– Танюшка, – заговорщицки зашептала она, – стой пока тут. Сейчас провожу Мусю и отведу тебя на эшафот к Карфагенычу. Я его боюсь! Прямо лед между лопатками течет. Зачем он нам? – Привет, Лапа, – весело ответила я и сняла туфли. Любимая девушка Димона замечательна во всех отношениях. Она весела, доброжелательна, хозяйственна до невозможности, умопомрачительно готовит, выглядит как кукла Барби, не требует от Коробкова шуб, ожерелий, поездок на Канары и всегда всем довольна. Бриллиант, а не девушка. Хотя, можно ли назвать девушкой женщину на последних месяцах беременности? В Лапе практически нет изъянов, кроме одного: она не очень четко выражает свои мысли. Однако это крохотное пятнышко на фоне яркой радуги достоинств практически незаметно. Тем более что я научилась понимать речь Лапули. Вот сейчас она сообщила, что проводит какую-то Мусю и познакомит меня с неким Карфагенычем. Осталось понять: это имя, фамилия или прозвище? – Спасибо, Лапа, – прочирикал тоненький голосок. Я скосила глаза влево и только сейчас заметила тощую девочку в сером платье, жавшуюся между вешалкой и шкафом. – Мусечка, мне совсем не жалко! – весело ответила наша Барби. – Приходи еще, я постараюсь! – Ты прелесть! – воскликнула Муся и поцеловала Лапу. – Я так рада! – умилилась та и обняла Мусю. – Здорово, что тебе не жаль, спасибки, – снова поблагодарила Муся. – Мы как одна семья, – горячо воскликнула Лапа, – присылай Аллусю и не забудь коробочку! – Таких, как ты, подруг больше ни у кого нет, а коробочка самое для меня дорогое, и все благодаря тебе, – с жаром ответила Муся и убежала. Мне оставалось лишь моргать. Но в присутствии Лапули никому не удастся осмыслить происходящее. Наша Барби схватила меня за плечо и зачастила: – Пошли на кухню. Танюсечка, ты меня любишь? – Конечно, – подтвердила я, – а что? – Я волнуюсь, – зашептала Лапа, – и все. – Сейчас тебе следует быть спокойной, – сказала я, – как там наш Зайчик? Лапуля погладила живот: – Боксом занимается, спортсменом станет! Они хорошие деньги зарабатывают. Димусенька сможет не работать, сядем на порожке ни фига не делать. – Лучше Зайчику стать госчиновником, – вздохнула я, – они больше получают, физически не устают и могут за время службы капитал скопить. Если из Зайчика выйдет депутат, тогда не только Димон, но и я на порожке ни фига делать не стану. С этими словами я вошла в нашу просторную кухню и оглядела присутствующих. За круглым столом собралась теплая компания. Анфиса и Марго, столетние тетушки Димона, четыре рыжие кошки – Лера, Гера, Клеопатра и Ариадна, – Коробок и незнакомый мужчина. – Это Таня, – торжественно произнесла Лапуля, – разреши представить тебе моего папу, Карфагеныча. Я снова оцепенела. Отец Лапули? До сих пор я считала ее круглой сиротой. Хотя почему? Лапа никогда ничего не сообщала о своей родне, а Коробок как-то обмолвился, что она совсем одна. Или я его неправильно поняла? Может, забыла? Вероятно, Лапуля говорила что-то об отце. – Танюшенька, – закричал Димон, – ты мне работу принесла, да? Ноутбук, да? Верно, да? Я попятилась: – В сумке лежит. Тем, кто не знает, поясню. Димон получает огромное удовольствие от работы. Порой он готов сутками сидеть перед экраном и давить на кнопки, но я впервые вижу, чтоб хакер впал в такой безудержный восторг, узнав, что ему предстоит заняться делом. Коробок бросился к двери, по дороге обнял меня, поцеловал в обе щеки, исчез, в ту же секунду всунул голову назад и с фальшивым сожалением произнес: – С огромным удовольствием посидел бы еще за приятной беседой, но, сами видите, пора пахать! – Ничего, ступай, – милостиво кивнул Карфагеныч. И вдруг спросил у меня: – Таня, ужинать будете? – Не откажусь, – кивнула я, – спасибо, Карфагеныч. – Звать меня Каро Финогенович, – поправил меня гость, – к знаменитым развалинам я отношения не имею. Каро – это в честь бабушки Кары Сергеевны. Батюшка покойный пожелал меня ее именем наречь, да «Кара» мальчику не подходит, вот и получилось Каро. – Похоже на восточное имя, – влезла в разговор Марго, – очень красиво звучит, музыкально. – Благодарствуйте, – кивнул мужик. – Так вы, Татьяна, желаете откушать? – Ох! – подскочила Анфиса. – Приятно было с вами, Карфагенович, познакомиться. Но я обязана присутствовать на митинге «Запретить проезд трамвая по переулку Бунина». – И чем тебе городской транспорт помешал? – мигом ринулась грудью на амбразуру Марго. Анфиса, успевшая подойти к двери, обернулась: – Только политически незрелый, равнодушный к окружающей среде человек способен проявлять ослиное безразличие к миру, в котором живет. Выхлопы трамвая загрязняют атмосферу. – Извини, он работает на электричестве, – хихикнула Марго, – в программе твоего депутата косяк. Анфиса надулась. – Нет! На мазуте! Маргоша поднялась: – Пошли к Димону, он в поисковой системе глянет! Если я права, ты громко скажешь: «Марго, извини!» – Я всегда права! – ответила Анфиса. И старушки утопали прочь. Только сейчас до меня дошло: и чрезвычайно бойкие тетушки, и Димон воспользовались первой возможностью, чтобы слинять из кухни. Похоже, общество невесть откуда появившегося родича Лапы никому не пришлось по душе. А меня отдали ему на съедение. – Изволите поужинать? – в который раз поинтересовался Каро. Мне показалось неприличным ответить: «Нет», – и ушмыгнуть, да и есть хотелось до судорог в желудке. Если весь день провести на диете, надо качественно поужинать, иначе приснятся кошмары. Сохраняя на лице улыбку, я кивнула и устроилась на стуле. Каро взял тарелку Димона с остатками еды и водрузил прямо передо мной, не забыв сказать: – Приятного аппетита! Я уставилась на кусочек картошки и куриную косточку, потом решила, что папенька Лапы юморист, из тех, что с самым серьезным видом устраивают на редкость глупые розыгрыши, взяла тарелку и понесла ее к мойке. Может, чтобы доставить гостю удовольствие, стоило рассмеяться? Но мне прикол не показался остроумным. – Татьяна, – озабоченно воскликнул Каро, – вы куда? – К мусорному ведру, – ответила я, – привыкла именно туда сбрасывать объедки. – Там отличный кусок картошки! – возмутился папенька. – Политый маслом. Кстати! Обращаю всеобщее внимание на то, что подсолнечное, заключенное в стеклянную бутылку, дороже того, которое продается в пластике, но еще лучше найти бумажную тару. И курицы осталось вполне достаточно! Понимаете, сколько денег вы потащили в помойку? Я изумилась, обернулась, Карфагеныч помахал мне рукой. – А ну вернитесь, сядьте на место, поставьте тарелку, я сделаю калькуляцию. В полном недоумении я повиновалась и уставилась на папеньку Лапы, а тот вытащил из кармана маленькие, размером с пачку сигарет, деревянные счеты, нежно погладил их и начал лихо гонять костяшки, сопровождая свои действия комментарием: – Берем килограмм картофеля. Оно понятно, клубни разные, но хорошая хозяйка возьмет средние, на здоровенные не польстится, поскольку всем известно, что в них живет жужелица. Татьяна, следите за ходом моих мыслей? Я ошарашенно кивнула, Каро Финогенович улыбнулся. – Хорошо. В одном килограмме примерно десять картофелин, и отдать за них придется сорок рублей. Вопрос: сколько стоит один корнеплод? Производим деление. Получаем четыре целковых. Ого! Ощутимо! Теперь внимательно изучаем ломтик, который вы столь нерачительно пытались похоронить в отходах. Это примерно одна восьмая по размеру от целого. Снова делим, имеем на выходе пятьдесят копеек. Напрягите воображение, представьте, что на тарелке лежит монетка. Бросите ее из окна? – Нет, – ответила я. – А почему? – тут же спросил Карфагеныч. – Деньги не вышвыривают, – сказала я. Каро прищурился. – Вот! Но вы хотели это сделать! Не смотрите, что картошка, это деньги. И если прибавить сюда стоимость растительного масла… Дочь, ты какое берешь? – Оливковое, – прошептала Лапа, – зелененькое, испанское. Карфагеныч оттопырил губу.