном из полотенца на голове прошла в гостиную. На себя ничего не надела. Ей нравилось ходить обнаженной. В квартире много зеркал, и в них отражается ее безупречное тело. Но невозможно бесконечно любоваться собой. Рано или поздно Кира одевалась. И тут же превращалась в заурядную женщину. Облачившись в треники и майку, она высушила волосы. Сказать, что уложила, язык бы не повернулся. Просто пригладила их при помощи расчески и сбрызнула маслом, чтобы кончики выглядели поживее. Краситься не стала. Все равно из дома выходить не собиралась. А самой себе Кира не нравилась ни при макияже, ни без него. Зазвонил телефон. Кира поднесла его к уху и сказала: – Алло. – Привет, мам. – Лаврик? – не поверила ушам Кира. – А у тебя еще есть дети? – Конечно, нет. Я просто не ожидала услышать тебя. Ты не отвечал даже на поздравительные смс. – У меня сменился номер, и они не доходили. Так себе отмазка. Ее-то телефон у сына есть, и, если бы хотел дать знать о смене своего номера, сообщил бы. – Ты где сейчас? – спросил Илларий. – В Москве. – Я тоже. Давай увидимся? – Как ты тут оказался? – С отцом прилетел. У него дела какие-то нарисовались в этом сумасшедшем городе. Так что насчет встречи? – Конечно, я с радостью… – Тогда увидимся у входа на ВДНХ. Погуляем, поболтаем. – Хорошо. Я смогу через час подъехать. – Давай через полтора. До встречи. Кира забегала по дому. Как одеться, что с собой взять? Она покупала сыну сувениры, находясь где-то в новом месте, но не вручала, потому что не видела его. Все они сохранились, но нужны ли они Лаврику? Скорее всего, нет. Это же не приставка или навороченные наушники. А, к примеру, свистулька, что привезена из Калуги. Или столетний будильник, найденный на блошином рынке Парижа. Кира поставила себя на место сына. Она была бы рада всему. Если бы мать, прилетев разводиться, привезла ей из Америки обычную Барби за десять долларов, дочка была бы счастлива. Даже с учетом того, что она давно перестала играть в куклы. Ведь главное внимание! Но это для нее. А Лаврик другой. И долгое время он демонстрировал свое равнодушие к матери. Даже пренебрежение. Но раз позвонил, что-то изменилось. Поэтому Кира собрала все презенты сыну, сложила их в объемную сумку, после принарядилась, подкрасилась и выдвинулась. У ВДНХ она оказалась чуть раньше назначенного срока. Но сын ее уже поджидал. Она давно не видела его, но узнала. Он вымахал и стал еще толще. Пожалуй, Лаврику уже можно было диагностировать ожирение второй степени. – Сынок. – Мамуля. Они произнесли такие значимые слова… теплые, ласковые… волшебные. Но волшебства не случилось. Кира видела перед собой парня, которого родила. Лаврик – женщину, что дала ему жизнь, а по его версии, скорее, выплюнула его из своей утробы. Мать и сын не любили друг друга. И ничего с этим не могли поделать. – Как твои дела? – спросила Кира. – Норм. Даже слово до конца не договорил. Но в этом нет странности. Сейчас многие так общаются: сокращениями, аббревиатурами. Кто-то вообще смайлы и эмоджи демонстрирует вместо того, чтобы ответить. – Куда пойдем? – В «макдак». – Хотели же погулять. – Сядем на террасе. Там воздух свежий. Не сейчас же ей говорить, что Лаврик жирный и ему надо следить за питанием и больше двигаться. Кира согласилась на «Макдоналдс». Но когда шла рядом с сыном, у которого бока свисали, как и щеки, а ляжки терлись друг о друга, не верила в то, что родила этого Годзиллу. Был же обычный мальчик: три с половиной кило, пятьдесят два сантиметра. А сейчас он, выйдя из моря, может разрушить Токио. – Мам, ты с кем живешь? – Одна. – Совсем? – Если не считать попугая Вовку. А что? – Даже если между ней и сыном нет любви, материнский инстинкт никто не отменял. Кира поможет своему ребенку, если он нуждается в поддержке. – Да так… – Хочешь у меня остаться? Если да, то милости прошу. – Нет, просто я интересуюсь твоей жизнью. – В моей ничего эдакого. – Она хотела обнять сына. Не затискать, как любящие мамочки, но хотя бы коснуться. И что-то ее остановило. – Твоя как? – Так же. Ничего эдакого.