— Шампанского? — спрашивает потрясающе красивая девушка в рубашке поло с неброским логотипом на груди; в руках у нее поднос с высокими серебряными бокалами. Я улыбаюсь и беру один. — Благодарю. — Как вы до нас добрались? — мурлычет она, и — как ни удивительно — правда ждет ответа. — О… Отлично. Спасибо. — Я Милли. Буду обслуживать вас в вашем шале всю неделю, и если вам что-то понадобится — что угодно, — просто дайте мне знать. Легкий сквозняк знаменует появление Хьюго, который входит в дверь и по-хозяйски кладет руку мне на талию. Я вздрагиваю. — Шампанского, сэр? — говорит девушка, протягивая ему поднос, и повторяет: — Я — Милли, и если вам что-то понадобится… — Здо́рово, — отвечает он. — Может быть, присядете у камина, а Мэтт пока принесет ваши вещи? — продолжает Милли. — А я угощу вас канапе. Остальные должны приехать в течение часа; наверное, лучше дождаться их, прежде чем подавать ужин? Кивнув, она разворачивается и скрывается за деревянной дверью, видимо, ведущей в кухню. Мы с Хьюго усаживаемся рядышком на один из громадных диванов у полыхающего огня. Я делаю щедрый глоток шампанского, Хьюго медленно тянет из своего бокала. — Ничего себе местечко, да? — говорит он. Действительно… Одна стена в доме полностью стеклянная, и хотя сейчас уже темно, вид на долину, переливающуюся огнями, просто поразителен. Уверена, днем будет еще красивей. Гостиная с двойным светом, каменные стены, большущий обеденный стол с мраморной столешницей, повсюду роскошные шкуры. Когда мы приехали, у входа горели настоящие факелы. — Да, местечко ничего, — соглашаюсь я. До встречи с Хьюго я в таких никогда не бывала. — Здорово ты придумала приехать сюда, — замечает он. — Я знала, что тебе понравится, — откликаюсь я равнодушно. — Наверняка и Саймону понравится тоже, — добавляет он. — Очень… достойно. — Достойно? — переспрашиваю я, безуспешно пытаясь скрыть сарказм. — Серьезно? Хьюго обижается, и на мгновение мне становится неловко. Конечно, он может быть утомителен, но в целом действует из добрых побуждений. Эта неделя для него очень важна, и я это знаю. — Кто он такой, особа королевских кровей? — Ладно, может, «достойно» не совсем верное слово, — бормочет Хьюго. — Но если Саймон хорошо проведет эту неделю, у нас будет куда больше шансов продать ему долю в компании. Ты же знаешь, как это бывает. Я киваю, прикидывая, не померещился ли мне скрытый за этими словами подтекст: «Так что веди себя как следует и не вздумай поставить меня в неловкое положение». Он берет меня за руку. — Теперь ты рада, что поехала со мной? Я поворачиваюсь к нему и улыбаюсь. — О да. — Чистая ложь. * * * Саймон прибывает около часа спустя и оказывается ровно таким, каким я его себе представляла, — обрюзглым, краснолицым и громогласным. Прядь волос, прикрывающая лысину, кажется крашеной. Его жена Кэсс, наоборот, опровергает мои ожидания: она лет на двадцать младше нас всех — вполне могла бы приходиться Саймону дочерью, — с шикарными светлыми волосами и, что самое удивительное, крошечным младенцем на руках. О ребенке Хьюго не упоминал. За ними следует еще одна девушка едва за двадцать, как и Кэсс, — видимо, няня. После традиционных хлопков по плечу и легкой пикировки (между Хьюго и Саймоном), воздушных поцелуев и восторгов в адрес ребенка (восторгаемся мы с Кэсс, я — неискренне) няня — ее зовут Сара — уносит крошку Иниго, и мы усаживаемся ужинать за гигантским столом. Ужин роскошный. Опять шампанское с изысканными закусками, потом воздушнейшее суфле, перепелки с картофелем-дофин и ассорти десертов. Ну и, конечно, вино рекой. Я думала, что обычно девушки, обслуживающие шале, ужинают с гостями, но выясняется, что наше шале не такое. Конечно, надо было догадаться. Даже не догадаться, а знать, ведь это я занималась бронированием. Милли неслышно перемещается между столом и кухней, приносит блюда, забирает пустые тарелки, подливает вино и воду, чтобы ни у кого не стоял пустой бокал. Саймон зычно что-то рассказывает — я не прислушиваюсь, — и Хьюго то заходится смехом, то поддакивает изо всех сил. Я ощущаю укол ненависти, который сразу сменяется чувством вины. Я знала, во что ввязываюсь, когда выходила за него замуж. Он тут ни при чем. За ужином мы с Кэсс поддерживаем вежливую беседу. Она милая, но скучная. Я расспрашиваю ее про ребенка, хотя во всем мире не найдется человека, менее интересующегося младенцами, чем я, и Кэсс отвечает — любезно, но как-то отстраненно. До рождения Иниго она занималась кейтерингом. Пока не решила, вернется ли на работу, но скорее всего, нет; Саймон настаивает на том, чтобы жена оставалась дома. Кэсс не особо разговорчива. Я немного рассказываю про свою работу и нашу с Хьюго свадьбу, она улыбается и кивает; глаза у нее стеклянные. Надо было лучше постараться и донести-таки до Хьюго, что нет никакой необходимости мне ехать с ним на эту неделю. Милли возвращается с подносом — на нем кофе и травяной чай — и аккуратно расставляет чашки на столе. — Если больше ничего не нужно, я могу вам пожелать спокойной ночи? — говорит она, тактично придавая фразе вопросительное звучание. Наверняка ей уже не терпится уйти. — Увидимся с вами утром. Во сколько вы хотели бы позавтракать? — В восемь часов, пожалуйста! — заявляет Саймон, даже не пытаясь встретиться взглядом с остальными, чтобы получить согласие. — Мы же собрались попасть на первый подъемник, правда, Хьюго? — Конечно! — соглашается тот, вполне предсказуемо. Любое слово Саймона на этой неделе — закон. — Дамы, — обращается к нам Саймон, — я взял на себя смелость пригласить для вас инструктора. Надеюсь, вы не против. Я уже открываю рот, чтобы возразить, — не собираюсь я подниматься в восемь утра, и урок лыж мне не нужен. Но Хьюго стреляет в меня глазами, и приходится закрыть рот обратно, хотя внутри я так и киплю. — Звучит здо́рово, — отвечает Хьюго. — Прошу прощения, но, думаю, мне пора в постель, — говорю я, театрально зевая, и беру со стола свой травяной чай. — Выпью у себя в комнате. — Я присоединюсь к тебе через минуту, дорогая, — отзывается Хьюго. Мне хочется чесаться; делаю вид, что не услышала его. * * * Наша спальня почти такая же впечатляющая, как гостиная. Огромная кровать с хрустящими белыми простынями и невероятно пышным одеялом почти полностью закрыта меховыми подушками и пледами. Глажу мех рукой — он настоящий. Стены здесь тоже каменные, с деревянными панелями, как и внизу. За громадной раздвижной дверью — ванная с ванной на двоих и душем, выложенным мраморной плиткой. Сбрасываю туфли и ступаю на подогреваемый пол, температура которого регулируется сенсорной панелью на стене. В спальне идеальный порядок, потому что наши вещи, прибывшие в дорожном наборе от «Малбери» (свадебный подарок матери Хьюго), уже распакованы и разложены по местам. Это одна из обычных услуг в подобных местах, которую я ненавижу, — мне не нравится, что чужой человек трогает мои вещи. Проверяю, на месте ли мой кошелек и планшет, хоть и на секунду не допускаю мысли, что их могли украсть. Отворачиваю кран над гигантской ванной и выливаю в нее содержимое зеленой бутылочки с логотипом «Гермес». «Гермес» — как мило… Раздеваюсь, бросая одежду прямо на пол. Беспорядок наверняка разозлит Хьюго, но мне плевать. Погружаюсь в пену, закрываю кран и жмурю глаза. Еще каких-то семь дней… * * * — Реа? Голос Хьюго пронзительный и чересчур громкий. Я распахиваю глаза. Вода едва теплая — наверное, я задремала. — Ты не видела мою книгу? Он бросает в мою сторону многозначительный взгляд — уж не знаю, упрек это или беспокойство. — Нельзя спать в ванне! Это опасно. Я вылезаю из воды, и Хьюго протягивает мне халат, но сначала жадно пробегает глазами по моему обнаженному телу. Брр… — Знаю, — говорю. — Просто я слишком устала. Долгий выдался день. Хьюго легонько пробегает пальцами по моей шее, потом по груди и до талии. — Слишком устала, чтобы… — интересуется он. Я целую его в щеку и отвечаю: — Давай-ка сначала прими душ, а там посмотрим, — прекрасно зная, что, когда Хьюго ляжет в постель, я уже притворюсь спящей.